Искры на воде (сборник)
—
Пойдём, — согласился сын. — В лесу можно ходить и без лыж.
—
Правильно, — поддакнул Чалык. — Сидит хмурый, я думал, что ты заболел, а ты без охоты такой.
—
Ещё будет время сидеть. По большому снегу я уже не смогу бегать за вами, да и холодно будет. Буду, как женщина, сидеть, шкуры скоблить да языком чесать.
—
Много ты говоришь, уши болят, — заметила Кутега. — За день два слова не сказал, будто язык замёрз и отвалился.
—
Мне ещё парку до пяток надеть и бусы собирать осталось, — буркнул старик. Мужчины носили парки до колен, а женщины до щиколоток.
—
Кутега, — окликнул жену Чалык, понимая, что отец сердится. Женщина замолчала и стала кормить мужчин. Дымящееся мясо, вытащенное из котла, приятно щекотало ноздри. Лучший кусок Кутега подала Шалгу, по обычаю. Он принял и кивнул в знак того, что не сердится на невестку за её болтливый язык.
Огонь в чувале ровно горел, тепло приятно расползалось по чуму. Дрёма стала одолевать всех. Первым в свой угол залез Нюнням и затих. Вскоре и Чалык улёгся, а Шалгу ещё долго сидел — не дают уснуть разные мысли: и лезут, и мучают, не отбиться никак, а если дома сидеть, так вовсе хоть пропадай. Вот и собрался Шалгу убежать от них в лес — там будет не до разных думок. Нужно слушать лес, каждый шорох, даже едва различимый, укажет, где нужно смотреть белку или соболя. Шалгу и без собаки может найти не одного зверька. Так и задремал старик, сидя, не выпуская изо рта трубку.
Утром, едва стало светлеть небо, Шалгу уже был готов к походу. Он попил чаю, выкурил трубку и сидел у чувала, выжидая время. Нюнням тоже был готов и тоже выжидал время. Тронулись только тогда, когда стало совсем светло. Чур бежал впереди, за ним шёл Шалгу, замыкал шествие Нюнням. Отдохнув, он шёл спокойно, внимательно вслушиваясь в шум леса. Охотники ступали тихо, стараясь не смешивать звуки леса с треском сучьев под ногами и скрипом снега. Шалгу первый услышал поцокивание белки. Он остановился, определил направление, откуда шёл звук, и стал всматриваться в лохматые ветки кедра, ожидая, когда проказница-белка шевельнётся, тогда можно и стрелять. Ждать пришлось недолго. Высоко, около макушки дерева, дрогнула ветка, посыпался снежок. Зверёк высунул мордочку и стал разглядывать охотников. Белка не чувствовала опасности, поэтому и не пряталась особо. Шалгу достал тупую стрелу, медленно натянул лук. Стрела сердито фыркнула, сразу же раздался глухой удар. Белка кубарем летела с дерева, пытаясь зацепиться за ветки. Чур поймал её на лету. Он не рвал белку, просто придавливал зубами, а когда зверёк затихал, клал его на снег. Таких собак, которые рвали зверька, а иногда просто хватали добычу и убегали, не держали, от них избавлялись.
Перед обедом Чур залаял как-то особенно. Нюнням понял, что кобель нашёл след соболя. Шалгу вопросительно посмотрел на сына, тот утвердительно кивнул. Голос Чура удалялся. Но вдруг кобель стал привизгивать.
— Остановил, — сказал Нюнням и побежал на лай собаки. Шалгу тоже поспешил. Чур лаял на поваленную осину. Дерево лежало давно и наполовину сгнило. Кобель не только лаял на дерево, но и пытался грызть его. Шалгу внимательно осмотрел валёжину и показал место, куда залез соболь. Старая осина сгнила изнутри, и там образовалась пустота во всю длину дерева. Шалгу «аттесом», полуметровым ножом, заменявшим топор, прорубил отверстие посередине, потом пошёл и прорубил такое же отверстие с другого края. Срубив пару небольших берёз, они с сыном стали с двух сторон толкать прутья в середину осины, постукивая сверху. Соболь выскочил из среднего отверстия, пробежался по голове Чура и отпрыгнул в сторону, попав в снег, провалился с головой.
Чур попытался схватить соболя, но тот пустил в ход свои острые зубы, стараясь вцепиться собаке в нос, самое болезненное место, но кобель не давал ему такой возможности. Зверёк не сдавался: он рычал, фыркал, прыгал прямо на морду собаке. Но опять угодил в снег, оказавшийся роковым для него. Чур схватил соболя поперёк, послышался хруст, зверёк сразу затих. Нюнням подошёл, погладил собаку:
—
Хороший Чур, хороший.
Собака благодарно смотрела хозяину в глаза. Хорошие слова и для собаки радость. Она чувствует доброе слово. Нюнням поднял соболя, посмотрел на свет, дунул на шкурку. Это был не совсем чёрный зверёк, который особенно ценился, но всё же соболь. Первый соболь в этом сезоне. Шалгу осмотрел шкурку, встряхнул зверька и сказал:
—
Ничего, пойдёт. Первый нынче соболь. Хороший у тебя кобель, умный, такого беречь надо, удачу принесёт.
—
Сам всё знает, я не учил.
—
Разве собаку научишь? Тут или будет работать, или нет, — сказал Шалгу. — Нет, собака от рождения способна к охоте, нужно просто не загубить эти знания.
Ближе к вечеру Чур нашёл ещё одного соболя. Только теперь зверёк был на сосне, особо и не прятался, смотрел своими чёрными глазками и определял степень опасности. Нюнням не промахнулся, стрела ударила прямо в подбрюшье, когда зверёк приготовился к прыжку и приподнялся на ветке. Чур схватил его, как и белку. Этот соболь оказался совсем другого окраса. Чёрный, с блестящим отливом, он словно искрился на солнце. Нюнням понимал, что это ценный зверёк, но сказать об этом постеснялся, хотя его прямо распирало от радости.
—
Вот это добрая добыча, — порадовался отец.
День удался. Добыли пару соболей, полтора десятка белок. Не каждый день приносит такую удачу, и надо радоваться прошедшему дню, надо радоваться и будущему дню; с плохим настроением, без надежды на охоту не стоит ходить. А что ещё умеет делать лесной житель? Рыбачить да охотиться, без этого не проживёшь, без всего этого и смысла жить нет. Что нужно человеку? Вырастить детей, показать им дорогу, по которой они пойдут. Вот сейчас Шалгу пытается направить Нюнняма, а тот и сам идёт по верной тропе. Все идут по нужной тропе, так уже заложено в крови у народа Шалгу. Только как идут по этой самой тропе, по этой самой жизни? Многие свою дорогу осилили, кажется, и всё у них хорошо, да только кто их знает, таких людей, живут и живут себе, а спроси, кто это, пожмут плечами и скажут: «Человек, кет». Наверное, это и не плохо, только Шалгу не просто человек. Он был лучшим охотником, он и сейчас лучший мастер на всём Туманшете и Бирюсе, делающий лучшие лодки-ветки, лучшие луки, которые славятся и на Енисее. Шалгу хочет, чтобы и Нюнням был таким мастером. Если взялся за какое-либо дело, то надо быть лучшим. У младшего есть такая жилка, которой нет у Чалыка. Старший сын неплох и на охоте не последний, и рыбу ловит не хуже других, но не лучше всех. И жену хорошую Шалгу нашёл для Чалыка: и мастерица, и на охоте помощница добрая, и всё у них нормально, но и только.
Шло время. Нюнням то один, то с отцом каждый день ходил на промысел. Холодало, выпало уже достаточно снега, чтобы ходить на лыжах. Чур бежал следом по лыжне, только изредка, что-нибудь учуяв, кидался в сторону, проваливался в снег и виновато смотрел на хозяина. Теперь охота шла при помощи ловушек и кулём. По определённому маршруту охотник шёл и проверял ловушки, забирал добычу, настраивал по- новому и продвигался дальше. Приходилось ходить далеко и ночевать в лесу, иногда даже по две-три ночи. Тогда он разводил костёр, выбирая хорошую валежину, которая будет гореть всю ночь, готовил лапник и залазил в усенть (спальный мешок из оленьих шкур). Даже в морозы так можно было коротать ночь, не боясь замёрзнуть. Собираясь на несколько дней, Нюнням брал с собой небольшую волокушу, на которой вёз всё необходимое, на ней же доставлял то, что удавалось добыть. Несколько раз Нюнням привозил и мясо. В густых ельниках натыкался на изюбров, диких коз и даже лосей, свежему мясу все рады, а если удавалось и небольшие запасы сделать, это было большим подспорьем к тем запасам рыбы, которые заготовлены с осени.
Наступала пора коротких дней. Охотники выходили с промысла. День и так был коротким, а тут ещё пришли сильные морозы, которые покрывали всё туманами, словно белым покрывалом. Туманы, бывало, и за весь день не рассеивались. Охотиться в такую погоду не на кого. Все лесные обитатели тоже прячутся от холодов, стараясь зря не высовываться, питаясь заготовленными запасами.