Стеклянная Крепость (ЛП)

— Отойди, по крайней мере, на двадцать футов от тропы и стой очень тихо, — сказала Птица. Затем она добавила с бесстрастным извинением: — У Коэрли нет определенного времени, чтобы воспользоваться порталом в пещере. Встретим ли мы кого-нибудь или нет, это чисто случайное дело.
— Ты не говорила мне, что это будет легко, — одними губами произнес Гаррик, бочком пробираясь через край тропы.
Склон здесь был более пологим, чем во многих других местах, менее чем один к одному, но скала была покрыта гладким, как волос, мхом. Он нашел трещину, в которую можно было просунуть большой палец правой ноги, затем перенес на нее свой вес и потянулся вниз левой рукой. Не было ничего лучше, чем ухватиться за горсть мха, короткого и скользкого, но он цеплялся за него изо всех сил.
— Справа от тебя есть корень, — сказала Птица, порхая в воздухе рядом с ним. — Он тонкий, но тебя выдержит.
Гаррик провел рукой по камню и нащупал корень, ползущий вверх по скале от растения, растущего ниже. Он был не толще куска бечевки, но присоски удерживали его на камне, как плющ на кирпичной стене. Он зажал корень между большим и указательным пальцами, боясь обхватить его всей рукой, чтобы не оторвать его от скалы.
Теперь Гаррик мог слышать Коэрли, резкие ритмы их голосов. Он не мог сказать, сколько их было, но сомневался, что смог бы справиться с одним здоровым воином в своем нынешнем состоянии.
— Хотя, мы бы попытались, — предостерег призрак в его сознании; и, конечно, он бы попытался и умер, пытаясь. Но лучше избежать этой проблемы.
— Здесь пятеро воинов и их вождь Груног, — сказала Птица. — У Грунога нет женщин, но он надеется завоевать достаточный престиж на этой новой земле, чтобы стать могущественным через два года, а может быть, и через три.
Топор Гаррика был за поясом, но когда он прижался к скале, лезвие вонзилось ему в тазовую кость. С ним все было бы в порядке, если бы он переложил топор перед тем, как сойти с тропы, но он не подумал об этой проблеме, пока она не ударила его.
Держась только руками, Гаррик убрал правую ногу с трещины и нащупал под собой еще одну опору для носка. Он был уверен, что из-под топора течет кровь. Как только он нашел другую безопасную точку опоры, у него свело правую руку в ответ на рану в плече. Гаррик потерял хватку и, продираясь сквозь растения, рухнул вниз по склону утеса. Он улетел на пятьдесят футов ниже того места, откуда стартовал. Над ним возбужденно кричали Коэрли.
— «Это моя вина!» — подумал Гаррик. Умом он понимал, что на самом деле в этом нет ничьей вины: он довел себя до предела, и если иногда это означало, что он переходил грань — в данном случае, в буквальном смысле, — то это было неизбежно.
Но он все равно винил себя.
— Сюда! — позвала Птица, порхая вокруг ближайшего высокого ствола. Гаррик поднялся на ноги и последовал за ней.
Он потерял топор, но нож воткнулся по рукоять глубоко в землю рядом с ним. На бегу, он схватил оружие — цельный кусок полированной твердой древесины. Вероятно, ему повезло, что нож не прошел насквозь через бедро.
До тех пор, пока Гаррик не пустился бежать, ему и в голову не приходило, что он может серьезно пострадать при подобном падении. Дузи, он мог погибнуть... И он знал это, но не позволял себе думать об этом, потому что это могло привести к тому, что так оно и будет. Это была суеверная чепуха!
— А у солдата, который не суеверен, мозги как у овцы! — сказал Карус. — Кем бы ты ни был, невезение может убить тебя. Ты можешь молиться Великим Богам или доверять своему счастливому кинжалу, который был у тебя в твоей первой битве, но что-то может произойти.
Гаррик мог видеть лучше, чем он ожидал. Его глаза, казалось, приспосабливались к большему, чем обычно, полумраку, но в основном это были фосфоресцирующие грибы, покрывавшие участки деревьев и земли. Почва была суглинистой, и влажной, с толстым слоем опавших листьев. Многие из опавших листьев источились, превратившись в синие, желтые и смутно красные скелеты, которые были бы серыми, если бы было, хоть немного больше окружающего света.
 
Корни раскинулись вокруг основания каждого массивного ствола, будто дерево было сброшено прямо вниз и разбилось. Вместо коры они были покрыты чешуйками, хотя Гаррик заметил, что узоры варьировались от наклонных, до изогнутых. На одном дереве — в остальном ничем не отличающемся от других, насколько мог видеть Гаррик, — в середине ромбов более светлой чешуи, выделявшихся на фоне остального ствола, росли цветы 
Гаррик слышал, как Коэрли перекликались друг с другом, преследуя его. Они, должно быть, тоже спустились по склону пропасти, хотя, вероятно, действовали лучше, чем ему удалось. В лабиринте деревьев он не мог сказать, насколько близко были его преследователи, или даже с какой стороны доносились их голоса, но он не сомневался, что они скоро его догонят.
— Ты умеешь плавать? — спросила Птица.
— Да, — ответил Гаррик.
По крайней мере, он надеялся, что сможет. Хотя он сразу же вскочил и бросился бежать, он чувствовал последствия своего падения. Ничего не было сломано, но синяки на его правых ребрах и боковой стороне левого колена болели сильнее, чем колотые раны. Холод в его правой ягодице почти наверняка означал, что из нее сочилась кровь, остывая на воздухе.
Работа с ушибленными мышцами была лучшим, что он мог для них сделать, а от царапины на самом деле теряется не так уж много крови. Кроме того, если он собирался поплавать, это привело бы его в порядок.
Птица в луче света облетела самое большое дерево, которое Гаррик когда-либо видел в Бездне; на высоте его головы над землей оно достигало, должно быть, двадцати футов в поперечнике. По другую сторону от него был пруд, в котором плавали кусочки  грибов. Течения было достаточно, чтобы очистить центр широкого канала от накипи спор, покрывавшей обе береговые линии, но он не видел, чтобы что-то действительно двигалось.
Гаррик направился к берегу — полосе слабо светящейся грязи. — Нет! — сказала Птица. — Не туда — следуй за мной!
Она повернула вправо и пролетела десять или дюжину ярдов к тому, что показалось Гаррику идентичным куском покрытой грибками грязи. — Здесь! — сказала Птица, взлетая над водой. — Пересекай ее так быстро, как только сможешь.
— «Как я и планировал», — подумал Гаррик. В некотором смысле, это не имело бы никакого значения, произнеси он эти слова вслух — Птица в любом случае услышала бы его одинаково, — но, по крайней мере, сознательно он не пытался выиграть глупые словесные игры в разгар реальной борьбы не на жизнь, а на смерть.
Он сунул деревянный кинжал за пояс и бросился в воду. Он не нырнул, так как не знал, насколько там глубоко. Дальний берег был примерно в сотне футов; единственная причина, по которой он мог видеть его в этом тумане, заключалась в том, что пруд был черным, в то время как розовая фосфоресценция покрывала прибрежную грязь.
Гаррик сделал два шага по воде, чтобы достичь высоты колена, затем бросился вперед и поплыл. Вода была тепловатой, и на ощупь очищающей, в отличие от приливного мельничного пруда в деревушке Барка, где он учился плавать.
Он почувствовал вспышку острой боли, когда впервые вытянул правую руку в плавании кролем, но затем вошел в ритм. Он предположил, что не поднимал руку прямо над головой с тех пор, как получил рану в плечо.
Он подумал, что сейчас растяжка полезна, мысленно усмехаясь, хотя рот был слишком занят втягиванием воздуха. Конечно, если бы он упал в обморок и утонул, это было бы не так хорошо; но, возможно, это не имело бы большого значения. Хотя, может быть, люди-кошки не умеют плавать?
— Они плавают лучше, чем ты, — сказала Птица своим сухим мысленным голосом. — Быстро вылезай из воды. Беги!
Скорее пошатываясь, чем бегом, Гаррик выбрался из пруда, но, во всяком случае, он выбрался так быстро, как только смог. Болел каждый мускул, и ему казалось, что на этой стороне его ноги увязают глубже, чем в лесу на другой стороне.