Покров Тьмы (СИ)

— Мама! — позвал ее Малвель. Однако эльфийка пронеслась мимо него. Тогда он бросился вдогонку. Неизвестно в какую глушь заведет ее напуганный лось. Лавелия плохо ориентировалась на местности, поэтому часто блуждала и пропадала по несколько дней. И, не смотря на это, все равно продолжала уходить и играть в догонялки с лесными зверями.
Настигнув, Малвель схватил ее за руку и остановился. Лось скрылся. А Лавелия от резкой остановки чуть не потеряла равновесие.
— Из-за тебя я упустила его! — Возмутилась она.
— Это все не важно, я…
— Сколько можно, отпусти меня, Малвель! — Перебила эльфийка, пытаясь вырваться. — Может еще запрешь меня в замке своего отца? Я могу делать и ходить туда куда хочу!
— Я здесь как раз поэтому. Отец изменил свое решение, ты можешь отправиться в Джевелию…
— Но? — Ей не понравился тон сына, предвещающий продолжение.
— Но я и Лафитлин отправимся с тобой.
— Пф… мне не нужна охрана!
— Это не ради тебя. Нам просто по пути.
Подумав, Лавелия кивнула.
— Прекрасно, тогда пошли. — Малвель потянул ее за руку, которую так и не выпускал.
— Что прямо сейчас? Я бы могла еще догнать того красивого оленя.
— Это был лось, мам. И да, нам дорога каждая минута.
Лавелия больше не стала ничего спрашивать. От ее глаз не укрылась нервозность сына. Собираясь в путь он тихо ругался, а порой выкрикивал что-то на гномьем, что звучало крайне грубо. Среди возни иногда раздавались грохот и удары. Он был готов раньше Лавелии. И ожидая ее во дворе, уже успев запрячь лошадей, раздраженно переступал с ноги на ногу. Когда, эльфийка наконец явилась, от удивления брови Малвеля поползли вверх. Впрочем, они быстро вернулись на свое место, образовав морщину посередине лба.
Он-то думал, мать так рвется в Джевелию, чтобы почувствовать вкус сражений, что бы наконец воспользоваться тем складом оружия, что хранится у нее в большом количестве. Но из оружия она взяла с собой только лук и стрелы. Все-же вслух по этому поводу он ничего не высказал. Только поторопил мать, попрощался с отцом и быстрее направился к парталу.
Пунктуальная Лафитлин уже ждала их там, восседая на буланом жеребце. Они прошли через переулок, оказавшись в старом городе.
— Все хорошо? — спросил Малвель, заметив смятение на лице девушки.
— Все еще не могу поверить в происходящее. Мой мир словно перевернулся: Мариэль потеряла ребенка, а я впервые покидаю Эфелон.
— Эдолас не злится?
— Нет, но заставил все объяснить и дать обещание, что не буду искать неприятности.
— Ему незачем за это переживать. Ты — девочка тихая, это у Мариэль талант…
Малвель не договорил, повисла неуютная тишина. Дорога завернула за очередное древнее строение и прошла под аркой, испещренной рунами, и уводила в глубь леса.
— Мариэль не позволит себя жалеть. — Набрав в грудь побольше воздуха, сказала Лафитлин. — Скорее рассердится, если мы заявимся с такими лицами. Цель нашей поездки — поднять ей настроение и заново научить смеяться. Так, что бы за ее смехом не крылась боль. А для этого мы сами должны быть… позитивными. — С каждым словом ее голос становился все тише, словно она могла сорваться на плачь, если будет говорить громче. Губы ее задрожали, но растянулись в улыбке. Очень неуверенной, натянутой. Лафитлин сделала еще один глубокий вдох, медленно выдохнула.
— Значит, из-за нее вы сорвались с места, словно зайцы, учуявшие охотника? — В голосе Лавелии сквозило презрение. — Нельзя было посочувствовать издалека? Как будто на этой… Мариэль свет клином сошелся.
— Не смей так говорить. — Грубо ответил Малвель, пришпорив своего коня.
— Что это с ним? — Удивилась эльфийка, обращаясь к Лафитлин.
— Переживает за… — Принцесса заметила недовольство блондинки. — Зря вы так, Мариэль хорошая.
— Она просто орудие Анорсель, чье время уже давно прошло. Ей следовало вернуться туда, откуда ее принесло еще шестьдесят лет назад. Этот мир не для нее.
— Вы просто ее не знаете. Как познакомитесь ближе, поймете, что лучшего друга больше нигде не сыскать. А вы с какой целью направляетесь в Джевелию?
 
— Это… сложно объяснить. — Немного растерявшись, ответила Лавелия. Рассеянно оглядевшись по сторонам, она тоже пришпорила своего серого в яблоках скакуна. Лафитлин в миг оказалась слишком далеко от своих спутников. Что-то подсказало ей, что путешествие пройдет не самым приятным образом. Подул морозный ветер, заставив девушку плотнее запахнуть плащ.
Через час путники добрались до речного порта, откуда рассчитывали добраться до Белых гор на лодках. Однако их ждала неприятная новость. Река замерзла. Малвель снова выругался. За этот день он вообще ругался куда чаще, чем за все свои восемьсот пятьдесят два года. Не привыкшая к седлу Лафитлин, тоже была не особо рада такому стечению обстоятельств. Одной только Левели, похоже, все было нипочем. Складывалось впечатление, будто она не особо понимает, что происходит, а потому мирится со всем подряд.
К концу дня у Лафитлин уже ломило все тело. Пришлось искать ночлег. На этот раз удача им улыбнулась: на берегу реки возвышалась скала, в основании которой ветер выдул удобную ложбинку.
— Мы будем спать прямо на земле? — В замешательстве спросила она, наблюдая, как Малвель расстилает попону на холодные камни.
— Да. — Ответил Малвель. — До постоялого двора ехать еще день. Простите, принцесса, но сегодня придется обойтись без некоторых удобств.
— Ха, подумаешь! — фыркнула Лафитлин. — Я вполне способна обойтись без королевских покоев сколько угодно. И хватит уже называть меня принцессой!
— Как угодно, ваше высочество. — Хитро улыбнувшись, сказал Малвель.
Гордо вздернув подбородок, девушка сама расседлала своего коня. Сложила попону в несколько раз и села не нее поближе к костру.
— А что мы будем есть? — подала голос Лавелия.
— Так и знал, что ты об этом не позаботишься. — Вздохнул Малвель, вытаскивая из сумки хлеб.
— Холодно-то как. — пролепетала Лафитлин, сжавшись в комочек и вгрызаясь в мягкий хлеб.
Взглянув в угасающее небо, Малвель протянул руки к заходящему солнцу. Без всяких заклинаний, лишь с помощью жестов, он собрал в ладони солнечные лучи и окутал ими Лафитлин и маму.
— Так намного лучше, спасибо. — Согревшись, сказала принцесса.
— Спите. Выступаем до рассвета.
Ночь спустилась тихо и незаметно. Снежинки, подхваченные ветром, бриллиантами сверкали в лунном свете. Сама луна, большая, подробная и четкая в своем очертании, была окружена ярким ореолом. Сквозь дымчатые облака мигали звезды. Над силуэтами деревьев вспыхнули световые столбы, озаряя небо синим и багровым. Воздух звинел тишиной и морозом. Потрескивал костер, выплевывая искры тонким фантаном. Подо льдом приглушенно плескалась вода. На ветку большого дерева бесхумно опустилась ночная птица. Тихонько ухнула и уставилась большими желтыми глазами на путников. Полифония звуков складывалась в единую симфонию подлунной тишины, в которую вплетались ароматы ели, особый запах мороза, горящих поленьев и легкий дымок табака. Малвель раскурил трубку и пускал колечки. Они поднимались к луне, расширяясь и растворяясь в воздухе. Иногда ветер закручивал их в причудливые вихри, или просто развевал. За этим занятием Малвель провел всю ночь. Едва на горизонте занялась заря, он разбудил своих путниц.
— Выглядишь нездорово. — Дотронувшись лица сына и заботливо заглянув ему в глаза, сказала Лавелия. — Давай мне поводья, подремли.
— Я в порядке.
Эльфийка вздохнула, всем своим видом показывая, что расстроена поведением сына. Малвель уже давно перестал испытывать стыд по этому поводу. Он знал — а быть может ему только казалось — вся эта забота и нежность — всего лишь притворство. По крайней мере, он больше не ощущал лбви, что когда-то исходила от матери. Он плохо помнил какой она была раньше, тогда он был еще ребенком. Ушла в очередной поход, а когда вернулась это была уже не она. Тогда он сильно сердился на нее. И хоть Малвель уже давно понял, что обижаться на нее не за что, ему продолжал сниться тот день.