Искры на воде (сборник)
Егор рассказал, что у них все будут зимовать в домах. Обеспечат себя на зиму и продуктами, и кормами для скота. Осталось только овец прикупить — и всё.
—
Дивные ты дела говоришь, Егор Петрович. Верно ли так? — улыбаясь, спросил Ручкин. — Молодец! Буду докладывать начальству. А у Игната как?
—
Хорошо. Он здесь тоже, куда-то по делам пошёл.
—
А чего вы здесь?
—
Сына крестил, — улыбнулся Егор.
—
Вот и ладно. Поздравляю! Как мать?
—
Хорошо.
—
После Покрова, как станут дороги, приеду с инспекцией, возможно, не один. Комиссия по расселению — подготовка к большому поселению. Сейчас, извини, не могу больше говорить, спешу очень.
Егор рассказал Игнату о встрече.
—
Приедет, встретим, — пожал плечами Комов. Какой-то особой радости в его словах Егор не услышал.
—
Ты чего? Случилось что? — спросил Егор.
—
Случилось. Потом расскажу.
Хоть и стояла тёплая погода, телега у Егора была застелена дохой. Были тулуп и полушубок с собой, чтобы не заморозить мать и младенца. Укутав жену и малыша, Егор привязал повод к повозке Игната.
—
Настя, вы можете поспать, а я с Комовым переговорю. Я привязал повод, можешь смело отдыхать.
—
Иди, Егоша, я и впрямь устала. Да и покормлю мужичка. Прожорлив больно, — улыбнулась она. — Вырастит большой, как ты.
—
С Божьей помощью вырастит.
Егор пересел к Игнату.
—
Чего случилось?
—
Походил я среди людей, послушал новости.
—
И чего говорят?
—
Говорят, что много народу в Сибирь прут на поселение. Много тысяч. С Рассей, с Белоруссии, с Казани татар гонят. Люди разные, и за дела разные некоторых посылают в Сибирь. Много лихих людей будет. Прощай, жизнь спокойная.
—
Может, обойдётся? Мест много, Сибирь большая, не всех же к нам. Да и сами лихие люди не полезут в глушь. Им место, где народу больше.
—
Чугунку тянут, скоро к нам проведут. Вот тогда и повезут тыщами людей. Ты вот представь: нам с тобой прислали пятнадцать семей, нужно каждому помочь закрепиться за жизнь, сколько мы трудов положили. Денег дали в достатке, никто не говорит, но деньгами лес не заготовишь, люди нужны. А у нас и за деньги много ли можно нанять, ты вот постоянно нанимаешь, где берёшь?
—
Я на сезон нанимаю, — сказал Егор. — Плачу неплохо, главное, не обманываю. Где беру? А по деревням еду, и вниз по реке, и вверх по Бирюсе. Нанять нелегко, никто не желает от дома надолго отлучаться. В верховье Бирюсы многие идут мыть золото, там его, говорят, много.
—
Оно и у нас есть, — сказал Игнат, — много раз в желудках глухарей находил самородки. Россыпей, правда, не видел, мыть сам не пробовал, не захотел. Зло это большое, затягивает, можно и сгинуть в тайге. На Бирюсе золота побольше, на некоторых речках прямо под ногами валяется.
—
Так и валяется?
—
Говорят, — засмеялся Игнат.
—
Надо больше слухов распускать про золото, лихие людишки и подадутся за лёгкой деньгой, а у нас трудяги останутся. Конечно, много народу нам не принять, это ты верно сказал. И ни к чему нам много. Землю под пашню добывать у тайги нелегко, заливных лугов на Туманшете нет, значит, в тайгу надо подаваться. И пусть подаются.
—
От реки далеко, от дороги далеко. Если торговать, то много ли ты наторгуешь без товара, а без дорог не навозишься.
—
Ручкин приедет, попробуем поговорить, в его власти рассылать людей. Надо договориться, чтобы к нам много не слал, а если и отправит кого, то людей работных, толковых.
—
На большое количество людей не соглашайся. Если будет давить, то хотя бы не сразу отвечай, цену набивай, мол, у нас возможностей немного. — Игнат говорил, но продолжал думать о чём-то и помимо разговора.
—
Ладно, встретимся ещё и обмозгуем, что нам делать, — сказал Егор. — Надо привлечь к нашему делу мастеровых, к примеру, кузнеца.
—
Посмотрим. У нас некоторые, что на два-три года раньше поселились, давай нос задирать, строить из себя старожилов, порядки устанавливать. Пришлось усмирить. Ты тоже присматривай, чтобы не завелась паршивая овца. Лучше сразу приструнить, чем потом мучиться.
—
Это верно. Не случилось пока такого. Буду знать.
—
Приглядывай. И ещё, раз комиссия будет, у тебя есть какие бумаги для отчёта?
—
Какие бумаги? — удивился Егор.
—
Если будет комиссия, значит, будут проверять, куда и на что потрачены казённые деньги. Ты себе составь списочек, что ты сделал: сколько леса заготовили, досок напилили, кирпича отожгли. Сколько стекла, гвоздей покупал, и все другое. Цены можешь немного завысить, ведь ездил не к соседу за всем, а далеко. Для чего это? В комиссии может оказаться «бумажная» душа, ему вынь да положь бумажку. А ты ему сразу подай, вопросов будет меньше и подозрений. Деньги казённые остались?
—
Немного.
—
Говори, что не хватило, ещё своих добавлял. Надо ведь ещё людей скотом обеспечить. Согласен?
—
Согласен, а бумажки я составлю. Чего и сколько, и расценки напишу — не понравится, пусть идут и обмеряют.
—
Я думаю, что до этого не дойдёт. Егор, тебе не нужно, конечно, говорить, но на всякий случай скажу: лишнего не говори, спросили — ответил, а сам ничего не предлагай. Чем меньше, тем лучше. Кто знает, какие там будут люди.
Они ещё немного посидели, и Егор пошёл на свою телегу. Настя, прижав к себе сына, лежала с закрытыми глазами.
—
Наговорились? — спросила она, не открывая глаз.
—
Не спишь? Боялся разбудить. Не холодно?
—
Не беспокойся. Чего наговорили?
—
Ручкина встретил в деревне, он сказал, что скоро комиссия приедет к нам с проверкой.
—
Тебе бояться нечего.
—
Я не боюсь. Просто могут ещё поселенцев прислать, на этот раз больше.
—
Много людей — это хорошо, — проговорила Настя и задремала. Поездка не была лёгкой.
Ещё через неделю в деревню пригнали отару овец. Это было последнее, на что пошли переселенческие деньги, выданные Егору. Он ездил по деревням, договаривался с хозяевами об овцах, немного переплатил, чтобы хозяева сами доставили скот. Обещанное было исполнено. Камышлеевцы все вышли из домов, разглядывая такой подарок. До приезда Егора никто ничего не делил, потом разобрали отару на пять групп, и опять тянули бумажки. Все остались довольны. Двух человек, пригнавших овец, накормили, напоили и доставили до Перевоза на подводе. Там они остались на ночь, а утром сами будут добираться по домам.
7
Снег выпал ещё до Покрова, пошёл с вечера и сыпался всю ночь. Тихий, крупный поначалу, он вскоре повалил так обильно, что за три шага ничего не было видно. Совсем лёгкий морозец не замечался. Под утро снег прекратился, сразу стало светло, празднично.
В Камышлеевке вовсю дымили трубы, деревня жила. Трифон Су- ренков ещё до света стал разгребать снег. Разметая тропинки к хлеву, на улицу, Трифон раздумался о том, как сложилась его жизнь. Родители мыкались в батраках всю жизнь. По царскому указу дали волю, люди вышли из крепостных, но что с той воли, если нет земли? Землю дали, но не годную для пахоты. Вот такая получилась свобода. Кто-то брал землю у помещиков в непосильную аренду, кто-то просто уходил в поисках своей доли, только особо идти было некуда. И многие возвращались на поклон к барину, так и маялись. Но вот прошёл слух, что будет заселение Сибири. Само название людей не радовало, ведь в Сибирь ссылали на каторгу преступников. Слухи наводили страху, но слухи слухами, а жить надо было. Тогда отец и сказал:
—
Иди, Трифон, может, тебе улыбнётся удача. Деньги дают на поселение хорошие, глядишь, и справишься.
Взял Трифон жену Марию, дочек, и с другими сельчанами, Антипом Кузнецовым и Фролом Погодиным, отправился в путь. С деньгами не обманули, часть дали сразу, а остальные, сказали, что дадут на месте. И здесь не обманули. Какие-то деньги дали, а на остальные готовят дома. Встретили хорошо, каждый имеет теперь свой дом, небольшой, но новый и крепкий. А кто жил в хоромах? В таких-то никогда не жили. Всё было хорошо, да только тоска иногда так сжимала всё внутри, что выть хотелось. Всё бы это — да там, в родимой сторонке.