Карфаген 2020. Восхождение (СИ)
— Какие? — Вэра вскидывает бровь, не веря своим ушам.
— Освободить нас и дать то, что было обещано победителям. Все хорошо, расслабьтесь!
— Сам Гискон согласен? — прищуривается Лекс, зато Надана подпрыгивает с криком «Йо-хо», едва не ударившись головой о потолок.
Даже с Вэры слетает невозмутимость, он хлопает округлившимися глазами, собрав кожу на лбу гармошкой.
— Условие Эйзера: я успокаиваю толпу, он делает нас победителями Полигона.
Вэра все так же скептичен.
— Ты уверен, что получится?
К нам подходит Лераттон и молча включает коммуникатор, находит канал, где транслируется митинг, протягивает Вэре.
— Обратите внимание на транспаранты.
Карталонец смотрит в экран, оттопырив губу, и — неужели? — улыбается. Коммуникатор идет по кругу, к Надане попадает в последнюю очередь, и она говорит:
— Ты уверен, что они тебя послушают?
Беру из ее рук коммуникатор, возвращаю Лераттону. Я не могу им рассказать, что протесты отчасти срежиссированы, потому говорю максимально уверенным голосом:
— Все получится, уже почти получилось. Но вам придется некоторое время провести здесь.
— Как заложникам? — интересуется Лекс.
— Нет. Просто пока нельзя светиться. Для людей мы — несчастные узники, и должно еще некоторое время оставаться так. Потом на нас обрушатся журналисты, и жизнь перевернется. Так что будьте готовы, и вот этого я не говорил. Поняли? Из нашего освобождения сделают шоу, вас предварительно проконсультируют. Будьте готовы. Все вопросы потом.
Вроде и тайну Гискона не выдал, и команду подготовил.
— Хрена се девки пляшут, — восклицает Надана. — народ, так ведь круто же! Вы прикиньте, мы таки победили! Леон, и все благодаря тебе. Это тебя зрители полюбили больше всех!
Вэра молча пожимает мне руку, стискивая ладонь. Улыбчивый Тейн подходит танцующей походкой, похлопывает по спине. Лекс сдержанно кивает и чуть поднимает уголки губ.
— Времени мало, — говорю я. — Мне пора лететь. Но скоро вернусь. Готовьтесь, работы предстоит много.
* * *С высоты птичьего полета толпа напоминает бурлящую кашу. Я опускаюсь на парящей платформе в окружении охранных дронов, и однородная масса распадается на тысячи голов — лысых, темных, светлых, рыжих. Отдельные идиоты взяли с собой детей и посадили на плечи. Третий уровень, благополучные гаммы вышли сказать свое «фе» пунийцам и замерли в ожидании чуда. По плану после выступления перед гаммами у меня более агрессивные дельты со второго уровня.
Обретя эмпатию, я научился улавливать малейшие колебания настроения, а сейчас ощущаю ярость раззадоренной толпы, пронизывающую насквозь. Напряжение достигло апогея и вот-вот выльется в погромы. Исчезла сила, сдерживающая ненависть, копившуюся веками, и Гискон рассчитывает, что прокладкой между пунийцами и остальным миром стану я. Как же он ошибается!
Среди этих людей наверняка есть вооруженные из того же братства Топора или провокаторы из преступных группировок, не заинтересованных в том, чтобы волнения прекращались. Потому, пока платформа не замечена, к толпе пикируют охранные дроны, управляемые операторами, и только потом спускаюсь я.
На мне самая последняя модель бронежилета, платформ на самом деле пять, объединенных в одну. Если в нее выстрелят из плазмогана, она распадется, и у меня появится шанс выжить, перепрыгнув на неповрежденный фрагмент.
На тридцатиметровой высоте платформу наконец замечают, внизу начинается оживление, запрокидываются головы, по толпе прокатывается рокот, где не различить отдельные слова. Я ощущаю азарт, подпитываюсь злостью, чтобы слова звучали убедительно. Платформа зависает в середине площади возле традиционной статуи Ганнибала на слоне.
Правильнее было бы перебраться на слона, но остаюсь на платформе в целях безопасности. По сценарию Гискон уже обратился к людям по телевидению, признал свои ошибки и пообещал меня и мою команду признать победителями Полигона. Трансляцию я смотрел. Его агенты по моей просьбе выдвинули дополнительные требования: Надане, Лексу, Тейну и Вэре обеспечить гражданство на четвертом уровне — чтоб вселить надежду в толпу: отныне у выдающих гамм, бет и дельт появилась возможность перебраться уровнем выше. Последнее обещание Гискон выполнять не собирается, но у него свои планы, а у меня свои.
— По периметру чисто, — отчитывается Лераттон. — Пора начинать.
Платформа зависает на уровне слона, чтоб меня было видно людям. Они убегают из-под ее дна, орут, тянут руки, слышу свое имя, лица озаряются радостью, словно я — избежавший казни их близкий родственник.
Чтобы меня было видно всем, дроны транслируют над площадью мою голограмму в пять человеческих ростов. Агенты, внедренные в толпу, по команде дружно скандируют:
— Ле-о-нард! Ле-о-нард!
Остальные подхватывают, и вот уже вся площадь ревет, тысячи глаз смотрят на меня. В этот же момент мои голограммы разворачиваются над остальными площадями, я ведь не могу быть во всех местах одновременно.
— Эйзер Гискон сдержал обещание, — говорю усиленным динамиками голосом, моя речь транслируется дронами, чтобы было слышно всем. — Спасибо вам! И вот я на свободе. Многие из вас помнят, что я обещал. И теперь у меня есть возможность сдержать обещания!
Ненависть толпы оборачивается обожанием, подогреваемый их верой, я говорю и говорю — о том, что полетят головы коррумпированных полицейских, простым людям не надо будет бояться, что кто-то похитит их детей. О том, что первым делом я разорю питомники, где детей выращивают на органы. Добьюсь того, что кастовая система рухнет, и каждому воздастся по заслугам.
— Отныне все равны! На первом уровне тоже люди, даже их нельзя убивать безнаказанно.
Как ни странно, последняя реплика вызывает мощнейший всплеск благодарности. Видя, что есть контакт со слушателями, заканчиваю речь:
— Среди вас есть провокаторы, готовые открыть огонь. Полицейские заинтересованы в том, чтобы беспорядки прекратились, если кто и будет стрелять — это провокаторы от преступных группировок. Те, кто хочет грабить и убивать. Чтоб не пролилась кровь, пожалуйста, расходитесь по домам. Я прослежу за тем, чтобы все требования были выполнены.
— Звездеж! Знаем мы вас! — орут в толпе. — Как всегда, пообещают и не сделают!
— Все мои действия будут транслироваться, Гискон обещал выделить отдельный канал. Следите за новостями. Они, — запрокидываю голову, глядя на пятую ступень, — боятся нас. Вы сделали так, что с нами теперь считаются. И если условия будут нарушены, мы снова выйдем на площади. Мы больше не бессловесная масса.
Вскидываю сжатый кулак, люди орут, делая так же.
— Нам предстоит колоссальная работа, но мы выстоим! И сделаем мир лучше. Пора расходиться по домам. Трудясь на благо каждого, вы тоже делаете мир лучше. Спасибо вам, друзья!
Подождав, пока закончится ликование, делаю знак, чтобы поднимали платформу. Охваченный азартом, не сразу замечаю, что медальон раскалился и жжет. Нажимаю на кнопку коммуникатора, переключаясь на внутренний канал связи:
— Опасность.
Доносится обеспокоенный голос:
— Где?
— Где-то рядом со мной. Быстрее поднимайте платформу!
Когда она поднимается метров на пять, среди толпы начинается оживление. С визгом шарахаются женщины, мужик в серой футболке выхватывает плазмоган, целясь в платформу, я тоже достаю пистолет, но понимаю, что враг меня опережает, а охранные дроны висят дальше и не могут поразить цель, не зацепив мирных.
В последнюю секунду парень в красной ветровке бьет провокатора в висок. Заряд плазмогана приходится по слону внизу, и ударной волной переворачивает платформу, осыпая ее осколками, она распадается на пять частей, успеваю сгруппироваться, хватаюсь за край той, что оказалась ближе, но подтянуться, не перевернув маленькую платформу, не получается.
— Цел? — обеспокоенно спрашивает Лераттон.
— Цел. Опустить платформу!
Приземляюсь, и близстоящие люди с радостным ревом бросаются ко мне. Стрелявшего, видимо, уже обезвредили. Улыбаясь, пожимаю тянущиеся руки, хлопаю по спинам. Восторженная девчонка протягивает маркер, и я расписываюсь на ее блузке, потом — на сумке старушки, на руках, щеках, платках, салфетках, одежде. Позади стоящие напирают, им тоже хочется быть причастными к рождению нового мира.