Стеклянная Крепость (ЛП)

Открытый ящик Черворана лежал у его ног. В свободной руке он держал маленький бархатный мешочек, в каких женщины обычно хранят модные кольца или броши. Черворан вытряхнул содержимое — танцующие и сверкающие металлические опилки — в воду. Они горели яростным белым сиянием, и вокруг «Херона» море тоже горело.
Кэшел прищурился и повернулся, чтобы прикрыть Теноктрис. Яркость была невообразимой; это было все равно, что оказаться рядом с солнцем. За гранью воображения…
Пламя — это было не столько пламя, сколько горячий белый свет — поднялось выше, чем могла бы быть мачта, выше самого высокого дерева на памяти Кэшела. Адские растения сморщились. Их кусочки поднялись и закружились в воздухе, черный пепел превратился в черный порошок и исчез.
Слепящий свет внезапно прекратился. Кэшел открыл глаза и оторвал свое тело от Теноктрис. Он перенес большую часть своего веса на перила, но все равно был рад, когда она подняла на него глаза и сказала: — Спасибо. Благодарю вас. С вами все в порядке, Кэшел?
Пока горел свет, Кэшел не слышал никаких звуков, но теперь люди кричали, или молились, или просто всхлипывали от ужаса и боли. В воздухе пахло смесью гари из мокрой соломы и вареного мяса. Море, насколько он мог судить, было черным от дрейфующего пепла.
Люди, которые перегнулись через борт корабля, тоже сгорели. Большинство из них были уже мертвы или близки к этому, вырванные из «Херона» сокрушительными щупальцами растения. Хотя некоторые, вероятно, рвались вперед, чтобы сражаться.
Что ж, все это было выполнено быстро. И это было сделано, так что все было хорошо.
С Теноктрис все было в порядке. Илна была внизу, на носу, и накладывала повязку на порванную кожу на правом предплечье Чалкуса. Кэшел посмотрел на Черворана.
Волшебник стоял, как восковая статуя, не улыбаясь и не беспокоясь. Пустой бархатный мешочек был у него в левой руке, но череп он снова уронил на палубу.
Кэшел наклонился и поднял чашу. Никто не мог сказать, когда им она снова понадобится.
***
У Гаррика разболелась голова. Ослепляющий прилив боли каждый раз, когда билось его сердце, был всем, что сейчас могла вместить его вселенная. Он не был уверен, как долго он так пролежал, он не был уверен ни в чем, кроме боли.
Затем он заметил, что другие части его тела тоже болят.
— Это значит, что ты жив, — отметил призрак в сознании Гаррика с веселым бесстрастием. — Прошло время, когда я не мог этого сказать, так что будь благодарен.
— «Я не уверен, что благодарен», — подумал Гаррик, но, когда слова сформировались, он понял, что это неправда. Он ухмыльнулся и сразу почувствовал себя лучше. Карус, который за всю свою военную жизнь был ранен так же часто и так же сильно, как и любой другой человек, одобрительно ухмыльнулся в ответ.
Гаррик открыл глаза. Его несли под длинным шестом, привязав за локти и лодыжки. Его голова поникла. Две женщины из деревни держались за шест сзади; когда он повернулся, чтобы посмотреть вперед, то увидел впереди еще двух. Шел тихий дождь, и света было достаточно, чтобы он мог разглядеть, что в группе, кроме женщин, несущих его, были еще люди.
Воин Корл наклонился поближе, чтобы посмотреть на Гаррика, затем поднял голову и проревел какой-то комментарий. Другие Корлы ответили впереди, из темноты. Женщины, идущие впереди с шестом Гаррика, остановились и оглянулись через плечо.
Человек-кошка ударил ведущую женщину своей крючковатой леской, удержал ее на коротком расстоянии и дернул, чтобы, скорее поранить, чем удержать. Женщина вскрикнула от боли и, спотыкаясь, снова двинулась вперед.
Двое Корлов подошли к Гаррику из дальнего ряда: женщина в одеянии из узорчатых шкур и гигант с гривой, который сбил его с ног до потери сознания. Мужчина был вдвое крупнее обычных воинов, выше и примерно такого же веса, как люди на этой земле. Женщина была такой же крупной, как и воины, но безоружной. На ее правом плече сидело что-то кристаллическое. Оно было живым.
— Он может ходить? — спросил крупный самец. Уши Гаррика услышали хриплое рычание, но вопрос прозвучал у него в голове.
 
— Ты! — сказала женщина — Корл, глядя на Гаррика. У нее было четыре груди, на самом деле бугорки, под тонкой одеждой. — Ты можешь идти?
— Я могу идти, — ответил Гаррик. Он не был уверен, что это — правда, но казалось вероятным, что это поможет ему спуститься с шеста. Когда его ноги будут свободны, а может быть, и руки тоже, кто знает, что может случиться? — Как получилось, что вы можете говорить на моем языке?
— Мы не можем, — ответила женщина. — Птица говорит с твоим разумом и с нашим.
Хрустальная штуковина на ее плече расправила мерцающие крылья. Ну, возможно, это были крылья. На самом деле это была не птица, но Гаррик предположил, что это название ничуть не хуже любого другого.
— Откуда ты взялся, животное? — потребовал ответа крупный самец.
— Меня зовут Гаррик, — ответил Гаррик. — Я отвечу на ваши вопросы, как только вы отпустите меня, чтобы я мог идти самостоятельно. В противном случае, вы мало что сможете сделать со мной, чтобы причинить мне еще большую боль, чем я уже чувствую.
—Это не совсем так, — заметил Карус. — Но небольшое бахвальство в такой момент, как этот, может быть полезным. В любом случае, это лучшее, что ты можешь сделать, пока у тебя не развязаны руки.
Теперь, когда Гаррик полностью проснулся, тряска была мучительно болезненной. У Коэрли, должно быть, ночное зрение лучше, чем у людей; они двигались с полной уверенностью, избегая луж и деревьев, упавших поперек тропы. Однако женщины, несшие Гаррика, видели немногим лучше, чем он сам. Кто-то поскальзывался на каждом шагу, и однажды обе, шедших впереди, упали на колени. Рывок за локти заставил Гаррика помрачнеть рассудком.
— Хорошо, опустите его, — сказал крупный самец. — Но держите его связанным. Нерга и Эни? Идите за большим животным и убейте его, если оно попытается убежать.
— Самки животных, опустите самца Гаррика на землю, — сказала самка Корла. Она посмотрела на Гаррика и добавила: — Я волшебница Сиравил, чудовище Гаррик.
Носильщики резко остановились. Вероятно, они услышали большого самца так же, как и Гаррик, но никак не отреагировали, пока не получили прямой приказ от волшебницы. Теперь они скорее уронили, чем опустили Гаррика на грязную землю.
Крупный самец уставился на Гаррика, поглаживая набалдашник своей деревянной дубинки. — Я — Тораг Великий! — сказал он. Воин отрезал лодыжки Гаррика от длинного шеста. — Ни один другой Корл не устоит против меня!
Кремневый нож освободил локти Гаррика. Его запястья все еще были связаны перед ним тонкими, жесткими шнурами, но в одном месте. Он перекатился в сидячее положение и посмотрел на своего похитителя.
— «Дай мне освободить руки, и я покажу тебе, на что способен мужчина», — подумал он. Вслух он сказал: — Почему ты напал на меня, Тораг? Я не был твоим врагом.
Тораг посмотрел на него с изумлением. Он повернулся к Сиравил и зарычал — буквально из своих собственных уст, и тон слов, прозвучавших в голове Гаррика, был столь же ясен: — Что говорит это животное? Он чудовище! Как он может воображать, что он враг величайшего из Коэрли?
— Ты ударил его по голове, — ответила Сиравил, пожимая плечами. — Возможно, он бредит. Хотя...
Она оглянулась; Гаррик повернулся, чтобы проследить за направлением ее взгляда. Женщины из деревни несли тела двух воинов. Трупы людей-кошек были достаточно легкими, чтобы для каждого из них хватило пары носильщиков.
— ... хотя он всего лишь животное, и оно опасно.
— Двигаемся дальше! — приказал Тораг. Более тихим, но все еще резким голосом он добавил, обращаясь к Сиравил: — Мы не можем вернуться в крепость засветло, но я бы хотел отойти подальше от того места, где мы совершили набег. Просто на всякий случай.
Он ткнул Гаррика рукоятью своей дубинки. — Вставай, скотина, — сказал он. — Если ты не сможешь идти, я переломаю тебе колени и прикажу тащить тебя волоком. Может быть, мне все равно следует это сделать.