На свои круги (СИ)
Ллоис посмотрела на него исподлобья совсем другими глазами. Конечно, ну какой же он крестьянин или ремесленник или даже купец? Он другой, он совсем другой. Ему действительно пошёл бы доспех или вышитый серебром камзол и алый берет с пером кречета. Он – милорд, господин. Человек, окружённый слугами и свитой.
- Это всего лишь перчатки...- прошептала.
- Да. Это всего лишь перчатки.- Он согласился с ней.- Вот здесь есть выжженное клеймо в виде коронки. Видишь?- Он протянул ей вывернутую перчатку. В самом деле, на внутренней поверхности виднелся знак мастера, того, кто пошил эти перчатки.- Через этот символ можно найти мастерскую и узнать, кто заказывал их. Я смогу найти, кто я. Я узнаю правду.
Ллоис нахмурилась, поджимая губы. Только этой ночью она обрела любовь, она нашла его – того человека, кто сумел разбудить её, того, с кем бы она хотела быть рядом всегда. Он уйдёт... Он оставит её... Уйдёт так же, как пришёл...
- Не уходи, Эрвин,- прошептала чуть слышно,- пожалуйста. Ты уйдёшь и не вернёшься. Эта правда...- От бессилия она замотала головой.- Она убьёт тебя, ты уже не будешь прежним. Кто ты? Рыцарь, барон, граф? Ты узнаешь это! Ты всё вспомнишь! И тот мир, он заберёт тебя от меня... Заберёт тебя от меня...- шептала со слезами в голосе.
Эрвин пересел к ней рядом, близко-близко, обнял, прижимая к себе, стал целовать в висок, успокаивая, говорил:
- Что ты, милая моя, Ллоис, любимая моя, Ллоис, ангел мой. Разве я могу бросить тебя? Разве я могу разлюбить тебя? Я вернусь. Я узнаю что-нибудь и вернусь. Обязательно вернусь. Помнишь? Я ведь хотел взять тебя в жёны. Я хочу, чтобы ты была моей до самой моей смерти, только моей. Слышишь? Я вернусь, я приду за тобой... Обязательно...
Ллоис отрешённо качала головой, слёзы текли по щекам, и она не могла остановить их. «Нет, не вернёшься... Не вернёшься...»- стучало в голове с каждым ударом сердца. Но вслух она не говорила об этом.
- Я узнаю что-нибудь о себе и вернусь за тобой. Это будет скоро. Ты даже не успеешь соскучиться. Честно-честно. Я клянусь тебе.
* * * * *
Всё же Ания смогла уловить момент, когда в комнате не оказалось ни камеристки, ни баронессы Марин. Горничная рано утром растапливала камин, и Ания негромко заговорила с ней:
- Доброе утро, Иола.
- О, миледи, и вам доброе утро.- Она думала, что госпожа ещё спит, и удивилась, когда с ней заговорили.- Как вы сегодня?
- Голова болит. Здесь холодно...
- Сейчас, я уже скоро управлюсь, станет теплее.
Полог кровати был подвязан, наверное, кто-то из тех, кто ночевал с баронессой, подвязал его, чтобы Ания увидела свет из окна и вдохнула свежий воздух.
- Что нового? Где все? Кто чем занимается?
Молодая горничная принялась неторопливо объяснять: милорд был с бароном Годвином, баронесса Марин на кухне отдаёт распоряжения к завтраку, а камеристка где-то в своей комнате переодевается, наверное. Она ночевала здесь и сейчас приводит себя в порядок.
Ания молчала. Девушка рассказала обо всех, кроме одного. Она ни словом не обмолвилась о молодом бароне Орвиле. Почему?
- А господин Орвил? Что с ним? Где он?
Иола поднялась и через плечо посмотрела в лицо госпоже, вздохнула. Ания видела, как напряжена её спина и локти.
- Что с ним, Иола? Скажи мне, пожалуйста.
Девушка обернулась медленно и с опаской глянула на дверь, шепнула:
- Знаете, миледи, он впал в немилость. Господин очень зол на него. Ему отвели дальнюю комнату у самой лестницы, ну вы знаете, всю зиму мы их даже не топили. Милорд запретил ему выходить оттуда. Странно. И почему он вдруг так разгневался на него? Знаете, на кухне вчера говорили, что молодой господин собирается уезжать от нас. Насовсем. И я думаю...- Она не договорила – зашла баронесса, и горничная примолкла, вернулась к камину.
Ания смотрела впереди себя и ничего не видела и даже не слышала. Баронесса хлопотала около неё, поправляла подушки, одеяла, задавала какие-то вопросы, невесомо касалась лба и висков. Ания ничего не замечала. Конечно, он не мог к ней придти, после всего, после подозрений барона, он оказался в стороне от всех. А она ещё ждала его, задавалась вопросом – почему он не придёт узнать, как она? А он не мог и не может! Барон оградил её от его присутствия! Скорее всего, никто не пустил бы его сюда, даже если он и пришёл бы. А барон запретил ему выходить из его холодной комнаты!
Орвил. Бедный мой Орвил...
Она застонала от невыносимой боли и тоски, что не умещались в сердце, и отвернулась на бок, пряча лицо в подушку. Баронесса Доргская пыталась утешить её, думая, что вся эта мука от болезни.
- Потерпите, миленькая Ания, сегодня вас осмотрит врач, мы вызвали монаха-лекаря из монастыря святого Луки, он скоро придёт. Только не отчаиваетесь, не падайте духом, не сдавайтесь. Господь поддержит вас, он придаст вам сил.
Ания тяжело открыла глаза и смотрела в вышитый полог кровати. Зелёная веточка, извиваясь, создавала узор, яркие ягодки рябины, вышитые гладкими стежками, были созданы много лет назад аккуратными и неторопливыми руками мастерицы.
«Он уедет. Он уедет, и я даже не попрощаюсь с ним. Я никогда не увижу его больше. Я останусь с этим старым извергом одна, я должна буду терпеть его, а ты будешь где-то далеко...»
Ания снова закрыла глаза и спрятала лицо в одеяло. Весело трещали дрова в камине, из окна пробивался тусклый зимний свет. Всё это не грело душу, наоборот, ощущалось одиночество. За окном зима, январь. А ведь она так ждала этого нового года! Ждала нового, а всё стало только хуже, ещё хуже, чем было.
Он уедет! Уедет!
Вспомнилось, как он звал её с собой, как хотел бросить всё здесь, и предлагал уйти с ним. Она отказалась тогда, чтобы не мешать ему...
И вдруг безумная мысль родилась в голове: «я должна увидеть его! Я должна попрощаться с ним!»
Эта мысль теперь не давала покоя, она стучала и стучала в мозгу. «Я должна, я не могу не увидеть его...» Только надо дождаться ночи, когда все лягут спать, когда не будет слуг, когда заснёт даже эта старуха-камеристка.
«Быстрее бы прошёл день...» Но быстро ничего не делается. Сначала пришёл местный врач, он никогда Ании не нравился. Задавал вопросы, щупал лицо, горло, проверял под нижней челюстью. Пустил кровь, с чем Ания не согласилась, но её никто не слушал. Приказал поить побольше глинтвейном и отваром ягод с мёдом. После кровопускания и бокала горячего глинтвейна Ания почувствовала такую слабость, что тут же провалилась в сон.
Проснулась и долго лежала, не шевелясь, слушала, что делается вокруг. В голове шумело, и тошнота подкатывала к горлу. Весь этот день, да и вчерашний тоже, она ничего не ела, только пила, да, собственно, есть и не хотелось.
Ания приподнялась на постели и огляделась. Камеристки не было. Может быть, сегодня не её очередь дежурить рядом с больной баронессой? А баронесса Марин придёт позже? Сколько сейчас времени?
Она была одна, на столике и на каминной полке горели свечи. Тишина.
«Если всё делать быстро, если не тянуть время, я успею найти его и попрощаться...»
Ания поднялась, длинная сорочка ласково коснулась коленей, икр. «Так идти нельзя... Я заболею ещё больше». Но одеваться сейчас – это потеря драгоценного времени, да и потом, если вдруг ей придётся быстро возвращаться, она сможет легко нырнуть под одеяло, будто никуда и не выходила.
Сомневаясь, она всё же быстро натянула чулки и ещё одну сорочку, набросила шерстяной халат. Куда-то делась шаль. Куда могли её убрать? Ну да ладно... Быстро плеснула воды из кувшина в ладонь, ополоснула лицо, долго держала воду во рту, пытаясь избавиться от тошнотворной горечи. Ещё раз плеснула в лицо, и капли воды громко падали в бронзовый тазик на туалетном столике. Да, вид у неё, конечно, не очень. С этой болезнью, кровопусканием такая слабость во всём теле. Хоть бы дойти и не упасть где-нибудь на лестнице.
Ания не стала брать свечей, боялась привлечь к себе внимание, скользнула за дверь тенью. Она помнила расположение комнат, хорошо знала этаж, и по дороге никого не встретила. В замке было тихо, кое-где на углах, на лестнице горели свечи и небольшие факела. Она ориентировалась по ним. Было холодно, по ногам тянуло сильным сквозняком. Пару раз Ания останавливалась перевести дух, отдохнуть, сил не хватало, но она упрямо шла вперёд.