О бедном вампире замолвите слово

Небесно-розовый взгляд девушки сразил Кирпачека наповал, открыв его сердце для стрел Купидона. Сам Купидон — симпатичный маленький бутуз — незримо порхал рядом. Он сердито махал длинным хвостом с кисточкой на конце. У малыша даже рожки накалились от ярости, а из ноздрей вырывались струйки дыма. Дело в том, что, поразив сердце Кирпачека, он никак не мог проделать того же с Сервизой. Стрелы любви, посылаемые кучной очередью, одна за другой вонзались в могучие телеса демоницы. Этим и объяснялось то обстоятельство, что при виде Кирпачека пасть Дреплюзы разъехалась, образовав под рылом, заросшим длинной шерстью, счастливую улыбку.
Гундарго и Кирпачек с недоумением переглянулись в ответ на эту, увиденную впервые, улыбку старшей медсестры и вошли в кабинет. В раскрытое окно врывался легкий ветерок, приятно освежая вспотевших за время операции врачей. В углу комнаты стоял шкаф, напротив — небольшой диванчик, на нем сейчас сидело несколько упырих, работавших в больнице много тысяч лет, страшная медсестра и в самом уголке — новенькая. Столик перед ними был почти пустой — чайник и чашки, пачка чая, горстка сушеных пиявок на бумажной тарелочке и порезанные тонкими ломтиками гемоглобиновые хлебцы с хрустящей сукровичной корочкой.
Дреплюза поднялась со стула и, поразив всех, достала из необъятных размеров ридикюля кружок кровяной колбасы, присоединяя его к сообща собранному позднему ужину. Это было редкое лакомство в среде низкооплачиваемых медицинских работников.
Одна из упырих пересела на стул, и Кирпачек, не веря своей удаче, примостился на краешке рядом с Сервизой. Демоница отреагировала моментально: она плюхнулась на диван, умудрившись втиснуться между ними. Сурово глянув на новенькую, пожилая женщина демонстративно подвинула юную медсестру на самый край обтянутым черными фирменными лосинами бедром.
Хирург Гундарго круглыми от изумления глазами посмотрел на Дреплюзу. Приступ щедрости, столь необычный для демоницы, конечно, поразил всех, но за тем, как ласково щебетала старуха, стараясь очаровать молодого вампира, наблюдать без смеха было невозможно.
Дреплюзу за глаза называли «страшной» медсестрой — не только персонал больницы, но и пациенты, страдающие от бездушия этой ветеранки медицинской службы.
Купидончик выстрелил еще раз. Стрела, чиркнув по жесткому кожистому крылу демоницы, соскользнула вниз и вонзилась в бедро, вызвав очередной приступ любви в сердце солидной дамы. Она положила лапу на спинку дивана, нежно погладив когтями плечо растерявшегося Кирпа. Вампир, резко выпрямившись, вопрошающе посмотрел на Гундарго. Хирург, пользуясь тем, что Дреплюза не сводит глаз с лица коллеги, вместо ответа покрутил пальцем у виска. Медсестры прыснули, а Кирпачек подумал о том, что после таких знаков внимания ему долго придется сносить подначки острых на язычок женщин.
Мазила Купидон со злости побледнел, из черного став серым, и, в сердцах переломив лук пополам, полетел за новым инвентарем. Он решил вернуться позже, когда страшная медсестра наконец-то покинет территорию больницы, и обязательно завершить работу. Это необходимо сделать в ближайшие несколько дней, иначе косорукому стрелку весьма ощутимо урежут зарплату, лишив нерадивого работника Агентства брачных уз премии.
Разговор в сестринской вертелся вокруг волнующей всех темы, а именно: осиновой болезни, поражающей так избирательно. Заговорило радио. Все умолкли, слушая данные Бюро Статистики. Гундарго протянул руку и прибавил звук.
«Болезнь поражает пожилых кровососущих, а также молодежь в возрасте от ста пятидесяти до двухсот лет. Она косит наповал домохозяек и слои населения, живущие за чертой бедности или близко к ней, почему-то совершенно игнорируя представителей среднего класса. Те, чей доход был пределом мечтаний, тоже попали в зону повышенного риска. Техническая интеллигенция, как это ни странно, обладает стойким иммунитетом, а интеллигенция творческая, особенно художники, напротив, образовывают самую многочисленную группу заболевших. Симптомы: острые колющие боли с правой стороны груди, отдающие в спину. Вспухание под правой лопаткой огромного фурункула, прорыв или любое вскрытие которого кончается летальным исходом. Лечению болезнь поддается с большим трудом», — на этой фразе брызгающий оптимизмом голос диктора закончил передачу.
 
— Мне кажется, что болезнь вызвана психосоматическими причинами, — смущаясь, выдвинул предположение Кирпачек, за что был немедленно осмеян инфекционистом Тлибзюзюком.
— Осените себя Святой Пентаграммой, коллега. Говорят, когда кажется, очень помогает!
Инфекционного врача коллеги не любили. Он был из рода зомби, неопрятный и потный, от него всегда плохо пахло. Еще причина для негативного отношения к Тлибзюзюку — постоянному автору доносов и докладных записок, регулярно ложившихся на стол главного врача, была следующая: он никогда не упускал возможности отпустить колкость в адрес собеседника, о чем бы ни шел разговор. Думая, что, унижая других, возвышается сам, инфекционист порой выходил за рамки приличий.
В эту минуту дверь открылась, и администратор, просунув в проем лицо (он был по национальности каменный великан и целиком бы просто не вошел), сообщил: всем, кто вызван в авральном порядке, разрешается уйти домой. Сердце Кирпачека дрогнуло от радости. По графику через три дня дежурными в приемном отделении будут они с Сервизой. Это значит, что он сможет провести целый день, видя ее издалека, а целую ночь рядом с прекрасной вампиреллой, не опасаясь присутствия страшной медсестры. Влюбленный вампир ощутил прилив бодрости, усталость будто рукой сняло.
Беседа утихла сама собой. Врачи быстро допили жиденький дешевый чай «Принцесса Нюра» и разошлись.
Кирпачек, проверив своих пациентов, зачем-то заглянул в отделение токсикологии. В палате, занятой любителями святой воды, пропущенной через крест, и несчастными, страдающими от алкогольного психоза, запах стоял такой, что Кирп закашлялся.
— Дяденька, — слабо позвал его молодой оборотень, совсем мальчишка. Он лежал на койке у окна. К руке больного от стойки с капельницей тянулся тонкий шланг.
— Что-то беспокоит? — спросил врач, отметив, что алкоголики и наркоманы никогда не попадают в группу риска. Будто святая вода, чеснок и прочие наркотические вещества укрепляют иммунитет и делают организмы, утомленные асоциальным образом жизни, невосприимчивыми к осиновой болезни.
— Дяденька доктор, а кто рыбок в капельницу напустил? — спросил больной, пристально вглядываясь в стеклянную емкость, из которой в его ослабленный психозом организм сочилось лекарство.
— Каких рыбок? — растерянно спросил Кирпачек, чувствуя, что решение проблемы осиновой болезни снова ускользает от него.
— Пираний… — прошептал алкоголик, и опешившему врачу на миг показалось, что в растворе действительно плавают крупные блестящие пираньи.
Только на один миг, но этого оказалось достаточно. Кирпачек фон Гнорь укрепился во мнении, что видение, выглянувшее из его шкафа три дня назад, было вызвано переутомлением.
— Все думал, почему наркоманами и алкоголиками становятся именно оборотни, — услышав голос Гундарго, Кирп вздрогнул от неожиданности. Призраки не ходили, они будто плыли по воздуху, не касаясь ногами пола. Вампир обернулся и вопросительно посмотрел на коллегу. — Тут все дело в скорости реакций. Им порой трудно бывает удержать форму, — пояснил Гундарго.
— Странно, я думал, что смена формы — суть оборотней, — растерялся молодой врач.
— Суть-то она суть, только вот последнее время заметил одну закономерность. Смотри, — и хирург подошел к одному из пациентов, страдающих чесночной зависимостью.
Он пристально посмотрел в безумные глаза наркомана. Кирпачек почувствовал, как от Гундарго пошла волна любви, однако поразиться такой мощи излучений вампир не успел. Оборотень стал меняться. Его тело на глазах распадалось и собиралось, переходные формы меняли друг друга, и уже перед врачами, растянутый на кровати, лежал не зверь, готовый перегрызть глотку за глоток воды, пропущенной через крест, а юный, чистый эльф.