04.1912 (ЛП)
Мэри ссутулилась и обхватила себя за плечи. Изо всех сил она старалась стать как можно менее приметной, чтобы разбушевавшиеся пассажиры не задевали её, чтобы обрести наибольшую устойчивость. Смятение прокатывалось внутри неё паровым катком. Никогда ещё она не чувствовала такого бессилия и такого ужаса. Когда миссис Джеймс сошла с ума и едва было не подпалила дом, Мэри казалось, что она познала настоящую глубину отчаяния, бессилия перед необоримыми внешними силами. Но тогда она могла знать хотя бы что-то определённо: она столкнулась с безумием, но с безумием человека, которого знала и любила прежде. А сейчас её противником была слепая и жадная стихия, и она не могла рассчитывать ни на жалость, ни на слабость, ни на пробуждение мимолётного проблеска разума.
«Мистер Уайльд, — вдруг подумала она и прижала трясущиеся руки к груди, — пожалуйста, помогите нам!»
Джо всё ещё пытался оттащить от себя буйствующую Лиззи. Та хваталась за него с сумасшедшей силой человека, которому больше нечего терять, и твердила:
— С тобой, только с тобой и никак иначе! Никак иначе!..
— Лиззи, перестань, прекрати, слышишь! Перестань! Мы с па лезли сюда как оголтелые не для того, чтобы ты начала устраивать сцены и истерики, мы с па тоже хотим жить, а ты сейчас…
— Если я уйду, ты останешься! — выпалила Лиззи отчаянно. — Я знаю, что ты останешься!
Мэри впервые обратила внимание на достаточно странного пассажира, что стоял рядом с Джо. Этот пассажир с удивительной лёгкостью держался в разгневанном и растерянном месиве людей. В электрическом свете его абсолютно лысая макушка слабо поблескивала маслянистым сиянием.
— Внизу настоящий ад, — сказал он и слабо покачал головой, — когда мы уходили, почти все решётки были опущены. Иначе на верхние палубы не попасть. Повсюду паника. Видали мы одного парнишку, совсем спятившего, из первого класса, у которого ты, Джо, ещё рубашку стянул…
— Я ничего у него не крал!
— Парень даже своими ногами идти не мог, когда стюард с отцом его тащили в шлюпку, — заключил лысый пассажир и вздохнул. — Толстосумов, конечно, будут сажать в первую очередь. Ну а уж те, кто внизу…
— Неужели вы хотите сказать, что большинство людей… — ахнула Мэри.
Тёмные живые глаза лысого господина оставались грустными, но спокойными.
— Да, — сказал он, — их заперли внизу, как свиней. Моей жене с дочкой повезло: их-то стюарды вывели, а об остальных они, кажется, просто забыли. Да теперь и понятно, собственно, почему, — он невесело хохотнул и осмотрелся.
Мэри едва могла устоять на ногах.
— Боже, — прошептала она, — но ведь там внизу… ведь там так много людей…
— Что вам об этом беспокоиться? — поинтересовался лысый господин и покачал головой. — Вы-то тут ничем уже не поможете. Садитесь в шлюпку, милая девочка, и забудьте вы скорее об этом несчастном корабле — он вам сейчас совсем без надобности.
Лиззи и Джо ожесточённо продолжали препираться у них за спинами. Джо насильно разжимал пальцы Лиззи, сомкнувшиеся вокруг его воротника, Лиззи тем временем настойчиво стискивала пальцы другой, свободной, руки у него на запястье. У обоих на лицах застыли тревожные, напряжённые выражения, в глазах поселилось злое упорство. Казалось, что они вышли состязаться на ринг.
— Я ведь тебе сказал, — прошипел Джо с расстановкой, — чтобы ты отцепилась от меня, села и спасалась! Какого чёрта мы с тобой тогда побратались, если ты меня не слушаешься?
— Побратались мы не для этого! — отрезала Лиззи. — Мы побратались, чтобы быть вместе всегда-всегда! Помнишь ведь? Помнишь? Братанье — это тебе не оторви да выбрось… это ведь твои слова, Джо! Ты сам мне их сказал!
— Слушай, побрататься — значит всегда быть друг за друга горой… я тебя спасти хочу, так давай же, спасайся, дурёха! И спасти я тебя хочу потому, что мы побратались, потому, что это не оторви да выбрось — вот почему! — отчаянно прокричал Джо. — Слышишь ведь, Лиззи? Садись, чёрт бы тебя побрал, в шлюпку!
— Нет! — Лиззи обхватила его за шею и прильнула к нему всем телом. — Нет! А ты вспомни другое: что ты мне говорил? Мы обещали… что на берег мы сойдём только вместе, и убежим, и будем работать на «Титанике»…
— «Титаник» твой сейчас…
— А если не на «Титанике», то на любом другом корабле, всё равно, на каком, лишь бы платили и ходили далеко… мы обещали, что вместе увидим целый мир, — кричала Лиззи, давясь слезами, — и что потом, когда заработаем много денег, поселимся в одном доме и напишем книгу… Тогда даже через много лет кто-нибудь, кто её прочтёт, вспомнил, что жили-были на свете вот такие Джо и Лиззи — лучшие друзья! Вот о чём мы договаривались! Я своё слово держу… я никуда… никуда без тебя никогда не денусь! Слышишь меня? Ты меня слышишь, глупый мальчишка?
— Лиззи… отцепись… отцепись, садись в шлюпку! — неистовствовал Джо. — Давай же, пожалуйста! Пожалуйста!
Его голос зазвенел, как тонкая струна, что вот-вот порвётся, и на глазах у него тоже выступили слёзы. Лиззи отчаянно, резко мотнула головой и прижалась к Джо ещё теснее.
— Нет, — выдохнула она обессиленно, — нет, Джо. Я никуда без тебя не уйду.
— Лиззи, ведь я же прошу тебя… я тебя и умолять готов, даже на коленях готов, садись в чёртову шлюпку, мы с па сами выкарабкаемся… Мы бывали в куче переделок: и бегали от кредиторов, и от папашиных любовниц, и от полицейских собак, и от тупых констеблей, и от умных тоже, — у нас горела квартира, и нас однажды чуть было не ограбили… неужели ты думаешь, что мы тут не выживем? Не бойся этой шлюпки, Лиззи, садись и ни о чём не думай, я обещаю, что я доберусь до тебя, что со мной ничего не случится… Слышишь, я обещаю, что я выживу, что мы вместе вырастем, а потом сбежим, пойдём работать в доки, на любой корабль, но я бы хотел на «Олимпик», что мы посмотрим весь мир, заработаем кучу денег и, так уж и быть, напишем эту твою чёртову книгу, хотя я тебе ни разу не писатель… Слышишь, Лиззи, мы сделаем всё то, что ты хотела бы, только сядь, пожалуйста, уже в любую шлюпку, чёрт тебя дери, и дело с концом!
— Нет! Думаешь, мне не страшно? — прошептала Лиззи. — Думаешь, я не боюсь, что я тут пойду ко дну, что не будет ни кораблей, ни книги… что ничего не будет? Но оставить тебя здесь мне страшнее! Поэтому я буду тут… если спасёмся, то вместе, я буду об этом знать, если нет, то мы, опять же, будем вместе… я не хочу потом мучиться… спрашивать себя, жив ты или нет…
— Я выживу, — тихо сказал Джо в ответ, — обещаю тебе, что выживу, Лиззи. Пожалуйста, не мучай себя, меня и сестру… садись… садись и ничего не бойся!
— Я не хочу…
— Папа, держи её!
Мэри и мистер Дойл тут же обернулись. Мистер Дойл проворно сунул под мышку свой чемоданчик и обеими руками стиснул плечи Лиззи. Мэри обхватила её за талию, а Джо упёрся кулаками ей в грудь. Лиззи завопила страшным сорванным голосом, как допрашиваемый в пыточных застенках:
— Нет! Нет! Я хочу к Джо, я хочу к Джо, пустите меня к нему, пожалуйста…
— Лиззи, садись в шлюпку! — отрывисто скомандовал Джо и оттолкнул её.
Лиззи взмыла в воздух, безумно суча ногами, как рассерженный младенец, когда мистер Дойл и Мэри приподняли её. Вдвоём они вонзились в толпу, и безумно вопящая, плачущая и извивающаяся Лиззи сослужила им хорошую службу: она, как таран, пробивала дорогу. Лиззи хрипло твердила:
— Я хочу к Джо, я хочу к Джо, пожалуйста, я хочу к нему…
— Лиззи, хватит! — прокричала Мэри. Ропот толпы съедал её слова на середине. — Хватит, прекрати, перестань, хватит!
— Джо! Джо! — отчаянно призывала Лиззи. — Поставьте меня… не трогайте меня… пожалуйста, я хочу к нему… я не хочу никуда без него!..
Мистер Дойл не тратил времени на уговоры. С решительностью воина он прокладывал дорогу к борту. Люди взволнованно вопили и размахивали руками, то тут, то там раздавались стоны и отчаянные призывы о помощи. У борта бурлила необузданная масса, которая, казалось, вот-вот начнёт выпрыгивать за борт в надежде на то, что сумеет попасть в какую-нибудь из спускающихся шлюпок.