Стеклянная Крепость (ЛП)

Из рощи деревьев с чешуйчатой корой вышли Коэрли, их длинные узкие ступни поднимали брызги воды. Их челюсти были открыты и, вероятно, что-то кричали, но пение Марзана наполняло уши Гаррика, как рев прибоя во время сильного шторма.
Первым среагировал самый младший ребенок. Она остановилась как вкопанная и указала пальцем; мотыга выпала у нее из рук. Мать хлопнула ее по голове сбоку и схватила за запястье, потащив девочку за собой по узкому проходу.
Двое мальчиков и старший ребенок, еще одна девочка, последовали за ними, их легкие накидки развевались, как крылья летучей мыши. Подвесная дорожка покачнулась, но устояла, и бегущие люди не поскользнулись на мокром дереве.
Отец побежал к более широкой дорожке, которая вела из деревни на твердую землю, где прятались Коэрли. Он добрался до нее как раз в тот момент, когда люди-кошки добрались до другого конца. Их было пятеро, возможно, та же самая группа, которую Марзан показывал Гаррику в первой сцене.
От ужаса кожа на лице отца туго натянулась на костях. Жители деревни, которые были на других грядках, продолжали бежать к частоколу; никто не пытался помочь семье, которую выбрали Коэрли.
Человек взмахнул копьем, затем метнул его. Ведущий Корл увернулся, затем прыгнул и ударом топора сбросил человека в пруд. Движение было более быстрым и плавным, чем колеблющийся полет копья.
Когда отец упал, Корл совершил еще один большой прыжок по дорожке и швырнул свою утяжеленную веревку. Она обвилась над головами старших детей и обхватила горло матери, дернув ее назад. Ее левая рука дико взмахнула, но правая отшвырнула маленькую девочку подальше от нее и людей-кошек.
Девочка устояла на ногах и сумела пробежать три шага, прежде чем последний из Коэрли прыгнул на нее, в то время как остальные связывали детей постарше. Заломив ей руки за спину, Корл вонзил шип в оба запястья, чтобы связать их.
Поднялся туман, скрывший изображения в сердце камня. Гаррик почувствовал сосущее ощущение, когда его разум вернулся к его собственному контролю. В глазах у него был песок, даже после того, как он несколько раз моргнул.
Марзан обмяк. Он бы упал на топаз, если бы Сома не опустилась рядом с ним на колени и не обхватила его рукой за туловище для поддержки.
Когда Гаррик был мальчиком и читал эпосы о Древнем Королевстве, он думал, что волшебство — это просто махать волшебной палочкой и наблюдать, как происходят чудеса. Теперь он увидел реальность, сокрушительные усилия, необходимые для создания видений, подобных тем, которые только что показал ему Марзан.
Гаррик усмехнулся в ответ призраку в своем сознании. — «Да», — подумал он, — «поэты тоже не очень-то дали мне почувствовать, насколько усталым я буду после битвы».
Сома поднесла к губам волшебника тыквенную флягу для питья, слегка наклоняя ее, пока тот прихлебывал содержимое. Он положил свою руку на ее; она опустила тыкву и немного подвинулась, готовясь поднять его на ноги.
Марзан что-то сказал ей, затем посмотрел на Гаррика, и начал говорить, негромко, но с хрипловатой решимостью в голосе. Единственными словами, которые Гаррик мог разобрать, были его собственное имя и еще одно — Коэрли. У него не было контекста, и это не помогло, когда Марзан делал жесты или взял руки Гаррика в свои и поднял их.
Наконец Марзан сдался. Он что-то пробормотал Соме, которая помогла ему добраться до одной из лежанок. Он дрожал, что было реакцией на его волшебство. Сома с удивительной нежностью укутала его одеялом.
Гаррик встал, разминая затекшие ноги. Солнце уже село. Единственным источником света в хижине была масляная лампа — тыквенная бутыль на крючке возле закрытой двери с мотком волокна вместо фитиля — и тусклое красное сияние огня в очаге.
На краю очага стояли два терракотовых горшка; Сома приготовила еду, пока Гаррик смотрел в топаз. Неудивительно, что Марзан был так измучен!
— Гаррик, — сказала она и жестом подозвала его к себе. Она села, используя очаг в качестве низкого столика. Он присоединился к ней, двигаясь осторожно. Он устал, а не просто окоченел. Это был насыщенный день, если его можно было назвать днем…
 
Сома отломила кусочек овсяной лепешки, обмакнула его в рыбное рагу из одного из горшочков и попыталась накормить Гаррика. Он отмахнулся от нее и сам взял оставшийся кусочек лепешки, чтобы обмакнуть его. Тушеное блюдо было восхитительным, как и смесь тыквы и фасоли, приготовленная на пару в другой емкости.
— Я ел кожу от упряжи, — криво усмехнулся Карус, — и думал, что это прекрасно.
Гаррик улыбнулся и кивнул Соме в знак признательности. Она протянула ему тыквенную бутыль с пивом, жидким, но с приятной терпкостью. Оно откашляло мокроту из задней части его горла.
В словах Каруса что-то было не так, но это была хорошая еда. Гаррик был несправедлив к этой женщине, предположив, что она не умеет готовить только потому, что Федра, жена Катчина, этого не умела.
Когда Гаррик покончил с едой, Сома встала, жестом указала ему на другую лежанку и  откинула тонкое одеяло. Он встал, внезапно почувствовав такую усталость, что у него закружилась голова, и с благодарностью подошел к примитивному дивану. Он был покрыт не набивным матрасом, а подушкой из тонкого плетения; она приятно прогнулась, когда он присел на краешек.
Сома села рядом с ним и запустила руку ему между ног.
— Нет, — сказал Гаррик, снова вскакивая на ноги. Он сделал отталкивающее движение в воздухе, как делал, когда отказывался позволить ей покормить его.
Сома потянула за его единственную одежду — плащ, который он позаимствовал, когда встретил Лицо со шрамом и его группу. Ослабленный узел развязался от рывка, но Гаррик выхватил его у нее из рук. — Нет! — настойчиво повторил он, отступая назад.
Сома встала и сняла свою тунику через голову. Гаррик повернулся и выбрался из хижины, закрыв за собой дверь. Он услышал сердитый крик; затем что-то ударило по панели изнутри.
Было много причин, по которым Гаррика не заинтересовало предложение Сомы. Тот факт, что Марзан был его лучшим шансом вернуться к своим друзьям, был лишь незначительным.
Снова пошел дождь. Что ж, это не было сюрпризом. В деревне не было видно огней, и небо было черным. Гаррик подумал о том, чтобы пойти на территорию Вандало по соседству, но ничто из того, что он увидел, когда прибыл сюда, не говорило о том, что вождь окажется его другом. Возможно, утром ему удастся найти Лицо со шрамом.
Однако на данный момент… Гаррик заполз под хижину Марзана. Глина была влажной, но, по крайней мере, там не было стоячей воды. Пока, конечно.
Когда Гаррик повернулся, пытаясь найти наименее неудобное положение, он услышал скулеж. Его обнюхала собака, затем лизнула ему руку и свернулась калачиком рядом с ним. Прижавшись спиной к теплому мохнатому телу, Гаррик уснул.
Он бывал в местах и похуже.
***
Король Черворан повернулся к Кэшелу. Это было его первое действие с тех пор, как он бросил фонарь. Он двигался с обдуманностью чего-то гораздо большего — падающего дерева или льда, покрывающего крышу мельницы, который с грохотом соскальзывает, когда зимнее солнце нагревает черный шифер под ним.
— Где диадема? — спросил он своим странным, тонким голосом. — Где топаз? 
— Вы имеете в виду корону? — спросил Кэшел. — Леди Лайана забрала ее после того, как Гаррик, ну, Гаррик исчез. Я думаю, она в той комнате, в которой мы были, когда вы пришли и забрали меня. 
Не говоря больше ни слова, Черворан направился через двор. Беспорядок был еще хуже, чем осенью, когда забивали овец, чтобы было достаточно корма для остального стада на зиму. Тогда тоже была кровь и испуганное блеяние, но это были овцы, а не люди.
Масляное пламя погасло, но остатки адского растения все еще тлели; воздух был затхлым. Зеленая растительность всегда дурно пахнет, когда ее сжигаешь, но Кэшелу казалось, что не только воспоминание о том, что это было, делало ситуацию хуже, чем обычно.
Шарина разговаривала с Уолдроном и Аттапером. Да, они оба разговаривали с ней, громко и не обращая внимания на то, что говорили друг другу. Кэшел направился к ней, но с ней все было в порядке, он это знал. Он хотел вернуться в кладовую и взять свой посох, но это тоже могло подождать.