Искры на воде (сборник)
—
Вот и наступила хорошая жизнь, — проговорил Кузьма Захаров, — борониться от своей армии приходится. Давно ль в ней наши сыны были, что же такое творится! Боже мой, как же так?
Селяне, нахлебавшиеся горькой жизни до отвала, не хотели понимать и принимать происходившее вокруг безобразие. Красные, белые, большевики, меньшевики. Что за масти такие? Кричат про народную власть, чтоб народу лучше жилось, а как хлеб без труда вырастишь? Легко ничего не даётся. Значит, врут те, кто обещает лёгкую жизнь. А многие поверили.
Просидели старики допоздна, проговорили, да так до конца и не поняли ничего.
Хороших коней угнали ещё ночью. С утра прятали всё, что могли, да поглядывали на окраину деревни, откуда должна появиться армия. Ждали, ждали и дождались. Ближе к вечеру появились верховые с винтовками за спиной, за ними на санях везли имущество и раненых солдат.
Третья армия Колчака под командованием генерал-лейтенанта Каппеля после предательства генерала Зиневича с тяжёлыми боями прорвала окружение под Красноярском и двинулась на восток, в сторону Иркутска. Пробираться приходилось по руслам замёрзших рек. Двигаясь по реке Кан, генерал провалился в воду, но никому ничего не сказал. Когда его через несколько дней осмотрел врач, оказалось, что уже поздно: на ногах развивалась гангрена. Смертельно больной генерал не покинул свои войска, продолжал ехать на коне, привязанный к седлу. В Тинской войска разделились. Часть во главе с Каппелем пошла по Московскому тракту. Остальные, с генералом Сахаровым во главе, пошли в обход Тайшета — через Саранчет, Туманшет и Камышлеевку. Добрались до деревень Тальской и Благодатской, дальше через Тым- быр вышли на Замзор. Там соединились с основными частями армии, удачно, без боёв проследовавшими Суетиху и Тайшет. Шли не через сам Тайшет, а южнее, через Луку, Авдюшино, Луговское, Андреевку. Армия в большинстве своём состояла из пленных красноармейцев, которые при случае переходили к противнику или дезертировали. Условия похода были очень тяжёлые: морозы доходили до пятидесяти градусов. Все деревни вдоль тракта были пусты, поэтому пришлось разделиться. Практически небоеспособная, голодная, с большим количеством обмороженных и простуженных солдат, армия ползла на восток, по пути занималась мародёрством и грабежами. Заходили в нетронутые Гражданской войной деревни, забирали хороших лошадей, оставляя в лучшем случае полуживых, резали скотину, забирали тёплые вещи. О таких её подвигах весть летела впереди армии. Кто успевал, старались попрятать всё, кто не смог спрятать, теряли нажитое.
Вот такие войска входили в Камышлеевку шестнадцатого января 1920 года. Вся колонна расползалась по деревне, заходя в дома и располагаясь на ночлег. Кто-то из солдат сразу шёл в хлев, били кур и овец, то, что можно было быстро сварить. Хозяева молча наблюдали за грабежом. Солдаты всё делали без разговоров, ничего не спрашивая, ничего не говоря; пристрелили несколько собак, рьяно охранявших хозяйское добро. Правда, пожалели коров, но высматривали коней. Кое-каких забрали, оставив взамен худых и измождённых. В котлах варили мясо, тут же съедали и варили ещё. Что оставалось, забирали с собой, никто не знал, что будет завтра. Сельчане не препятствовали мародёрам, поэтому обошлось без насилия, никого не тронули. В каждом доме хозяева сидели где-нибудь в уголке и безмолвно наблюдали. Так было до полуночи, потом всё понемногу угомонилось. Ни офицеров, никакого руководства не наблюдалось. Обезумевшие от холода и усталости, солдаты словно никого не видели, а утром, с рассветом, стали грузиться в повозки, и уже к обеду в деревне не осталось никого. Многие не досчитались своей скотины, но никто не лил слёзы, могло быть и хуже. Ещё трое суток мимо тянулись редкие повозки с ранеными, но в деревне больше никто не остановился. Через три ночи пригнали лошадей, которых удалось сохранить. Всё обошлось. Деревенская власть, Васька Бутьянов, приехал только в начале февраля, опять закрылся в своём сельсовете и никому не докучал. Его матери, которая лишилась всех кур, собрали с десяток хохлаток с тех дворов, где все сохранились. Татьяну Бутьянову в деревне жалели. Мало, что вдова, так и сыны: один недотёпа, а другой бумажки перекладывает в сельсовете, про домашнее хозяйство и забыл.
36
Вот так и прошла Гражданская война мимо деревни. Не разозлила, не сделала врагами камышлеевцев. Наступала весна двадцатого года, пришла новая жизнь. А деревне было уже больше двадцати лет. Тогда, в двадцатом, когда ещё продолжалась Гражданская война, сельчане верили, что в будущем станет только лучше. Никто ещё не знал и не догадывался, что уже через семь лет деревня одной из первой в Тайшетской волости, после Конторки, станет колхозом. Даже и мыслей не было, что через десять лет кучка активистов, понукаемая властями, начнёт раскулачивание соседей. Часть из активистов будет принимать решения и выполнять план по раскулачиванию, другие после собрания будут предупреждать своих соседей о беде. Раскулачивали из-за хорошего дома, который после освобождения тут же занимали активисты. Из-за хорошей коровы, не беря во внимание, что в семье много детей. И стала деревня разъезжаться. Раскулаченные уезжали в Тайшет, Суетиху, Юрты, бросая всё, что нельзя было забрать. Большой план был спущен активистам, много домов осталось брошенными. Рабочих рук лишились колхозники. Хорошо, хватило ума не пролить кровь односельчан.
А план по производству сельхозпродуктов никто не уменьшал. И уже в конце тридцатых выбранные люди опять поехали вербовать на жительство в Сибирь крестьян из Центральной России, где сполна познали голод. И снова в тридцать девятом году приехало много поселенцев в Камышлеевку. Заселили их в брошенные дома, заставили вступить в колхоз. И снова люди радовались, что хоть здесь наелись хлеба досыта, вкус которого они уже и забыли в родных краях. Хотя и не было помощи, как первым переселенцам, но многие удержались, остались, потом прижились и не желали места лучшего. Несмотря на все невзгоды, на все беды, в деревне остались доброжелательные отношения среди жителей до самого конца. До тех пор, пока разными экспериментами над деревней не выжили всех жителей с обихоженной земли.
В семидесяти километрах от Тайшета, в южном направлении, есть на дороге место, обозначенное знаками «д. Камышлеевка» начало и «д. Ка- мышлеевка» конец. Все дома: и те, что были построены самыми первыми поселенцами и возведённые в последующие годы, развезли по округе. Теперь ничто не напоминает о прошлом, кроме некоторых развалин и черёмух, посаженных некогда возле домов. Только в самом начале деревни, откуда она пошла, стоят три дома как укор, напоминающий, что не так давно здесь было около восьмидесяти дворов и счастливо жило более четырёхсот человек. Не радуют взгляд изъеденные мелкими оврагами и заросшие молодыми соснами да осинами поля за речкой, которые когда-то пришлось раскорчёвывать до кровавых мозолей. Осталась жива берёзовая роща, только постарела, сникла. И никто не подрубает уже деревья, чтобы набрать соку по весне. Высохли и упали тополя, украшавшие улицу напротив мыльниковской усадьбы.
Иногда встретятся бывшие односельчане в городе на рынке, вспомнят прошлое, да разойдутся. Немного их уже и осталось.
Братья
Роман
А нужно ли искать свою дорогу?
А стоит ли позвать с собой друзей?
Пролог
Хлёсткий выстрел разорвал тишину притихшего осеннего леса. Пожелтевшие берёзы вдруг заволновались, зашелестели, зашумели, размахивая космами. На раскрасневшейся осине мелко задрожали листочки, словно испуганные резким звуком. Ворковала небольшая речушка, выныривая из-за крупных валунов и опираясь на небольшую песчаную косу, а потом пряталась в камнях и весело ворчала. На другом берегу речки высокая перезрелая трава склонила голову к воде. Речные струи цепляли её за макушку, тянули в воду и отпускали. Трава сердито дёргалась, но опять скрывалась под водой.