Увидимся в Новом Свете (СИ)

Глава 2
Когда к нам перевели Лилю, мне было семь. Я приехала сюда пару месяцев назад, но уже дала понять старшим, что выцарапать глаза я могу даже троим, и после моих укусов раны не заживают долго. Детский дом был моим постоянным домом, и я не знала другой формы жизни, не знала, как жить с родителями, и завидовала только одному – те, другие, домашние дети имеют свою личную комнату.
Лиля была тощая как щепка, с ободранными, крупными как у жеребенка, коленями. Ее жидкие косички были переплетены сзади и завязаны в бант. Она сразу подошла ко мне и спросила:
- Тебе больно? – потрогала пальцем шрам на виске, который я получила в честном сражении, отвоёвывая право на свою котлету в столовой. – Иди, я тебе подую, и все заживет. Бабушка так делала, и мне сразу помогало.
С этого момента этот чахнущий от горя потери цветок, занял ту часть сердца, которая, видимо, предназначалась для любви. Она на долгие годы заполнила мое сердце полностью. Мы стали сестрами, подругами, учителями и родителями друг для друга. Теперь мне приходилось драться в два раза больше, но Лиля дула на раны так, что они сразу переставали болеть.
Мы получили комнаты в одной коммуналке, и для этого мне пришлось объяснить директрисе, что, если она не посодействует, ее дача перегреется на солнышке и сгорит к чертям собачьим, а где эта дача, я хорошо знала – именно туда нас привозили «отдохнуть на свежем воздухе» с тяпками и лопатами, когда дети директрисы купались в реке и жрали яблоки.
Мы влетели во взрослую жизнь как необъезженные лошади, и, если бы не Лиля, я давно попала бы в плохую компанию, но она «дула» мне в уши так же качественно, как и на раны, и находила слова, чтобы отговорить от дурного, заняться делом, пробиваться в этой жизни, которая была нам мачехой.
Только она называла меня Маней, остальным этого делать было нельзя. Для остальных я была Марией.
Мы объединили две комнаты в одну квартиру, угол у окна одной из комнат заняли кухней, у входа была прихожая. Рукастые парни из спортзала, в котором я, как говорила Лиля, «гасила гормональные взрывы», помогли с обустройством душевой здесь же. Мы зажили так, как рисовала мне в своих рассказах перед сном в детском доме Лиля.
Я работала везде, где можно, потому что любой институт отторгал меня как наш дом отторгал ежегодно обновляемую штукатурку. У меня было слишком много личного мнения, слишком твердые кулаки и слишком длинный язык.
К тридцати годам мы поменяли свои комнаты на квартиру, и для этого нам пришлось работать как на плантации – «от сюда и до заката».
Лиля получила три высших, защитила докторскую, и была научным сотрудником в таком количестве мест, что я уже не могла запомнить. Она была историком от Бога. Не было ни одних раскопок, где студенткой не влезла бы Лиля, не было ни одного исторического мероприятия где не выступала бы она со своими индейцами и пуританами.
Я ходила в спортзал, вела несколько групп – сама была тренером. Основной мой заработок – найти товары, которые кажутся людям не нужными, правильно представить их, сделать рекламу и найти сбыт. Иногда не было денег по три месяца, а иногда за неделю нехитрых кликов в ноутбуке, и мы могли позволить себе поехать заграницу.
В один из вечеров, когда мы планировали отмечать мою сделку, Лиля ворвалась домой, прыгнула ко мне на диван так, что тарелка с орешками, что я уплетала, смотря очередной бокс, вылетела из рук и покатилась под столик:
- Маня, у меня для тебя преприятнейшее известие…
- К нам едет Поветкин?
- Кто это? – Лиля напряглась, не понимая о ком я говорю.
- Боксер. Лучший. Только это спасет тебя от того, что я сейчас устрою за просыпанные орехи, - я знала, что сейчас меня будут уговаривать пойти на очередной симпозиум, и в голове быстро искала причину, чтобы отказаться.
- Нет, нам и тебя здесь хватает, - она указала на угол в комнате, где висела «груша».
- Тогда, с чем связана эта волна счастья?
- Мы отправляемся в круиз, на настоящем трансатлантическом лайнере. Из Англии в Америку! Ты дыыын! – с этим звуком она достала из-за спины бумажки. На картинке был белый лайнер, вода, бокалы с шампанским и прочие регалии буржуйской жизни. – Даже не думай начинать придумывать что у тебя болит, потому что все оплачено, все оговорено.
 
- Там очередной слет зазнаек с пятью высшими, Кембриджем, членством в Масонской ложе и их женами на наркоте? – я скинула ее ноги со своих коленей, и полезла собирать орехи с пола, который час назад мыла.
- Нет, это поездка, дабы отдать дань тому, что я изучала все эти годы, Мань. Четыреста лет будет славному Дню Благодарения…
- Даже я, которая не помнит, когда День Конституции России, помнит, что этот праздник осенью, потому что мы его отмечаем пышнее, чем Рождество и Восьмое марта.
- Мань, - Лиля села прямо, положила руки на колени. Эта поза означала, что наша жизнь меняется. Такое уже было, когда она сама нашла квартиру, взяла кредиты в банке и подготовила документы на продажу, а рассказала мне уже в последний момент. Мне стало неспокойно. – Мань, я приняла предложение одной очень известной компании. Я стану руководителем нового университета – это филиал Американского. Я больше не буду ездить по раскопкам, сборам и всяким выставкам. Я поняла, что мне уже за тридцать, и пора сделать жизнь более домашней.
- Что? Ты отказываешься от открытий? Да перестань, это очередная уловка, чтобы заманить меня на лайнер со снобами, - я села рядом и взяла ее руку в свою.
- Все уже открыто. Только я как девчонка с горящими глазами скачу с одного места на другое.
- Лиль…
- Это правда. Мы поедем, и я подпишу там все необходимые документы, неделю покатаемся по Штатам, и приедем взрослыми и спокойными. Для новых дел.
- Ты говоришь сейчас как Маргарет Тэтчер. Это не похоже на тебя.
- Мань, нам за тридцать, а у нас ни родины, ни флага, как говорит соседка, «ни Богу - свечка, ни черту – кочерга». У нас не было времени даже на то, чтобы завести семьи. Ты в курсе, что все считают, что у нас однополая семья? – она смотрела на меня так, словно открывала мне страшную тайну.
- Пусть считают, что хотят. Я хочу жить так, как хочу. По-другому я не умею. И ты не умеешь, - я встала, и начала ходить из угла в угол, и Лиля мотала головой, смотря на меня.
- Нет, Мань, я устала. Правда. Я не выжму из камня воды. Такого предложения больше не будет. С первого же чека мы продадим квартиру и купим дом в Подмосковье. Я уже проверила – нам хватит. Мы будем жить медленно, радуясь каждому дню.
- Я не стану спорить с тобой, и надеюсь, ты получишь именно то, что ты хочешь, - я села обратно на диван, открыла бутылку шампанского и разлила по бокалам.
- Ты переживаешь, что это нас с тобой разлучит? – Лиля взяла меня под руку и положила голову на мое плечо. – Никогда, Мань, мы с тобой увидимся даже на «том» свете, вот увидишь.
Лайнер был эпически красив. Я никогда не видела их так близко. Дорога до Англии была не интересной. Мы летали туда много раз, а вот лайнер… Это как огромный дом на воде. Даже не дом, а жилой квартал. Люди на нем выглядели как спичечные головки.
Вода всегда пугала меня. Я начинала тонуть сразу, как только под моими ногами терялось дно. Купания в бассейне и лежание возле берега в набегающих волнах – были моими самыми экстремальными видами плавания.
- Восемь дней, о Святой Христофор Колумб, восемь дней мы будем спать в каюте с выходом на балкон, с видом на наш личный океан, Маня, мы поплывем как мать их, буржуи, - Лиля скакала по каюте, и постоянно открывала стеклянную дверь. Апрель здесь был много теплее, чем у нас.
 
- Не поплывем, а пойдем, Лиль, - однажды я чуть не вышла замуж за моряка, ну, не прям моряка с лентами по спине и танцем «Эх яблочко», просто парень служил на море. Скорее всего, красил там круглосуточно наш морской флот, потому что я лично ему ничего бы сложнее веника и кисти не доверила.
В первый вечер, в ресторане было шоу. Вечерние платья, фуршеты, огни на палубе. Мы шли дорогой гребанных пилигримов, и если бы они знали, как эту дорогу будем проходить мы, в какой роскоши и с какой скоростью, они «забили» бы на Америку.