Эдгар По в России

Так вы, говорите, что о пребывании этого, как там его — Эдгара Аллана По? — в России остался лишь полицейский протокол? Позвольте спросить, а вы этот документ собственными глазами видели? Нет, не видели? То-то же. И никто его не мог видеть, потому что никаких протоколов в ту пору не существовало. Ну, сами подумайте, если Управа благочиния будет переводить бумагу на каждого пьяницу, что к нам — ха-ха — на ночлег попадет, так мы разорились бы. Отродясь никаких отдельных бумаг на забулдыг не писали. Ежели, скажем, притаскивают к нам таких, кто до дома на собственных ногах дойти не может, в камеру их складывают, то поутру просто-напросто спрашивают — кто таков, какого роду-племени. В книгу учетную, само-собой, всех заносили, нам по количеству голов, в камере побывавших, отчет потом в Управу благочиния давать. А уж потом поступали сообразно обстоятельствам: ежели питух этот нашенский, из мещан или купчишек мелких, проживающий в Санкт-Петербурге, выписывали ему штраф в полтину, в зубы давали для порядка да домой отпускали. А ежели ненашенский, не столичный, из крестьян каких на заработках, тут другое дело — а где, сукин ты кот, паспорт твой? Коли паспорт на месте, нарушений нет — так, опять-таки, раз-два по морде, чтобы власть уважал, да домой, по холодку. И по казенной почте бумагу о штрафе — та же полтина. Обязан будешь заплатить в уездной канцелярии. Но если у мужика оная полтина в кармане, то можно штраф и тут заплатить. Чего нам лишние бумаги писать? Ну а коли паспорта нет, тут уже надобно проверять, что за человек попал. Одно дело — крестьянин беглый, таких мы к барину по этапу отправляли (понятное дело, барин потом шкуру спустит — ему за все расходы платить), другое — если варнак какой. Подозрительных в Управу благочиния препровождали, а уж там пусть начальство разбирается. Можно бы еще выпороть, но кто этим делом заниматься станет? Нет у меня экзекутора, не самому же пороть? Да и чревато это. Вон у соседа моего, на Лиговке, выпороли одного обалдуя в кучерском армяке, а он дворянином оказался, в чинах высоких. Налицо — то есть на спине, следы остались. А коли раз-два по морде, никто слова не скажет. Мог ведь и оступиться, упасть там, кто докажет?
Теперь же, по заданному вопросу об американском господине. Эх, не следовало бы ничего говорить, да мне уж теперь все равно. Скажу. Ежели что-то не вспомню — не обессудьте, времени-то уже сколько прошло! В осень двадцать девятого года, не раньше и не позже, в октябре месяце, число не упомню, в околоток вверенного мне квартала поступил иноземный подданный — грязный и пьяный, голова в крови. На вид лет двадцать — двадцать пять. По-русски не говорил, да и на других языках тоже, потому как без сознания пребывал. То, что он иноземный подданный, я лишь наутро узнал, когда оный юноша в чувство пришел. Никаких бумаг при нем не было. По закону, то есть по Уложению о паспортах, следовало иностранца в Управу благочиния доставить, потому как не положено иностранным подданным в Российской империи беспаспортным пребывать. Но тут ведь вот какая история… Нежелательно мне было иноземца в Управу вести, равно как и в книгу вписывать. Подобрали-то немца американского возле Фимкиного кабака. Может, избили его да из кабака выкинули, кто знает? Наш бы мужик был, а то и дворянин — так и хрен с ним. Не пей где ни попадя. А коли иностранца пьяным да драным найдут, шуму будет! Я на следующий день с Фимкой — Евфимием Степановым, сыном Соболевым, конечно же, разговор составил и мозги вправил — он неделю с перекошенной мордой ходил. Хорошо, что американец жив остался, а если б помер? Нашли бы покойника, а отвечать кому? Отвечать, понятное дело, мне. Вот я Фимке мозги и вправлял: на хрена мне в квартале труп, если Нева рядом, а? Фимка врать не стал, доложил, что по башке иноземец в его кабаке получил — девку гулящую с заезжими купцами не поделил. Дрался американец круто! Фимка на драки кабацкие насмотрелся. Двух здоровяков отметелил, хотя сам хилый — плюнь, повалится. Если бы по башке бутылкой не дали, худо бы купчишкам было. Озлились купчишки на парня, но ногами не били. Почти не били. Ну, так, немножечко. А из кабака его вынесли честь по чести, у крыльца положили, чтобы на холодке оклемался да домой шел.
 
Ежели делу ход давать, так пришлось бы Фимку со всем усердием трясти, свидетелей искать и кабак закрывать дня на три, а зачем оно мне? Я как-никак потомственный дворянин, а это расходы сплошные. И с Евфимием уже много лет дружбу веду — крышу вон на доме затеял делать, а кровельное железо подорожало. Да еще и младшенькая подрастает — кто на приданное девке собирать будет, если не батька? А так, втихую, да никаких забот. Так и мне хорошо, и начальству спокойнее. Виноват, отвлекся. Итак, господа, что мы имеем? Имело место быть кабацкая драка, причины которой мне точно неизвестны, но драке такой, как известно, неправы бывают обе стороны. Во время оной драки господину По были причинены телесные повреждения, вызвавшие кратковременное помутнение мозгов, повлекшее за собой беспамятство. Не исключено, что сломаны одно или два ребра, но врача рядом не было, точно сказать не могу. А далее вытащили господина Эдгара По — правильно имя назвал? — неизвестные личности, на землю бросили, где оного потерпевшего и обнаружил ночной сторож.
Если живой, то не оставлять же парня на улице? Позвал сторож кого-то из ночных извозчиков, на телегу взвалили да привезли в участок, в чувство привели, кровь отмыли. Оклемался болезный. Я даже распорядился, чтобы его на свежей соломке положили. А дальше… Что дальше? Выспался он, водичкой отпился (кадка у меня прямо в камере стоит, ковшик есть, воду меняем почти каждый день), морду отмыл да и пошел себе с Богом. Да, сторож ночной ему еще и чарочку налил, чтобы повеселее было. На кабатчика жалоб не заявлял, да и к чему мне лишние жалобы? Вот я и не стал американца этого ни в учетную книгу вносить, ни к начальству отправлять. Если честно, я бы вообще об этой истории забыл, так ведь теребят — был ли в твоей камере пьяный Эдгар Аллан По? Да кто его знает, может быть он это, был, а может, не он. Упомнишь ли всех за столько лет службы? У нас и своих пьянчуг хватает, на что нам американские сдались?
У меня другое происшествие было, на следующий день, поважнее пьяного дебоша. В меблированных комнатах, неподалеку от Фимкиного кабака, нашли трупы братьев Овчинников. Раны у обоих колотые и резаные, кровишшы — будто порося резали. Братья — Харитон и Спиридон, из Новгородской губернии будут, купцы второй гильдии, в столицу скот поставляют. Паспорта в порядке — завсегда у меня отмечаться приходят да лепту скромную вносят на богоугодные дела. И дело у них на широкую ногу поставлено, коли комнаты снимают, а не в трактире обитают. Говорили мне, что на первую гильдию хотят капитал заявлять. А вот поди ж ты. Дворник говорил, что девку братья с собой тащили. Ночью крики были, шум и гам — дело привычно, если купцы при деньгах. К утру все стихло, девка ушла. Девку бы допросить стоило, да толку-то? Ищи ее теперь. Да и к чему? Сама она не смогла бы двух здоровенных мужиков завалить. Пьяных, это да, но тогда бы и мебель в порядке стояла и посуда. А главное, денег при братьях нашли целую тышшу! Ладно, честно скажу — поперву денег больше было, пять тыщ. Но к чему мертвым деньги, а мне еще младшенькую поднимать, старших на ноги ставить. Если бы девка зарезала, так и деньги бы с собой унесла. Были у меня кое-какие мысли, но я их при себе оставил. К чему огород городить? У каждого братца в руке по ножу было, крепенько держали, еле вытащили потом. Очень даже возможно, что братья пять тыш (тьфу ты, тышшу всего!) не поделили да сами они друг друга и порешили. Ну, из-за таких денег и братья кровные на смерть пойдут.
Из дневника Эдгара Аллана По
Сегодня я весь день пролежал в номере гостиницы. Надеюсь, хозяин меня не видел, иначе он откажет мне в месте, а искать ночлег в своем нынешнем состоянии я просто не смогу. Ужасно болит голова, ребра. Но телесная боль — это вздор. Телесную боль можно и нужно перетерпеть. Тело — всего-навсего вместилище души, а душе бывает гораздо больнее, нежели телу. По законам жанра, мне положено стенать, заламывать руки. Но стенания я записываю в свой личный дневник, а заламывать руки, биться головой о стену… Голова и без того болит, болит и плечо.