Карфаген 2020. Восхождение (СИ)
— Переговорочная. Тут сигналы глушатся. — Он ждет, пока я просканирую комнату, и продолжает: — Ты видишь камеры слежения? Как?
— Давай я сначала переговорю с Эйзером, объясню, что произошло недоразумение, которое едва не положило начало новой вражде, а потом спокойно побеседуем. Соединишь меня с ним?
— Хочешь поговорить без камер? — интересуется Ульпиан, доставая коммуникатор. — Тут связи нет.
В идеале еще бы с командой связаться, чтоб не переживали, но мой коммуникатор остался у Виктора, а искать контакты слишком долго, Эйзер наверняка передал им хорошую новость через Ра.
— Без разницы, — отмахиваюсь я. — Но сперва объясни, почему ты решил напасть на мою базу? Надо знать, чтобы видеть картину целиком.
— Из-за ваших враждебных действий, — с нажимом говорит Ульпиан и берет паузу.
— Каких? Твои люди на Сабанском полуострове устроили саботаж, сговорились с озверелыми, чтоб захватить нефтекачку. И не прибудь мы вовремя, им бы это удалось. Естественно, мы взяли под стражу твоих наемников — до выяснения обстоятельств.
Ульпиан старается сохранять невозмутимость, но его глаза немного округляются.
— Мои люди не имеют к этому никакого отношения! Я не давал им таких поручений.
— Знаю, потому что Боэтарх умеет подавлять волю, и человек становится его куклой. Очевидно, командир наемников был под его влиянием, и сделано это, чтобы подставить тебя, и два величайших рода рвали друг другу глотки, на время забыв о Боэтархе. Так мой соратник чуть меня не прикончил, но его вовремя нейтрализовали, и на Эйзера было покушение.Не могу поверить, что из-за удерживания наемников ты решился на открытое противостояние?
Магон садится, кладет ручища на стол. Он монументален, мимика его невыразительна. Не человек — глыба.
— Рассуди сам, — спокойно говорит он. — Сперва инцидент с наемниками, потом — предложение Гискона поговорить и во всем разобраться. Весьма странное, замечу, предложение, взять хотя бы условие, чтобы отсутствовали камеры. Наводит на определенные мысли, не так ли? И вот наступает день переговоров. Ночью меня пытался прикончить охранник, а утром на флаер, в котором я летел, было совершено нападение. Притом флаер, как оказалось, отклонился от маршрута. Я катапультировался, меня подобрали полицейские. И что я должен подумать?
— Предположу, что наемный убийца и пилот мертвы.
— Да, но я изучил контакты пилота, который вез меня на убой. И знаешь, на кого они вывели? На тебя. — Настает моя очередь округлять глаза. — Мы взломали твою систему, послушали разговоры и нагрянули туда, где тебя можно легко взять. Кстати, вам надо поработать над шифрованием разговоров.
— Что пилот говорил со мной — подтасовка. Проверь подлинность источника.
— Теперь я вижу в этом необходимость и непременно проверю. Но тогда факты говорили сами за себя. Как бы на моем месте поступил ты?
Картинка складывается. Имея двух влиятельных врагов, Боэтарх решил стравить их друг с другом, а потом, набравшись сил, добить потрепанного победителя.
— Теперь все ясно, и можно на переговоры с Эйзером.
— Идем.
В зале Ульпиан вызывает Эйзера, и напротив меня появляется полупрозрачная голограмма Гискона в полный рост. Он вроде похудел, на лице — печать усталости, но в присутствии главы рода Магонов Эйзер держится безупречно: подбородок вздернут, плечи расправлены.
— Леонард, рад видеть тебя в добром здравии, — говорит он. — Приветствую тебя, Ульпиан. — Эйзер чуть склоняет голову. — Вижу, что произошедшее между нами недоразумение разрешилось. Спасибо, Леон.
— Сообщи моим людям, — начинаю я, но Гискон поднимает руку.
— Все уже сказали. Они чуть резиденцию штурмом не взяли, просили тебе помочь.
— Переговоры переносим его на завтра, на то же время, — чеканит Ульпиан, заведя руки на спину. — Я кое-что для себя выясню. А пока нужно поговорить с твоим человеком, Леонардом, после его сопроводят в твою резиденцию.
Ульпиан прерывает связь, кивком указывает на распахнутую дверь, мы возвращаемся в переговорочную, и он повторяет вопрос, на который я не ответил:
— Как у тебя получается видеть камеры и воздействовать на приборы?
— Не только камеры, — усаживаюсь на стул-трон, не дожидаясь приглашения, подношу палец к виску. — У меня в голове программа. Слышал о проекте «Крысоед»?
Ульпиан играет кустистыми бровями, чешет переносицу.
— Что-то слышал. Его свернули, потому что нейроинтерфейс убивал носителей.
— У меня он прижился. А теперь присядь, Ульпиан, даже если крепко стоишь на ногах. — Он неспешно занимает стул рядом со мной. — Мало того, он меня развивает, я осваиваю новые навыки, вижу людей насквозь, считываю болезни, умею их лечить, а так же снимать смертельные проклятия…
Магон хмыкает, произносит с издевкой:
— И изгонять демонов.
— И понимаю технику, но это у меня было и раньше. У всех, кто не подключен к Ваалу, есть сверхспособности. Именно поэтому с подачи жрецов идут гонения на трикстеров, озверелых и адептов прочих культов. Теперь начались гонения на последователей Танит. Она ведь покровительница твоего рода?
— Ты говорил, что тебя избрала Танит… — он хмурится, стискивает челюсти — похоже, сам отвечает на свой вопрос. — Или это не связано со способностями?
— Сам не разобрался до конца. И да, и нет. Скорее всего, так и было задумано, программа «крысоед» писалась под людей новой формации, способных ее принять, меняться и менять мир вокруг себя. Танит ждала, наблюдала, свела меня с твоей внучкой, мы полюбили друг друга, но я не мог предоставить ей защиту, она ведь — собственность Ваала, и потому вне закона. Теперь я что-то типа Белого Судьи, но для всех, не только для пунийцев. Потому и навожу порядок. В отличие от него, у меня способности развиваются постепенно. Судьей очень хотел быть Боэтарх…
— Но Элисса же его дочь!
— Думаю, он не остановился бы, даже если бы знал. Но он опоздал. Что касается… как бы это сказать… тонкого плана, то боги и правда есть, их природа мне неизвестна. Но известно, что Танит хочет дать людям свободу, а Ваал не отпускает. Он работает руками Боэтарха, питает его силой в противовес мне. Мир изменился, и нам нужно выбрать свободу или рабство под началом Ваала.
Ульпиан молчит, вперившись в свои ладони, переваривает информацию. Если его и одолевают чувства, он умело их скрывает. Не тороплю его. Наконец он произносит:
— Как жаль, что я опоздал! Не увидел маленькую Элиссу. — Ульпиан снова замолкает, несколько слов вместили в себя столько отчаянья и горечи, что я захлебываюсь ими; но если б не эмпатия, ни за что не догадался бы, какая буря чувств скрывается под маской невозмутимости. — Я не имел возможности повлиять на решение Гамилькара принести жертву. Но сделал бы все возможное, чтобы защитить Элиссу и ее ребенка. Преступил бы даже закон! Почему она не обратилась ко мне за помощью?
— Вероятно, не представляла, насколько сильно ты ее любишь. Когда не проявляешь чувств, о них сложно догадаться другим.
Ульпиан снова сжимает челюсти и становится похожим на вековечный дуб, принявший форму человека.
— Да, я строг со всеми своими детьми.
Смотрю на него и понимаю, что я связан и с ним, и с Эйзером непереносимой горечью утраты. Меняю тему:
— Я могу видеть, если человек под программой. И мне необходимо просмотреть всех, кто соприкасается с Эйзером Гисконом, потому что Боэтарх попытается до нас дотянуться через близких. Это раз. Два, я знаю, что твои родственники болеют странными болезнями, хотя раньше были здоровыми. Ты списываешь их недуги на смутное время, несущее бедствия и эпидемии, но у причины другое имя: Гамилькар Боэтарх. Я могу избавлять от смертельных программ, ты это наверняка заметил, изучая записи с «Полигона». Но не более одного человека в день. А еще должен был заметить, что я не могу использовать свои способности во вред. Думаю, это поставит точку в нашем непонимании.
— Но почему Боэтарх не устранил меня? Ему было бы проще.
— Полагаю, у глав величайших родов защита, которую он пока не в силах пробить.