Застрявший в Кишке (СИ)
Кузнец же хоть и не одобрял рабства, но мог держать себя в узде. Я и сам ощущал смешанные чувства, когда мы оказались на пороге невольничьего рынка. Моя фантазия рисовала что-то вроде торговой площади, с прогуливающимися покупателями вдоль рядов, но на деле это оказался огромный провонявшийся барак с кучей клеток внутри. Вместо вывески на входе красовалась улыбающаяся рожица в рабском ошейнике. Как мило.
Большая часть счастливых обладателей этого аксессуара ещё вкалывала на благо города, но измученные работяги интересовали меня в последнюю очередь. Здесь держали в первую очередь новоприбывших, а так же тех, на чей счёт ещё окончательно не определились. Первыми же любую партию сначала шерстили привилегированные «оптовики» – представители борделей, бойцовских арен и прочих увеселительных заведений.
Сами работорговцы обосновались в отдельной пристройке, чтобы не дышать одним воздухом со своим «товаром». Поначалу нас приняли довольно прохладно, но стоило только продемонстрировать платежеспособность, как к нам тут же приставили услужливого продавца-консультанта в расшитом халате. Своими тонкими усиками и смуглой кожей он напоминал начинающего хана.
Продавец с нездоровым энтузиазмом готов был нахваливать даже тех, над чьими неподвижными телами уже вовсю кружились насекомые.
Вот где наше появление вызвало маленький фурор, так это в самом бараке. Некоторые рабы вскочили, принявшись тянуть к нам руки сквозь прутья, насколько им позволяли металлические браслеты на запястьях. Как вспомню, как они натирают, так и тянет почесаться. Гвалт понялся такой, что я едва слышал, что нам втирает консультант. Особо ретивые бедолаги получали дубинками рукам от надзирателей, порождая ещё больший шум.
Сами невольники произвели на меня удручающее впечатление. Исхудавшие, отчаявшиеся и наскозь пропахшие застарелым потом и мочой. Даже охрана здесь ходила в плотных повязках на лице, не говоря уже об управляющем. Однако нас подобными ароматами после «Возрождения» не удивить, так что мы не стали скрывать лица, хоть и старались по старой привычке вдыхать через рот.
Вот только стоило расшумевшимся рабам узнать, что сюда заявились наёмники, как их энтузиазм моментально угас. Некоторые и вовсе забились поглубже, прикинувшись грязной ветошью. Спасибо пустынникам и прочим авантюристам, которые используют невольников в качестве пушечного мяса. С другой стороны, это нам только на руку. Неблагонадёжные отсеялись сами собой.
Из оставшихся на ногах консультант особо напирал на парочку мятежных фермеров. На вид – обычные гаражные алкаши с перекошенными рожами, но мне категорически не понравился их взгляд, полный классовой ненависти. Пожалуй, без таких пролетариев мы точно обойдёмся. Прочие же ещё меньше вызывали интерес – откровенный бандит с отрубленной рукой, какой-то дремучий старик и беженка. Последняя, кстати, оказалась единственной, кто продолжал настойчиво проситься к нам.
– Заткнись, дура! – прикринула на неё Двойка. – Нам не нужны бесполезные патаскухи!
– Так это, чего сразу бесполезная? – не согласилась та, непривычно выстраивая слова. – Я готовить могу, шить-стирать-убирать…
– Языком трепать, – продолжила за неё наёмница.
Однако я уже заинтересовался смелой рабыней и присмотрелся к ней повнимательней. Это оказалась тощая тётка далеко за тридцать с чуть свёрнутым набок носом и застарелым синяком под заплывшим глазом. Неудивительно, что её не загребли в бордель или какой-нибудь местечковый гарем. Зато руки у неё были что надо – мозолистые, крепкие, с узловатыми пальцами и аккуратно обкусанными ногтями. Такими руками можно пельмешку даже из листовой жести слепить.
– Точно умеешь готовить? – уточнил я на всякий случай.
Женщина подалась к прутьям, вцепившись в них, словно утопающий за соломинку.
– Дайте мне лепёшку из-под гарру и полведра опилок, так я вам такую стряпню сварганю – пальчики оближете!
– Допустим, – кивнул я. – А что на счёт боевого опыта?
Тётка испуганно зыркнула в сторону надзирателей, но те как раз отвлеклись на мятежников, что стали поносить нас вслух. Видимо, окончательно поняли, что их не берут и сбежать не получится.
– Ну, не так чтобы много… В набеги не ходила. Но если дадите палку какую – буду драться.
– За что ты здесь?
– Так по дурости, – горько сплюнула она. – Пообещали нам мирную жизнь и амнистию. Мы ж с Мочалки, не грабили не убивали никого! А как пришли, так нас и попросили расплатиться по долгам…
– А к нам зачем рвёшься?
– Так лучше сдохнуть, чем стены эти ебучие откапывать! Я на ферму просилась, там всяко привычнее, так меня отмудохали, чтоб рот не открывала лишний раз. И сюда бросили, до поправки. Завтра снова пойду, значит.
– Ясно, – кивнул я. – Будет тебе палка.
Женщина просияла и робко улыбнулась щербатым ртом, ещё не до конца не веря в происходящее. Консультант тоже обрадовался, что удалось втюхать мне хоть кого-то. А вот у меня настроение провисло, как знамя без попутного ветра. Совсем не то чувство, как будто беру себе новую тачку в салоне. По всему выходило, что придётся нам обращаться за посторонней помощью. А это плохо для репутации, да и последствия такого выбора трудно спрогнозировать.
Наёмники, которые нанимают других наёмников, чтоб те сделали их работу… Звучит так себе.
Оставался ещё вариант с посещением другого магазинчика, но по словам Двойки он был мельче и хуже этого. Даже любопытно стало, чем именно.
– А там что? – кивнул я в сторону одиночных клеток, что располагались в самом дальнем углу.
– Всякое непотребство и приговорённые к смерти, – с неохотой пояснил торговец.
Лучших слов, способных меня заинтересовать, сложно себе представить, так что я направился прямо туда. Консультант поспешил следом, причитая на ходу:
– Стойте, они не продаются!
– Тогда что они тут забыли?
– А куда их девать? – принялся оправдываться работорговец. – Стража с полицией сюда притаскивают задержанных на передержку, не хотят морочиться. Как заканчивают с оформлением, мы их отправляем на казнь.
– В бойцовские ямы? – усмехнулась Двойка.
– Чаще всего да, если это не государственный преступник. Тогда приходится всё делать публично. Вот тут как раз один ждёт…
Работорговца прервал отчаянный вопль, раздавшийся со стороны дальних клеток:
– Да сколько можно! Не виноват я!
Кричащий невольник со спутанными волосами вцепился в прутья, будто в припадке. Довольно крепкий малый, судя по разодранной одежде – далеко не бедняк. Только вот он явно замер на грани безумия, и вот-вот готовился через неё переступить. Отчаянье, плескавшееся в его глазах, можно было намазывать на хлеб.
– Ублюдки, ненавижу-у-у…
По его грязному лицу стекали извилистые дорожки слёз, растворяясь в короткой бороде, напоминающей эспаньолку.
– Их банда пыталась обокрасть мелкого ростовщика, – пояснил консультант, догнав меня у самой клетки. – Оказалось, что он в розыске в Шо-Баттае. Покушение на жизнь знатного человека.
– Это не я… – сорванным голосом прорычал преступник.
– Да кого это волнует, мудак, – донеслось из соседней клетки. – Заткнись и сдохни достойно.
Я пригляделся, но так и не смог понять, кто там сидит. Какая-то бесформенная груда тряпок.
– Эй, кто там такой смелый?
– Тебе, мудак, какое дело? – буркнула куча в ответ. – Ищешь себе свежего мяса, так ищи себе дальше.
– Нет, надо было ему и правда язык отрезать, – сокрушённо покачал головой консультант. – А ну встань, когда с господином разговариваешь!
Стоящий у него за спиной надзиратель для острастки многозначительно постучал палкой по решётке. Груда тряпья зашевелилась и со странным щёлканьем стала расти, пока не превратилась в роя весьма странной расцветки, облачённого в рваные лохмотья. В отличие от всех остальных инсектоидов, этот оказался серо-пурпурного цвета с серебристыми подпалинами, вместо уже привычных коричневых. Судя по относительно человекоподобному черепу, это был принц. Исхудавший настолько, что по нему можно изучать нечеловеческую анатомию.