Дочь Соляного Короля (ЛП)

Он положила тёплую руку мне на спину.
— Очень легко забыть, через что ты прошла, если сам не испытывал ничего подобного. Прости.
После этого она долго ничего не говорила и сидела, повернувшись в сторону Сабры.
— Когда я её вижу, моё сердце разбивается. По-прежнему. Я не могла и подумать, что родилась для того, чтобы увидеть всё то, что произошло с вами.
— Ну, она сама виновата, разве не так?
— Как ты можешь такое говорить? Она не знала, что это произойдёт.
— А как ты можешь её защищать? — ответила я чуть громче. Несколько сестёр повернулись к нам. Я понизила голос.
— После всего того, что она сделала? Это было жестоко.
Тави кивнула, но этот жест не был искренним. Она только хотела успокоить меня.
— Я её не защищаю. Но она не хотела, чтобы это произошло. Ей было нелегко, не забывай об этом.
— Ты, должно быть, шутишь, — сказала я, отпрянув от неё и рассердившись из-за того, что меня сделали злодейкой.
А также из-за того, что я почему-то не должна была заводиться.
— Отец не так внимателен к ней, а мама не настолько снисходительна. Так что даже не начинай. Мы все знаем, что мама любит тебя больше всех. И ты, Эмель, более выносливая.
Я раскрыла рот, не веря, что я слышу эти слова от Тави.
— Это не оправдывает того, что она сделала.
Она открыла рот, чтобы ответить, но я не дала ей слова вставить.
— И я не позволю тебе идеализировать меня только потому, что ты думаешь, что ей пришлось тяжелее. Это не честно по отношению ко мне, и это не честно по отношению к ней. Мы все живём в этом шатре… и терпим эту жизнь.
Тави потупила взор и закусила губу.
— Я знаю.
— Я могу злиться, Тави. У меня отняли моё будущее. Ты понимаешь, что я больше никогда не выйду замуж? На моей спине тридцать шрамов.
Её веки намокли от слёз, и когда она моргнула, одна из слезинок упала вниз.
— Мне жаль, — вымолвила она, наконец.
— Я знаю.
— Я скучала по тебе. И, — она заплакала ещё сильнее. — Когда тебя забрали. Я-я была рада, что ты никогда больше не выйдешь замуж. Я не хочу, чтобы ты уезжала; я не хочу с тобой прощаться. Я думала сделать то же, что и ты: сходить в деревню и навестить тебя. Я всё спланировала, — она начала делать глубокие вдохи, закрыв лицо руками и продолжая плакать. — Это ужасно, я знаю. Прости.
Я притянула её к себе и прислонилась головой к её голове.
— Всё в порядке, — прошептала я. — Я очень по тебе скучала.
Когда Тави успокоилась, и когда наш гнев потерял весь свой запал, она спросила:
— Где ты была в тот день? Почему тебя не было с нами?
— Ну…
Я прокручивала в голове разные разговоры, которые мы будем вести после моего возвращения домой, но я ни разу не подумала о том, что я расскажу своим сестрам о том дне.
— Ты была с кем-то? — ахнула она.
— Шшш! — зашипела на неё я. — Я не хочу, чтобы такие слухи начали распространяться. Отец думает, что я была с кем-то. Но я не была. Я просто оказалась в неправильном месте в неправильное время.
Она вздохнула.
— Я так рада, что с тобой ничего не случилось, пока ты была там.
Я спросила, что она имела в виду, и она посмотрела на меня так, словно у меня не было мозгов.
— Я имею в виду смерть, конечно. Стражники, охраняющие периметр, были убиты.
— Что?
— Торговцы нашли первую группу спустя несколько дней после того, как тебя забрали, — её лицо засияло из-за ощущения собственной важности, когда она поделилась со мной этим особенно ценным слухом. — Потом нашли ещё несколько групп.
Я не могла в это поверить. Я прикрыла рот рукой, широко раскрыв глаза.
— Среди них не было наших братьев, не волнуйся. Но отец попросил мужей наших сестёр прислать сюда солдат. Ты увидишь много незнакомых лиц, — она сказала это так, словно предупреждала меня.
— Почему не было сигнала тревоги? Когда солдат нашли мертвыми? А когда на них напали? Почему город не предупредили?
— Их нашли только через какое-то время после того, как их убили. Я уверена, что Отец не хочет волновать людей.
Либо он не хотел показывать свою слабость, или уязвимость своего непробиваемого фасада. Сёстры, находящиеся рядом с нами, присоединились к нашему разговору, высказывая свои теории. Я едва слышала то, что они говорили. В моей голове возникали свои собственные идеи насчёт того, почему алтамаруки продолжали убивать наших солдат.
 
— Я принесу тебе ужин, — сказала Тави.
Я проследила за тем, как она отошла и сложила остатки их еды с вечера на потемневшую серебряную тарелку.
— Мне жаль, что с Кадиром не вышло, — сказала я Рахиме, оторвавшись от еды.
— Я не понимаю, почему он выбрал меня. Он говорил о тебе полночи и о том, как ты его раздражаешь. Казалось, он не понимал, что он делает со мной. Иногда он смотрел на меня, а потом словно пугался, как будто ожидал, что я окажусь кем-то другим. Я бы предпочла выйти за мужчину, который хотел бы меня
— Я уверена, он хотел тебя, Има, — сказала я, не веря своим собственным словам, и вспомнив, как Саалим рассказал мне о магии и о том, что она оставляет следы.
Рахима сердито посмотрела на меня, раздраженная тем, что я пыталась утешить её.
— Ты знаешь не хуже меня, что по мужчине видно, если он нас желает. Кадир меня не желал.
Я улыбнулась и отставила пустую тарелку в сторону. Я уже знала, что значит быть желанной. Мои мысли перенеслись к джинну и к тому, как осторожно его губы двигались поверх моих. Я легла на тюфяк, мысли кружились у меня в голове, а кожу щекотало приятное тепло.
Вытянув пальцы ног и подняв руки над головой, я зевнула и закрыла глаза. Влажное тепло шатра, перемешанное с запахами масел и потных тел, было знакомым и уютным. Я свернула одеяло и подложила его себе под голову.
Тени замелькали перед моими закрытыми веками, а в ушах раздавалось бормотание, из-за чего мне было трудно уснуть. Я с удивлением обнаружила, что скучала по тишине и темноте моего маленького тюремного шатра. А также скучала по той надежде, которая встречала меня каждое утро, когда я думала о Саалиме и о том, придёт ли он ко мне.
Я поправила тюфяк так, чтобы он был рядом с тюфяком Рахимы, и прижала её к груди. Я никем не смогла бы её заменить, как и Тави, и всех своих сестёр, которых я так сильно любила. У меня не было никого кроме них.
В какой-то момент тихое бормотание прекратилось. Прислужница убрала обеденные чашки и потушила факелы песком. Я могла слышать, как кто-то то и дело двигал руками или ногами на своём тюфяке, или легонько кашлял, и как прислужница болтала с кем-то о соседних дворцовых шатрах, и как вдалеке раздавалась струнная мелодия уда и улетала прямо в тёмное небо. Я слушала эти звуки, и вскоре этот домашний шум окончательно расслабил меня.
ГЛАВА 11
Гарем был подернут дымкой тлеющих благовоний. Я подошла к кровати своей матери, но она была пуста, её одеяло было аккуратно сложено и лежало на перьевой подушке, которая была роскошью, доступной только для жен Короля.
— Эмель, ты дома! — одна из жён подошла и обняла меня. — Ты ищешь Изру?
Я кивнула.
— На кухне.
Поблагодарив её, я оглянулась на пустующую кровать, и перед тем как покинуть гарем, я пощупала тюфяк и подушку, а также проверила содержимое небольшой корзины, в которой мать хранила вещи. Я не нашла ни историй, ни писем.
Кухня находились на другой стороне дворца, поэтому мне пришлось пройти по длинной изогнутой дорожке мимо шатров, пока я не увидела клубы серого дыма и не почувствовала запах вареного ячменя и копченого мяса. Кухня располагалась в огромном шатре, вход в который был только с одной стороны и вел в обширное помещение без крыши. Я прошла сквозь шатер мимо полок, заставленных сияющими металлическими подносами и горшками с крышками, похожими на тот, в котором мне приносили еду. Там также стояли черные чайники, стеклянные графины и кубки. В другом углу располагались огромные медные чаны с крышками, они были холодными, так как ими редко пользовались. В центре шатра стояли толстые каменные плиты, на которых дымилась еда. Слуги сновали туда-сюда, хватали пустую посуду и, встав на колени, наполняли подносы и миски. Женщины перебирали пшено в углу, покрикивая на мужчин, которые носили еду и, требуя, чтобы хлеб укладывали определенным образом, а соусы наливались в определенные миски. Я не заметила своей матери среди них.