Оружие в его руках 2 (СИ)

  
Глава 24 Стефано
 
Время было около десяти часов утра, когда я проснулся от громкого звука моего телефона. Кто-то нещадно надрывался, пытаясь дозвонится до моего величества, в надежде услышать мой голос. Себя будить я позволял только четырём людям: жене, отцу, брату и Александро. Он был моей душой, моим отражением в зеркале. Мои брови сошлись у переносицы, когда я увидел ненавистные инициалы на экране телефона. Лиз.
— Ты решила меня убить своим звонком? — Я опирался локтями в матрас и сонно зевал. Мои мысли были далеко от ее разговора, но услышав ее злые речи, я словно упал камнем на землю.
— Твоя малолетняя курица трахнется с моим мужем! Угадай, что я с вами обоими сделаю?
— Что за чушь ты мелешь? — Я не хотел в это верить. Я доверился Андреа и обеспечил ей безопасность в кругах моего отца и брата. Она была верна мне все эти четыре года. Мы стали настоящими друзьями, хоть в это и трудно поверить наше время. Она не могла так поступить со мной в конце нашего пути!
— Не веришь? — Яд, который выплевывала Лиз был самым сильным, но в то же время, если правильно схватить ее за горло, она сама захлебнулась бы своими же соками.
Девушка сбросила звонок и дальше проследовало сообщение. Это было видео, снятое скрытой камерой в нашем Нью-Йоргском пентхаусе. Они: мой брат и моя жена страстно целовали друг друга. Вот она падает на длинный обеденный стол, за которым, черт ее дери, мы ели! Ее руки грациозно разведены в стороны, цепляясь ладонями за края, а Луи, в свою очередь медленно исследовал ее тело.
Я не мог заставить себя перестать смотреть это. Оральный секс ничего не значит. Он не мог понять, что моя жена девочка, пока она сама этого не скажет. Ни один врач не может увидеть эту плеву, пока девушка не подтвердит наличие полового акта.
Луи резко поднимается и расстёгивает ширинку. Нет! Нет! Нет! Ты не можешь так поступить со мной, маленькая никчемная шлюха!
Мои руки сжали до боли телефон, и, когда мой брат резким толчком вошёл в неё, я швырнул этот никчёмный прибор в стену. К чёрту все! Она предала меня, сдала моему брату самую важную мою тайну!
Сколько трудов требовалось вложить в ее маленькую голову, сколько мне потребовалось потратить нервов. И все ради чего? Ради того, чтобы она раздвинула свои маленькие ножки перед моим старшим братом? Луи прекрасный манипулятор, изощренный убийца, а ещё он предан клану, как Богу. Для него клан — закон, любое проявление слабости по отношению к кому-либо может испортить его репутацию Капо. А что это значит для Капо? Это значит бунт. Наша кровь итак смешана с итальянской. Наша великая бабушка связалась с мужчиной из Коза Ностра, будучи молоденькой девочкой, в точности, как моя милая женушка, поддавшись любви и наплодив двоих невыносимых мужчин. Один из них — наш с Луиджи отец. Корсиканцы и Коза Ностра — горючая смесь. Наша кровь горит синим пламенем, не гаснет и закипает от одного слова. Мы готовы убивать, как терминаторы, и знаем, что для убийства нам нужны лишь наши руки.
Моя мать была итальянкой, эмигрировавшей из Флоренции ещё в детстве.
Она была кроткой и милой, что итальянской крови было совсем не свойственно. И я своим нежеланием крушить все, что находится под рукой, пошёл в неё. Я так думал, до этого гребаного утра.
— Вы оба заплатите за это!
Мой крик рассеялся в тишина дома. Поместье пустовало — Лиз была на шоппинге в Париже, эти чертовы голубки в Нью-Йорке. А я строил козни и подкладывал лишние килограммы кокса в баржу, которая должна была отгрузится сегодня.
Бартер. Вот во что превратился великий корсиканский бизнес. Мы из Парижа принимаем синтетические наркотики, а отправляем кокаин. Идиотская затея, в последнее время приносящая мизерную прибыль, но вот рабство. Это куда более интересно. И это хорошо играло мне на руку.
Внутри все горело. Мне было тяжело дышать, словно в легкие набросали разбитого стекла. Я почувствовал такую всепоглощающую ярость, что единственным моим желанием было убивать. Я хотел расплаты. Я остался один в этом кровожадном мире и теперь придётся играть по их правилам. Они хотели войны? Они ее получат. С кровью и невинными жертвами.
 
Дом родителей Андреа находился в паре кварталов от нашего поместья. Я слишком быстро для нелюбящего мужа добрался до него и, не дожидаясь, когда мне откроют дверь, ворвался в дом. Франческа ахнула, увидев меня в холле своего дома. Она что-то протестующе блеяла, словно знала, зачем я пришёл. Вероятнее всего, моя любимая Андреа уже успела предупредить мамочку. Я рывком оттолкнул ее и прошёл в гостиную. Там за газетой сидел Хьюго. Он заметно похудел, осунулся. Плечи устало сгорбились, словно складной столик. Заметив меня, он медленно убрал газету.
— Что-то случилось?
— Случилось, конченный ты ублюдок! — Я выхватил пистолет из-за ремня брюк и одним нажатием выстрелил в мужчину. Франческа позади меня ахнула и вцепилась в мои плечи, царапая и крича, что ее муж ни в чем не виноват.
Я оттолкнул ее и вышел в коридор, но женщина гналась за мной, кричала, посылала проклятья. Ее голос давил на меня так сильно, что хотелось закрыть руками уши, хотелось никого больше не слышать. Я чувствовал горечь предательства, жгучую ненависть и боль. Грудь сдавило, то ли от предательства, то ли от страха. Все скоро выйдет наружу, если я не возьму себя в руки. Но с начала я должен была заставить замолчать Моретти. Она действовала мне на нервы. Я наотмашь ударил по щеке женщину, а та, не удержавшись, упала, цепляя головой угол лестницы. Кровь растеклась по паркету, глаза женщины закатились, она издала последний вздох и умерла.
Я не хотел ее убивать. Она была неплохой женщиной. Если бы Моретти молчала, если бы она просто, черт возьми, молчала!
Затолкав тела родителей своей неверной жены в салон их машины, я подъехал к порту, где меня уже ждали люди моего отца. Дорогой и не любимый мой папочка терпеть не мог Хьюго, и узнав о его несчастной кончине, великодушно предложил выбросить его тело за борт. Но я же не могу так поступить со своей драгоценной женой? Я привезу ей тела отца и матери, чтобы попрощаться.
Все кончено. Я начал открытую войну против своего брата. И я ее выиграю, потому что он слишком поздно влился в эту игру.
Телефон снова зазвонил и теперь на экране высветилось фото моего братца. Я снял трубку и будничным голосом заговорил:
— Слушаю, братец.
— Все готово? Мы сейчас полетим в Париж, чтобы не терять время.
Эти голубки не могут друг другом насытится. Я рассмеялся.
— А ты не мог бы оставить мою жену в Нью-Йорке, я вылетаю ближайшим рейсом после отгрузки баржи. Соскучился и послал ей подарок.
На той стороне послышалось протяжное мычание, а потом безучастным равнодушным голосом мне ответили.
— Хорошо.
Наши родители так тщательно пытались сохранить свою историю «Корсиканского союза», что любая вещь, способная омрачить их репутацию, казалась катастрофой. Мне же, как тому самому бельму в глазу моего отца, было плевать на них и на их репутацию. Я был уродством и долгое время чувствовал себя им.
Мой отец корпел над производством опиумной продукции, как мать корпит над своим ребёнком. Он сделал бы все, лишь бы только его наследие осталось в целости. Жаль, что эту целостность я испорчу быстрее, чем догорит спичка. Пока мой папаша, точно так же как и мой брат, резвится с какой-нибудь молоденькой шлюхой, я уже все подготовил. И рассчитываю я теперь только на себя.
— Груз прибыл пятнадцать минут назад, — оповестил меня начальник порта, когда я сидел в комнате отдыха и курил сигарету. Мой безразличный взгляд остановился на его почти что белом лице. — Ваш отец доставил нам тридцать килограммов. Какие будут указания?
— Утопить половину, а другую половину принеси сюда. — я снова затянулся и широко улыбнулся, увидев растерянное выражение лица мужчины. — Ты оглох?
— Как прикажете, сеньор.