За семью замками. Снаружи (СИ)

Но прошло всего-ничего и…
К концу осени живот стал уже заметным не только для Кости и не только, когда она раздета. Он притягивал к себе взгляды немногих служащих и Гаврилы, который только улыбался тепло… Непроизвольно заставляя Агату стыдиться.
Потому что в мире существовало два человека, которые знали: она собиралась позволить выскоблить из себя человека, которого сейчас… Не прямо-таки уже любила до полного разложения мозга, но с которым сроднилась. Макс стал совсем ощутимым. Ему было просторно, он во всю упражнялся. Агата это чувствовала, она получала от этого удовольствие. Делилась с Костей, а потом затаив дыхание следила, как по-детски непосредственно радуется он.
Случается это редко, потому что с каждым днем свободного времени у Гордеева оставалось всё меньше. Теперь он мотался по регионам. Общался с избирателями, посещал предприятия, выступал на региональном телевидении.
Агата пыталась хотя бы слегка вникнуть в его график и специфику деятельности, но запуталась сразу же. Списала на то, что всему виной умственная расслабленность беременной, потому что признавать себя просто тупорылой как-то не хотелось.
Но итог это не меняло.
Костя бывал дома редко. Если в неделю три ночи он с ней — им фартонуло. Но фартило не всегда.
По Косте видно было, что такое состояние вещей и ему не очень нравится, но он по-прежнему был полон амбиций. А Агата решила, что женой она будет… Терпеливой.
Если ему нужно это — пусть стремится. От нее это стремление не требует ничего, кроме обеспечения ему спокойствия, что дома всё хорошо.
Агата старалась его давать. А себя занимать. Стерва Павловна, как по-прежнему ласково называл врачиху Костя, была мастером давать домашние задания, исполнения которых занимало у Агаты уйму времени.
Остальное она тратила на то, что считала важным сама.
Ну и как-то… Жили, в общем.
Привыкали. Становились ещё ближе. Пусть изредка, но катались снова. Уже на красненькой. Костя наконец-то был доволен. Агата наконец-то заценила подарок.
Много говорили. Гуляли на речку.
Костя намекал, что ей бы попробовать хотя бы со специалистом пообщаться, но Агата держала оборону. Она пока не хотела. Не отрицала эту возможность в принципе, но пока видела свою терапию в другом. Училась обсуждать с Костей то, что не обсуждала ни с кем и никогда. Потихоньку продвигаясь в сторону абсолютного доверия, чтобы, возможно, рассказать когда-то всё без утайки.
Но это уже, когда у них родится Макс.
Агате казалось, так будет правильно.
Про Вышинского она спрашивала редко и очень осторожно. Костя реагировал обычно не очень терпеливо. Его логика сводилась к «ты мне все рассказала, молодец. Свободна. Дальше я сам». Он таким образом ее защищал, ограждал. Агата же только вздыхала, продолжая чувствовать тревогу.
Косте она верила. И в него она верила, но и совсем дурой-то не была. Как выглядит со стороны, понимала. Что они теперь на пороховой бочке — тоже.
Хотя чему удивляться?
Они с самого начала выплясывали на той самой бочке. Просто не знали об этом. А рванула… Как-то аккуратно что ли… Ювелирно даже. Повезло. Чертовски всё же повезло…
Костя сказал, что её история известной общественности не станет. Ещё сказал, что с Вышинским он поквитается. Спрашивал, знает ли Агата, кому ещё известны подробности. Она ответила честно: с ней говорили, но она не помнит, кто. Многое в голове действительно смешалось.
Просто запомнилось, что случившееся внутри — секрет. О нем надо молчать. Будет молчать — будет жить. Жить она хотела. За жизнь она всегда цеплялась зубами.
И теперь даже смело думала, что не зря. Внезапно полюбила другого человека. Внезапно семью получила.
Не нормальную, но свою.
Улыбаясь, держа в руках книгу формата А4, Агата шла в сторону Гордеевского кабинета в их доме.
Бой семенил следом, то и дело тычась носом в спину и попу.
Типа: «эй, хозяйка, а ну сюда иди, со мной играть пошли»…
Агата же только поворачивала голову, шикала и отмахивалась.
Потому что семейка у них… Та ещё. Сплошняком эгоисты, требующие к себе безграничной любви. Что она. Что Костя. Что Бой.
 
И Макс же родится таким же скорее всего…
Это немного пугало.
Но, с другой стороны, они все учились с достоинством принимать то, что любовь приходится делить. И делиться.
Агата постучала в кабинет, слышала, что Гордеев там треплется по телефону.
Посмотрела извинительно на затормозившего за пару шагов Боя, который будто интуитивно чувствовал «мертвые зоны», которые его жестокий хозяин не позволял псу переступать… Остановился, протянул разочарованное «ммм», опустил голову…
— Завтра ночью спишь на кровати, договорились? — Агата не выдержала. Прошептала тихо, увидела, что голова взлетает, уши поднимаются, хвост начинает шевелиться…
Улыбнулась, качая головой.
Тоже манипулятор… Сказать бы мелкий, да как-то… Крупноват.
Она прекрасно знала, что пса нельзя пускать на постель. Знала… И пускала.
Когда об этом стало известно Косте, он бесился. Орал что-то там об адекватности. Спрашивал, нахера платил такие бабки, чтобы ему воспитали пса? Интересовался, может ему теперь на место Боя переехать?
Агата слушала всё это, кивала, угумкала, переживала бурю, в общем, делая вид, что раскаивается…
Но дело в том, что только делая. Потому что когда Гордеева нет в городе… Его мнение здесь никого не интересует. Они живут, как хотят. А когда хозяин возвращается — заметают следы и делают вид, что вели себя хорошо.
Сегодня он был в столице. Завтра вечером уезжал в очередной «тур». В последнее время, если был в городе, старался по максимуму работать из дому. Агата об этом не просила, но ей очень понравилось это новшество.
Потому что он всегда под боком. Можно подойти, прижаться, поцеловаться… Ей было с Костей хорошо. Перед сном они включали фильмы, под которые Гордеев дрых, а Агата пускала ни разу не скупую слезу.
А еще потому, что в такие дни у них по плану были уроки.
Агата пробовала себя в качестве преподавателя. Костя… Учился.
Как оказалось, Костя не знает английский. Вообще не знает. Катастрофически. И это, наверное, если не стоило, то хотя бы можно было предвидеть, но Агата даже мысли не допускала.
Слишком Костя казался ей во всём преуспевающим. А как можно преуспеть, не зная то, что для нее кажется элементарным?
Оказалось, можно.
Очевидно, что в детдомовские времена знаниям в его голове взяться было неоткуда. Он не хотел учиться у тех, кого не уважал. Ему не подходили методы. Он презирал свою реальность.
Потом всему учился сам.
Ему повезло — он обладал фотографической, невероятной просто памятью. Ну и логикой, а еще смекалкой и высокой скоростью мышления.
Ему достаточно было раз пробежаться по тексту — и он запоминал. Костя был достаточно дотошным, чтобы разобраться во всем, что его интересовало. Хватал на лету. Глотал жадно. Добился успеха не на чистом везении, а на адовой работе. В частности, на развитии себя.
Слушая записи его эфиров, смотря ток-шоу с ним, Агата часто чувствовала, что волоски на руках поднимаются, потому что ей сложно было сопоставить своего очаровательного гопника и человека, который рассуждает так просто и одновременно так глубоко. А еще грамотно и внятно. И вообще…
Не влюбись она в него давным-давно, еще по переписке, влюбилась бы сейчас. И караулила бы у въезда в поселок, чтобы как-то раз его машина остановилась, и она напросилась чисто на ночь…
Потому что оказалось, что Костин интеллект заводит её по-особенному сильно. А может это всё гормоны, которые всё никак не хотели униматься. Живот рос, а желания не менялись.
Телесный контакт. Все мысли о телесном контакте. Больше телесного контакта!
Где бы ни накрыло — везде чтоб телесный контакт…
И за это их «уроки» Агата тоже любила особенно.
Без телесного контакта не обходилось. Обычно начинали с языка… Слово за слово… Ну и погнали, что ли…