(Не)естественный отбор (СИ)

На секунду ему вдруг захотелось рассказать Оле все, что он знал о себе, ведь тогда он и вправду сможет найти семью. У него появится настоящая бабушка, которая будет любить его и заботиться. Ему больше не придется ловить взгляды и угадывать чужое настроение, он перестанет по ночам просыпаться от кошмаров, в которых друзья уходят от него и больше не возвращаются. Как родители.
Но Лей помнил, что он все же урод. Как примут его незнакомые эльфы? Как отнесутся к его стремительному взрослению? Да и эльфийская бабушка – это не то же самое, что человеческая. Ей может быть от двухсот до четырехсот лет, и она будет выглядеть как тридцати-сорокалетняя женщина, то есть, конечно, уже не молоденькая девушка, но и не морщинистая старушка в пуховой шали, и она не будет пахнуть хвойным мылом, не будет печь вкуснейшие сливовые пироги или вязать теплые колючие носки, как это делали бабушки в деревне, где он жил в детстве. Кроме того, почему-то же его родители сбежали из семьи, и вряд ли строгие церемониальные эльфы с радостью примут их ребенка.
Лучше уж продолжать жить, как раньше. С его скоростью роста уже через каких-то десять лет он будет выглядеть взрослым, сможет сделать себе документы и начать жить, как все нормальные люди. Именно как люди. Рядом с эльфами ему нечего делать.
Если только Дэн вдруг не окажется прав…
– А далеко этот ЦВИНП? – робко спросил Лей.
– Нет, за двадцать минут доедем, – приободрила его Оленька. – Ты не бойся, тебя там никто не обидит. Если хочешь, я тебя буду навещать. Может, ты что-то сможешь вспомнить про своих родных? Тогда мы быстрее их отыщем.
По дороге к остановке эльф держался в сторонке от людей, шарахался от прохожих и всячески демонстрировал боязнь прикосновений, чтобы Оленьке не пришла в голову глупая мысль взять его за руку. И девушка, не желая его еще больше пугать, шла чуть поодаль.
В маршрутном автобусе Лей плюхнулся на сиденье возле двери, рядом с худеньким парнишкой, для Оли же места не нашлось. Она улыбнулась эльфу, шепнула, что будет рядом, и прошла подальше в салон.
Через две остановки Лей выскочил из автобуса и, не дожидаясь криков инспекторши, убежал во дворы. Он знал, что Оленька не сможет его догнать, но на всякий случай попетлял еще немного, сел на проходящий трамвай, через остановку спрыгнул, прошел еще несколько кварталов и остановился возле высокого здания, называемого в простонародье свечкой.
Его легко хлопнули по плечу.
– Рад, что ты смог выбраться, – сказал Стан, улыбаясь.
  
Глава 30
 
«Понедельник – день тяжелый. Понедельник – трудный день» – речитативом крутилось в голове по дороге в университет. Работа, Настя, Лей – все это одновременно навалилось на меня, и я впервые ощутил нехватку времени.
Буду делать все постепенно, шаг за шагом. С Леем мы распланировали действия на ближайшие пару дней. Эльф в очередной раз поразил меня разумностью, приспосабливаемостью и гибкостью мышления. С таким прошлым не каждый человеческий ребенок смог бы справиться, а эльфеныш мало того что выжил, так еще и не сломался, не огрубел душой, сумел найти друзей и даже вырваться от похитителя, пусть и такого нелепого, как этот оборотень. И, кстати, с ним бы я хотел пообщаться.
Я понимал, что мои действия противоречат закону. Лей должен отправиться в детдом, но я не думаю, что ему там будет лучше. Жесткие и зачастую бессмысленные правила, жестокие дети, отталкивающие всех, кто хоть чем-то отличается от них. Как они отнесутся к инорасцу?
Мне бы хотелось разузнать про его родителей, про их семьи. Неужели никто не разыскивал его? Хотя я же сам просматривал сводки за прошлые года, и там не было ни единого намека на пропавшего эльфийского ребенка. С другой стороны, всем известна закрытость эльфийского сообщества и их нежелание выносить какую-либо информацию вовне, так что вполне возможно, что они не стали заявлять в полицию и пытались вести поиски своими силами.
Затем я вспомнил про тех бледных испуганных детишек, которых видел днем. Особенно запомнилась семилетняя Зоя в красивом розовом платье, со светлыми кудряшками на лбу и ее мать, худая, модно одетая женщина с туго стянутым пучком волос на затылке. Я сначала даже не понял, как они попали в список неблагополучных семей. Да, неполная семья из двух человек: мама и дочь, но судя по обстановке в квартире, мама хорошо зарабатывает: дорогая мебель из дерева и кожи, много техники на кухне, детская комната отделана на совесть и с привлечением дизайнеров.
 
Но послушал их разговоры с Аллой, и картинка обрисовалась. Судя по всему, у мамы было весьма безрадостное детство: отец-алкоголик, мать, горбящаяся за копейки, и над девочкой издевались в классе из-за бедности, неказистой внешности и забитого характера. Потом она выросла, смогла найти работу, закончить университет и начала неплохо зарабатывать. И попыталась компенсировать себе все, что ей недодали: покупала дорогую одежду, ездила в другие страны, занялась квартирой, но забыла про свою искалеченную психику. И когда у нее появилась дочь, Зоя, она вдруг возненавидела ее. Покупала ей дорогие неудобные платья и злилась на Зою, что та не ценила их, обставила комнату игрушками и ругала дочь, что та не целует руки в благодарность. Ведь у мамы-то этого не было! И каждый день, каждую минуту мама твердила дочери, как та должна быть счастлива, ведь ее мама не пьет, зарабатывает, готовит вкусную еду. А потом начала бить. За не тот взгляд, за не такие слова, за лишнюю улыбку или слезы.
Зато в холодильнике йогурты. Зато на море два раза в год.
А Зоя дома ходила, как по струнке, боялась лишний раз слово сказать и перенесла этот страх в школу. Ее считали глупой и даже умственно отсталой, ведь она терялась, когда к ней обращалась учительница, краснела и заикалась у доски. Но школьный психолог при очередном тесте обратила внимание на состояние девочки, увидела синяки и позвонила в опеку.
Наш визит был вторым к ним, и за те полчаса, что мы провели в их квартире, девочка не сказала ни слова, лишь вздрагивала, когда слышала свое имя. А мама истерически визжала, говорила, что уволит ту дуру-психолога, что правительство совсем охамело, раз тратит время и налоги, собранные и на ее, между прочим, деньги, на такие хорошие семьи, как их, кричала, что Зоя – бестолковая, ленивая и совсем не ценит материнской заботы. Прошлась она и по моей расе, сказав, что только вот оборотней в ее доме не хватало, мол, пусть они ходят и алкашей отлавливают, раз больше мозгов ни на что не хватает, и где только была опека, когда она голодала целыми днями из-за того, что родители были в запое.
А я смотрел на Зою и очень хотел взять ее на руки, закрыть ей ушки, чтобы она не слышала воплей матери, покатать на пони, познакомить со своими братьями-хулиганами. И сказать ей, что она самая хорошая девочка на свете, не глупая и ленивая, а умная и добрая, и мама у нее тоже хорошая, просто ей об этом вовремя не сказали, поэтому она так злится.
И я прекрасно понимал, что ничего наш визит не изменит. Мама Зои переведет дочь в другую школу, научится бить, не оставляя следов, вырастит из нее глупое забитое существо и будет жаловаться на свою злосчастную судьбу. И это было неправильно. Совсем неправильно. И в рамках системы я ничего не мог с этим поделать.
Так, может, стоит выйти за рамки?
Возле университета меня уже ждали девушки. Настя нервно сжимала ладони, Крис мерила площадку перед входом широкими шагами и еле слышно ругалась.
– Стан, – увидев меня, Крис остановилась, – завтра я снова пойду с Настей к этому… Хорошо?
 
– Крис, – мягко проговорила Настя, протягивая руку к подруге, – не надо. Успокойся. Прости меня, пожалуйста!
– Да ты-то что извиняешься? Это же не ты два часа говорила там. Стан, мы договорились? – Крис еле-еле сдерживала себя от оборота.
– Если тебе не сложно, буду только рад. Я и сам хотел тебя попросить…
– Значит, договорились. Все, я побежала в Экстрим, иначе прямо тут взорвусь и покалечу кого-нибудь.