Некоторые любопытные приключения и сны

Сначала это произвело великое изумление; но тотчас вспомнили, что добрый Казот иногда и наяву грезит, и стали хохотать. «Г. Казот! сказал один из гостей, басня, которую вы нам рассказываете, не так забавна, как ваш Влюбленный бес (Le Diable amoureux, роман, сочиненный Казотом). — Какой черт внушил вам мысли о тюрьме, яде и палачах? Что имеют они общего с Философиею и с владычеством разума?»
«Что я вам говорю, продолжал Казот, то верно. Именем Философии, именем человечества, свободы, разума сделается то, что вы получите такой конец; и тогда-то наступит царство разума, который будет иметь храмы: в это время в целой Франции не будет других храмов, кроме храмов разума».
«Верно, сказал Шамфор с насмешливою улыбкою, вам не бывать жрецом в сих храмах».
«Надеюсь, что нет, отвечал Казот; но вы, Г. Шамфор, который им будете, и весьма заслуживаете им быть, вы надрежете себе бритвою жилы в 22 местах, и однакож умрете спустя несколько месяцев».
Все взглянули друг на друга и опять захохотали. Казот продолжал: «Вы, Г. Вик д'Азир, вы не надрежете себе жил; но в припадке подагры пустите себе кровь шесть раз в один день, чтоб скорее кончишь жизнь, и ночью умрете.
Вы, Г. Николай! умрете на эшафоте.
Вы, Г. Бальи! на эшафоте.
Вы, Г. Мальзерб! на эшафоте».
«Слава Богу! вскричал Руше; кажется, Г. Казот сердит только на Академию: итак, меня помилует».
«И вы, прервал речь его Казот, умрете также на эшафоте».
«А! закричали со всех сторон, оп поклялся всех переморить».
Казот. «Не я». —
«Так кто же? закричали многие голоса; разве мы будем покорены Турками и Татарами, но и тогда….»
Он. «Нет, я уже вам сказал: вы находиться будете под владычеством философии и разума; и те, которые с вами так поступят, будут Философы, будут проповедовать то же, чем вы теперь около часа величаетесь, будут повторять все ваши правила, будут, также как и вы, приводить стихи из Дидерота и Вольтера».
«Он помешался» — шептали друг другу на ухо (ибо он, говоря сие, сохранял вид важный). — «Разве вы не видите, что он шутит? говорили иные; вы знаете, что он во все свои шутки любит вмешивать что-нибудь чудесное». — «Правда! сказал Шамфор; но должно признаться, что его чудесное не очень забавно. Он слитком щедр на виселицы. Когда же все это случится?»
Он. «Не пройдет шести лет, как все, что я вам говорю, исполнится».
Тут вступил в разговор я сам (рассказывает Лагарп). — «Сколько чудес! сказал я. Не скажете ли и обо мне чего-нибудь?»
«И с вами, отвечал Казот, произойдет нечто, которое по крайней мере столь же будет чудесно: вы сделаетесь Христианином». Тут все захохотали. «Теперь я спокоен! вскричал Шамфор; если нам умереть тогда, когда Лагарп будет Христианином, то мы останемся бессмертны».
«Мы, женщины, счастливы тем, сказала Дюшесса де Граммиш, что нас в революциях за ничто считают».
«Нет, сударыня — отвечал Казот — на этот раз и ваш пол не защитит вас, хотя бы вы ни во что не вмешивались; с вами поступят точно также, как и с мужчинами, не делая в том никакой разницы».
Она. «Что вы говорите нам, Г. Казот? Вы пророчествуете преставление света».
Он. «Этого я не знаю; а знаю, что вы, сударыня, со многими другими Дамами отвезены будете, в телеге палача с завязанными назад руками, на эшафот».
Она. «В таком случае, я надеюсь, по крайней мере, ехать в карете, обитой черным сукном».
Он. «Нет, сударыня! Дамы знатнее вас отвезены будут в телеге палача с завязанными назад руками».
Она. «Знатнее меня! Да кто же? — Разве Принцессы крови?»
Он. «Еще познатнее».
Тут все собрание пришло в смятение; хозяин дому нахмурился; стали говорить, что шутка простирается слишком далеко, и Г-жа Граммон, чтоб замять дело, сказала шутливым тоном: «Вы увидите, что он мне не позволит и последнего утешения: взять с собою Духовника».
Казот отвечал: «Ни вы, ни кто другой не будет иметь его, сударыня. Последний из осужденных, которому из милости дадут его…….» Тут он приостановился на минуту.
 
«Кто ж будет этот счастливый смертный, которому окажут такое преимущество?» вскричала Дюшесса.
«Только одно это предпочтение и он иметь будет, отвечал Казот: это будет Король Французский».
Тут все вскочили из-за стола, и хозяин, подошедши к Казоту, сказал ему: «Любезный Казот! эта жалкая шутка довольно долго продолжается, Вы простираете ее слишком далеко и до такой степени, что подвергаете себя и все общество большой опасности!»
Казот хотел уйти; но Г-жа Граммон, которая всячески старалась обратишь дело в шутку, желая развеселишь общество, подошла к нему и сказала: «Ну, Г-н Пророк! вы предсказали участь всем нам: что ж о своей вы нам не скажете?»
Он замолчал, потупив глаза; потом спросил: «Читали ли вы, сударыня, историю об осаде Иерусалима у Иосифа Флавия?»
Она. «Кто не читал ее? Но рассказывайте, пожалуйте, как бы я ее не читала».
Он. «Хорошо, сударыня! Во время сей осады, один человек ходил семь дней сряду по валу около города в виду осаждающих и осажденных и кричал беспрестанно жалобным голосом: “Горе тебе, Иерусалим! Горе тебе, Иерусалим!” — В седьмый день он вскричал: “Горе Иерусалиму и мне!” и в ту ж минуту огромный камень, брошенный из машин неприятелем, раздробил его. Сказав сие, Казот поклонился и вышел».
Примеч. Известно, что все находившиеся на сем миру точно так кончили жизнь, как предсказал Казот.
См. Сочин. Лагарпа, по смерти его изданные.
 ХХХ 
 Достопамятное видение Катерины Медицис 
В пробном листке Минденских ведомостей на 1820 год помещено следующее достопримечательное пророчество, заимствованное из записок Г-на Галльйона (Мешоiгез do Mr. de Haillon), изданных в XVII столетии.
Знаменитый чернокнижник Л1укка Гаурико, родом из Флоренции, призван был во Францию Королевою Катериною Медицис. Слух о глубоких сведениях Гаурико в заклинании духов и в других таинствах природы заставил думать сию Государыню, что он может предсказать ей будущую судьбу Франции и царственных ее Владетелей. Многих стоило трудов побудить Гаурико к сему путешествию; однако Королева не щадила ничего, чтобы только удовлетворишь своему любопытству. Наконец, чернокнижник был уже в Париже; но прибытие его в сию столицу сохранялось в тайне и одной только Королеве и некоторым из ее приближенных известно было его жилище. Гаурико долго старался отклонить Королеву от ее намерения — долго представлял ей опасность, сопряженную с заклинанием духов; но все было тщетно. Желание ее читать в книге Судеб превозмогало страх. Заклинание назначено было в Луврском дворце.
Когда пробило полночь и городской шум начал утихать, то Королева, сопровождаемая одною только пожилою Штатс-Дамою и старшим из своих Камергеров, тихо пробралась в отдаленную рыцарскую залу. Камергер и Дама долженствовали остаться в ближней комнате и неустрашимая Королева вступила одна в волшебные круги, начертанные чернокнижником. Сей последний снова просил ее отложить свое намерение или, по крайней мере, еще раз испытать себя, имеет ли она довольно мужества, чтобы снести приближение бестелесных существ. Королева была неумолима и понуждала чернокнижника немедленно приступить к делу. Она уже давно имела непреодолимое желание видеть постепенный ряд своих преемников и в особенности узнать, как ее потомство будет распространяться и царствовать во Франции. Гаурико объявил ей, что, согласно с сим желанием, увидит она каждого из последующих Королей в особенности; что все они сидеть будут на троне и в полном блеске своего величия; также, что продолжительность их появления означать будет продолжительность их царствования; тихое исчезание с престола их кончину, а падение с оного насильственную смерть.
Потом начал он свои заклинания. Пол дворца поколебался и из средины залы возник великолепный трон. Муж, одетый порфирою, воссел на оный: это был Генрих II, супруг Екатерины. Но недолго оставался он на престоле и внезапно низвергнулся с оного на пол (последствие подтвердило справедливость сего предсказания: Граф Монтгомери без намерения нанес Королю сильную рану на одном турнире, и сей последний от нее скончался). За сим появился Франциск II, старший из сыновей Королевы. Сей также недолго оставался на троне и вскоре исчез с оного без всякого шума. Таким образом один Государь являлся за другим. Некоторые из них пребывали на престоле продолжительнейшее время, иные тихо исчезали с оного, а другие ниспадали с шумом; наконец, какая-то малорослая фигура с великим трудом взошла на трон и Королева невольно воскликнула: «Ах, вот и маленькой Беарнец!» Сие восклицание, неизвестно почему, весьма смутило чернокнижника. Малорослый Король также сидел недолго, и наконец низринулся с шумом. Гаурико продолжал показывать его преемников; но после Людовика XIV, убедительнейше просил Королеву отложить дальнейшее любопытство и удовольствоваться тем, что она уже видела. Он предупреждал, что отныне представятся ей столь ужасные явления, что она не в состоянии будет их снести. Королева была, однакож, непоколебима и хотела видеть все до конца.