Стеклянная Крепость (ЛП)

— Бенчуч, бачуч, чуч... — скандировал Двойник. Его одутловатое, восковое лицо выражало напряжение, но в, то, же время на нем было написано торжество. — Усири, аги усири!
Серебристая пленка снова приподнялась, чтобы поймать лучи восходящего солнца. На мгновение роящаяся саранча исказила луч, но они подпрыгнули и вылетели из мешающей кучи, которая поглотила связанные нити. Белый свет ослепил адское растение, мгновенно разорвав его на части. Коготь света переместился и уничтожил следующее растение в линии атаки.
Лорд Уолдрон обратился к своим сигнальщикам; рога и трубы протрубили отбой. Войска, к счастью, начали покидать земляные укрепления еще до того, как сигнальщики их собственного подразделения передали команду. Когда волшебство Двойника набирало силу, все, что могли сделать люди, — это не мешать.
— Божья Матерь, спасибо Тебе за поддержку, — прошептала Шарина. — Божья Матерь, я построю здесь храм во имя спасения, которое Ты совершила для королевства и человечества.
Ветер стих, уронив нити, которые он поднял с моря. Саранча продолжала кружить вихрями и скоплениями.
На поверхности моря плясала пена. С поверхности  поднялись птицы, устремляясь к гребню холмов.
Не птицы, а рыбы! Рыбы летят!
Они поднимались из воды и низко летели над полями, оставляя в густом тумане едва заметные рубиновые следы. У подножия холмов они устремились ввысь, извиваясь серебристыми телами и вытянув грудные плавники, как лезвия мечей. Их стройные тела напомнили Шарине макрель. Но головы были словно из ночного кошмара или из глубоких пропастей: глаза выпучены, а челюсти свисают в открытые горловые мешки, как у пеликанов.
Когда Шарина была ребенком, Внутреннее Море потрясло землетрясение. Деревушка Барка была защищена гранитной морской стеной, построенной во времена Древнего Королевства. Толчок обрушил на нее огромные волны, подняв пену на сотню футов в воздух. На следующий день прилив принес рыб с такими головами, их тела лопались, когда они попадали на поверхность.
Рыба нырнула к Шарине, ее открытый рот был усеян неровными зубами. Шарина встала перед Теноктрис и быстрым движением взмахнула ножом. Рыба не нападала. Скорее всего, она пронесется сквозь облако саранчи, проглотив их целую массу, а затем поднимет свои жесткие плавники, чтобы уйти в сторону.
Лезвие Шарины срезало половину правого плавника и, кроме того, хвост. Рыба кувыркнулась в воздухе и шлепнулась на твердую почву, ее тело дрожало, рот открывался и закрывался. Волшебный свет окрасил воздух вокруг нее в алый цвет, а затем исчез, когда существо умерло.
Рыбы хлестали и изгибались в зеркале. Серебряная пленка восстанавливалась после каждого удара, как вода, сброшенная каплями дождя, но рябь лишала ее поверхность идеальной фокусировки, которая могла сконцентрировать свет в меч. Адские растения возобновили свой марш.
— Тахарчен! — крикнул Двойник, указывая своим атаме в сторону моря; его серебряная пленка снова провалилась в почву. Двойник повернулся и зашагал обратно к своему ящику с принадлежностями.
— О, боже мой... — прошептала Теноктрис. Шарина взглянула на нее; старая волшебница восхищенно смотрела в то, что казалось пустым небом.
Теноктрис осознавала — возможно, «видела» было неподходящим словом — игру сил, с которыми работали все волшебники. Шарина подозревала по прошлому опыту, что Теноктрис на самом деле понимала эти силы лучше, чем волшебники, которые обладали большей способностью воздействовать на них.
— Что... — начала Шарина, но замолчала, потому что ее следующий вопрос — что происходит, что вы видите? — был бы праздным любопытством, а Теноктрис явно была занята важными делами.
Используя руку Шарины в качестве опоры, старая волшебница уселась на землю и вытащила бамбуковую палочку. Она быстро начертила пентаграмму на скудной почве. Сосредоточившись, она пробормотала: — Пожалуйста, не позволяйте никому меня отвлекать.
— Капитан Аскор! — приказала Шарина гораздо резче, чем намеревалась. — Окружите леди Теноктрис кольцом из воинов. Не подпускайте к ней никого и ничего близко, никого!
 
Отделение Кровавых Орлов засуетилось вокруг старой волшебницы, повернувшись лицом наружу и подняв свои щиты столько же инстинктивно, сколько по какой-то причине. Шарина, взглянув между ног воинов, увидела, как Теноктрис выцарапала неглубокое углубление в центре своей пентаграммы. Она наполнила его чем-то похожим на воду из агатовой бутылки с корковой пробкой.
Двойник достал из своего сундука пучок черных перьев. Он скрестил их на земле в виде шестиконечной звезды, затем начал петь. Шарина не могла расслышать пронзительных слов из-за свиста, который издавали рыбы, рассекая воздух плавниками.
Теноктрис склонилась к своему изображению, бормоча слова силы. Если охранники и слышали, как она напевала, они скрыли это на своих бесстрастных лицах.
Рыбы пикировали и отплывали, заглатывая саранчу, но, не обращая никакого внимания на собравшиеся войска. Некоторые солдаты отбивались от них мечами или древками копий. В них было труднее попасть, чем казалось, они наклонялись и изгибались легче, чем могли бы такие крепкие существа.
Когда рыбу сбивали, она несколько мгновений беспомощно барахталась, а затем умирала в дымке ускользающего волшебного света. Это не имело значения: там были еще тысячи летящих рыб, и бурлящее море, из которого могло подняться любое количество, если Зеленая Женщина сочтет это необходимым.
— Анох, анох... — крикнул Двойник, поднимая свой атаме, как древко знамени. — Катембреймо!
Хотя туман, густой, как грозовая туча, затемнял долину холмов, небо над головой было голубым и обещало жаркий день, когда солнце поднимется выше. Внезапно его испещрили крапинки: они росли, ныряли; скрежетали, как сталь по камню. Каждое пятнышко представляло собой птицу с оперенным змеиным хвостом и открытым зубастым клювом. Они кричали, вгрызаясь в рыб. Птицы прилетели с ясного неба и продолжали прилетать, их было столько же, сколько капель дождя во время летней грозы.
Птицы поражали свою добычу клювами, лапами, а иногда и крючковатыми когтями, выступающими из-под угла их коротких крыльев. Они сбивали рыб с зияющими ранами и летели дальше, чтобы убить еще, не останавливаясь, чтобы сожрать жертвы. Иногда саранча, освобожденная из разорванных животов падающих рыб, ошеломленно улетала прочь.
Двойник снова запел, его слова были едва слышны сквозь хор его ужасных птиц. Однако знакомое заклинание зазвенело в голове Шарины: — ... бенчуч бачуч чуч...
Зеркало поднялось, поймав полное солнце и снова послав его ослепительное сияние на равнину. Свет пробивался сквозь туман, раскручивая бледные завитки в обе стороны и падая на растение, которое взбиралось на заброшенный бруствер. Оно развалилось на части.
Птицы пикировали, кричали и убивали. Какими бы ни были эти существа, по крайней мере, они были друзьями-союзниками. Шарина держала свой нож наготове на случай, если одна из них подлетит слишком близко. Казалось бы, птицы избегали людей на своих маршрутах, но они отравляли воздух зловонием змеиного логова.
Море было тихим, почти зеркально гладким, в то время как зеркало одолело еще одно адское растение, потом следующее. Растения двигались вяло, им недоставало той неумолимой уверенности, с которой они начали свое наступление.
Двойник что-то напевал. Кожа на его белом лбу была натянута, но губы искривились в усмешке, и он стоял твердо, как дерево с глубоко укоренившимися корнями. Шарина знала, насколько физически требовательна магия. Она не испытывала ни доверия, ни привязанности к Двойнику, но, как Теноктрис и говорила с самого начала: его сила была поразительной.
Эта мысль заставила Шарину взглянуть на Теноктрис, которая продолжала произносить слова силы. Хотя ее бамбуковая палочка выстукивала слоги, ни один отблеск волшебного света не озарил воздух над ее фигурой. Вода в ее чаше зашевелилась.
Земля задрожала, слабо, но безошибочно. Шарине казалось, что она стоит на спине быка, ощущая подошвами ног биение его огромного сердца. Она повернулась к Теноктрис, но сосредоточенность старой волшебницы была настолько сильной, что Шарина даже не стала задавать испуганный вопрос, который инстинктивно вертелся у нее на кончике языка.