На свои круги (СИ)

Как? Как это может быть?
Здесь, совсем рядом ОН, тот, кого любит сердце, к кому тянется вся душа без остатка, а она здесь и совсем одна.
Увидеть. Услышать голос. Просто побыть рядом одно мгновение. Ничего больше! Ни капельки! И быстро назад... Вернуться сюда...
Она вскочила на ноги, собираясь бежать тут же, но доводы рассудка застучали изнутри на все голоса: «Ты не можешь идти одна... Женщине твоего положения нельзя одной бродить по улицам! Мало ли что! Нельзя! Нельзя! Никак нельзя!»
Уже вечер, людей на улице много, если встретится кто-то злой с разбойными мыслями? Её ограбят, убьют, похитят, изнасилуют – мало ли что!
Ей нужен сопровождающий, тот, кто проводит её туда и обратно. Кого она может найти? Сейчас? Вечером?
Ания вернулась к окну. Спускались сумерки, горели огни факелов и костров, высвечивались яркие костюмы жонглёров.
Мальчик сказал, что постоялый двор «Пропавшая подкова» близко, соседняя улица. Может быть, всё обойдётся? Богородица поможет ей. На улицах ещё много людей, и на глазах у других никто не посмеет сделать ей больно.
Молясь в душе, призывая на помощь всех святых, Ания принялась быстро одеваться. Платье попроще, глухой плащ с капюшоном, кинжал на пояс – мало ли что. Денег в кожаный кошелёк совсем немного – на всякий случай. Собрала волосы попроще, убрала сеточку, украшенную серебряной проволочкой, шпильки с жемчугом – всё это долой. Волосы быстро заплела в простую косу по-крестьянски и под белый чепец. Даже если кто-нибудь увидит её лицо, вряд ли поймёт, что Ания баронесса, а не простая горожанка. В последний момент сняла кольца и браслет (подарок барона Элвуда на свадьбу) и серьги. Всё!
Она готова!
Можно идти!
«О, Богородица, заступница, не оставь меня в моей затее, сохрани меня, пошли людей честных и достойных на моём пути. Прости меня и защити, сохрани душу мою и тело...»
Шла, а молитвы-просьбы не выходили из головы. Только бы всё было хорошо, только бы не повторилось всё, как в прошлый раз. Главное, чтобы не было новой боли ему, себе, хоть кому-нибудь...
* * * * *
Он подолгу обдумывал то, что произошло на пиру, пытался понять реакцию барона и его жены. Нет, он много чего ожидал от этого человека, разных действий и слов, но такого... Он же буквально взорвался, закипел, только услышал о своём сыне. Говорят, он кричал на галереях, прося убить его, добить после падения. Сам Эрвин этого в пылу поединка не слышал.
Что это?
Выходит, он настолько ненавидит сына, что желает ему смерти. Его слова так и стоят в ушах: «Лучше бы он сдох...» И ещё: «У меня нет сыновей...» Почему? Зачем так публично и громко отрекаться от сына, от наследника? Он же его единственный сын, ему продолжать дела отца, нести титул, управлять землями, судить, быть вассалом своему господину. Разве нет? Зачем же он так разбрасывается сыновьями?
Надеется, верно, что его молодая жена родит ему другого сына? Эта девчонка? Да кого она родит? Она же боится собственного мужа, дрожит, когда он рядом, когда смотрит в её сторону. Как при таком отношении можно кого-то родить? Она всё время волнуется. Вон, какие влажные у неё ладони.
Эрвин вспомнил прикосновения её руки во время знакомства, то замешательство, с которым она подала ему ладонь. Вспомнил взгляд молодой баронессы на своём лице. Не иначе она скрывает что-то.
А может, она сама заставила мужа выгнать старшего сына, чтобы расчистить место для своих сыновей? Может быть, в этом омуте водится и не один чёрт.
На вид она, конечно, простая и тихая, симпатичная, да, боится своего мужа, теряется в его присутствии, но ещё не известно, как барон обращается с ней. А барон Элвуд – человек серьёзный, это видно сразу. Так и не ответил, что с его сыном. А может быть, и сам не знает? Нет, этот знает, этот всё знает.
Вспомнился последний поединок против сына барона Элвуда. Сколько раз им пришлось сойтись! Сколько копий переломать! Он не сдавался, этот барон Арвинский со стрелами на щите. Каждый раз Эрвин чувствовал, видел, с каким трудом удаётся ему держаться в седле, удерживать копьё, управлять конём, но всякий раз выбить из седла его было невозможно. Упрямый и твёрдолобый сынок у барона Элвуда. При таком отце другой бы, наверное, и не выжил.
 
Это уже потом Эрвину сказал оруженосец, что у соперника левая рука почти не слушалась весь поединок: рассказали ему об этом мальчишки-пажи. И Эрвин скрипнул зубами от досады. Получается, что он так долго не мог победить почти калеку. Да уж, можно ли тут гордиться победой?
Но противника зато есть за что уважать. И пусть он не победил и уже вылетел из турнира, в памяти он останется как достойный соперник. Эрвина же ещё ждал следующий поединок.
Так или иначе, за эти дни после пира Эрвин сумел найти постоялый двор, где разместили раненого барона, но не решался проведать его лично.
Следующий поединок был назначен на завтра, соперник выпал серьёзный, и внутреннее волнение искало выхода. Эрвин всё же набрался смелости и решился проведать раненного им барона Орвила. Может быть, вид поверженного соперника вселит уверенность на борьбу с предстоящим противником?
Кто знает, чем были продиктованы его действия. Закрыв лицо капюшоном глухого плаща, Эрвин пробирался через толпы отдыхающих горожан.
Наступил вечер, и люди вышли на улицы погулять и полюбоваться бродячими жонглёрами. Постоялый двор «Пропавшая подкова» был недалеко от рыночной площади, и найти его не составило большого труда. Тяжелее оказалось попасть к самому барону.
Когда Эрвин заикнулся об имени барона, горничная остановила известием о том, что барон Арвинский сейчас не один, к нему поднялась женщина. «Женщина?» Эрвин опешил. Сказать, что он был удивлён – ничего не сказать. Вот, значит, как? Он-то тут переживает за жизнь и здоровье соперника по турниру, а тот, оказывается, не только жив и здоров, он ещё и с женщинами встречается. О, как!
«Нет,- ответили ему,- это не уличная девчонка, это была женщина хорошего положения, может, кто из местных...»
И Эрвин решил подождать. Заказал себе пива и свежего хлеба, занял столик, чтобы видеть всех, кто спускается со второго этажа и проходит через весь зал на улицу.
«Женщина... Он там с женщиной... У него есть тайная любовница? Иначе, зачем встречаться с нею с приходом темноты? Что скрывают они? Кто она такая? Дама выше или ниже его положения? Замужем? Что за тайны? Интересно, интересно...»
Конечно, можно было бы подняться сейчас к нему и сделать вид, что не знал, что он не один, помешать этой встрече двух голубков, расстроить все их планы. Нет более глупого положения для любого мужчины, чем застать его с женщиной, голого, или сразу двоих – голыми...
Эрвин почувствовал, как холодная улыбка растягивает губы. Вот это будет скандал... Ох, и вляпается барон в интересную историю. Будет о чём посудачить кумушкам на городских кухнях.
А сам вдруг почему-то вспомнил лицо Ллоис, её растерянный взгляд, когда обещал ей, что быстро вернётся. И сердце заныло в долгой щемящей боли, захватывающей всё, когда болело, кажется, всё тело с головы до ног. Тоска, невыносимая тоска...
Сможет ли он когда-нибудь увидеть её? Обнять, прижать к себе тесно-тесно, чтобы слышать, как бьётся сердце?
Ллоис, милая моя Ллоис, ангел мой, любимая моя Ллоис...
Может быть, и барон встречается сейчас с той, кого любит? С той единственной, от присутствия которой рядом теряется рассудок.
Нет, никогда Эрвин не ворвётся к нему, зная, что он не один, зная, что он с женщиной.
Тогда ждать придётся долго.
Он шёл сюда, чтобы справиться о здоровье бывшего соперника, спросить его лично, теперь он в здоровье его был уверен. Можно было бы и идти отсюда. Но простое человеческое любопытство – узнать, как она выглядит, кто она? – не давали и с места ступить.
Он дождётся, он обязательно дождётся, даже если ждать придётся до утра.
Эрвин предупредил горничную, чтобы обязательно указала на женщину – посетительницу барона, когда она будет покидать постоялый двор, и намерился ждать долго.