Резервация монстров: Одна среди них (СИ)

Он выглядел слегка уставшим, с синяками под нездорово блестевшими глазами, но явно был рад тому, что видит. Его пепельные волосы, казалось, отрасли еще больше за те несколько дней, что мы не виделись. Они падали ему на глаза, но он не пытался убрать докучливые пряди. С грустной улыбкой мужчина бережно гладил мое запястье поверх тонкого одеяла, как некое хрупкое сокровище, едва касаясь. Я растеряла все гневные слова, попытавшиеся было сорваться с губ, и мою грудь затопила щемящая жалость. Тело, казалось, внезапно обессилело, чтобы сделать еще хоть одно лишнее движение. Я бы смогла объяснить причину этого явления только поздними последствиями переливания крови. Или вялотекущим шоком? Однако говорить я пока еще могла.
– Как ты меня нашел, Гер?
Он поднял взгляд, и сердце екнуло. В этих глазах не было той пугающей черноты, что портила их цвет в последнее время. Они были прежними, цвета дождливых облаков, сквозь которые изредка пробивалось теплое золотое солнце. Слегка осунувшееся лицо казалось таким родным, что захотелось коснуться, утешить, сказать что-то теплое, что-то, что стерло бы это выражение тоскливой обреченности.
– А как могло быть иначе, – снисходительно улыбнулся он моему сонному недоумению и слегка пожал плечами.
– Как ты могла подумать, что я смогу сделать тебе больно, Рин?
Его печальные серые глаза глядели с легким укором. Слишком широкие для лабораторного труженика плечи, плотно обтянутые черной тканью длинного плаща, мрачно поникли, щедро осыпанные жемчужинами капель растаявшего снега.
– Но ты же врал мне, Гер, постоянно врал, – тихо напомнила я, безрезультатно пытаясь прогнать наваждение.
– Не больше, чем себе, – призрак улыбки скользнул по бледным губам, и моя рука ощутимо нагрелась под его широкой ладонью. На одеяло с темного плаща редко капали бывшие снежинки. И я, к своему замешательству, не смогла найти слов, чтобы возразить.
– Именно поэтому я молчал о многих вещах, которые ты вправе была знать.
Я напряглась, внимательно рассматривая его лицо, полускрытое рассыпавшимися прядями.
– О чем ты?
– О тебе, о твоей настоящей семье, о том, откуда ты на самом деле и где твой дом.
Мои глаза округлились, еле удалось подавить в себе горячее желание вцепиться в него и хорошенько потрясти, чтобы перестал тянуть кота за хвост и выкладывал уже все начистую.
Мужчина легко сжал мое запястье, прощаясь, и бесшумно поднялся.
– Куда? – Я вздрогнула, невольно ощутив резкий прилив сил, и потянулась вслед за удаляющейся фигурой в темном плаще, неловко обронив сиреневую простыню у порога. Мучительная недосказанность не позволила мне оставаться на месте. Ногам нужно было идти, чтобы ощущать возможность движения. Мне совсем не понравилось быть парализованной собственным бессилием. Неужели это и все, для чего он приходил? Хотелось, чтобы он остался, ведь еще столько вопросов, столько недоразумений между нами. Меньше всего я желала остаться врагами, чтобы это чувство висело дамокловым мечом над нами обоими всю оставшуюся жизнь.
Гермиан удалялся, преодолевая пролет за пролетом, и я молча следовала за ним, бесшумно ступая по деревянным ступеням. Возможно, еще удастся задержать его на пороге, ведь чтобы уйти требовалось некоторое количество времени, чтобы открыть дверь, и мне вполне должно было его хватить.
Но ноги постепенно снова переставали слушаться. Я шла словно по эскалатору, движущемуся в обратном направлении.
– Стой, – воскликнула я обескуражено, поняв, что у меня ничего не выйдет. – Подожди! Расскажи мне всё!
Он застыл в пол оборота, и свет из распахнувшейся двери контрастно обрисовал четкий профиль. Я сфокусировала взгляд на его губах, и скорее поняла, чем услышала:
– Прощай, Рин.
Горячие дорожки слез обожгли мое лицо. Я вырвалась из оцепенения, и бросилась к нему, яростно не желая бросать все вот так, со вкусом горького сожаления о незавершенном.
Словно в замедленной съемке я бежала, делая один шаг в три секунды, и только успела протянуть руки, как он исчез, и я схватила лишь пустоту на том месте, где мужчина стоял секунду назад. Бледно сиреневый всполох сработавшего портала мягко истаял у моих босых ног. Опоздала. Не чувствуя морозного ветра, я вышла сквозь овальный проем и огляделась. Секунду помедлила, и резко сорвалась на бег. Горячее чувство решимости стремительно загорелось где-то в районе груди. Я должна догнать его, найти, несмотря не на что. И пускай тогда объяснит мне, расскажет все, что не рассказал, чтобы не осталось больше никаких секретов между нами.
 
Но не пробежав и нескольких десятков метров, я со страшной силой впечаталась в невидимую стену так, что мое тело должно было отбросить на землю, критично нарушив костную целостность. Но, к собственному изумлению, я к ней прилипла. Она обхватила меня холодными руками и захрипела в ухо громовым голосом:
– Отпусти, Рин, отпусти его. Проснись, проснись!
Я с усилием разлепила мокрые ресницы и ошеломленно уставилась в нависшего надо мной полуящера.
– Кти…– Медленно осязая глазами каждый элемент, я оглядела знакомую комнату, и вернулась к его лицу, медленно осознавая сучившееся.
– Что это было?
В круглых иллюминаторах отражалась глубокая ночь. Тихую сумрачную кухню освещала единственная лампа с милым абажуром в виде цветка мальвы. Невольно хотелось быть поближе к ее теплому свету, чтобы не позволить темноте утянуть себя обратно в странный до ужаса сон.
Все еще подрагивающими руками я приняла от Кти кружку с теплым липовым чаем, и попыталась поднести ее к губам. Удалось далеко не с первого раза. Полуящер пытался казаться спокойным, но его всегдашняя безмятежность, похоже, дала ощутимую трещину. Он заметно нервничал, изредка совсем по-кошачьи подергивая хвостом. Интересно, знает ли он о том, что самостоятельный отросток живет своей жизнью, или стоит его просвятить? Пожалуй, сейчас не лучшее время для этого.
Чешуйчатый мужчина сел напротив, и серьезно вгляделся в мое лицо солнечного цвета зрачками.
– Что именно ты видела?
Я плотно сжала кружку обеими руками, согреваясь. Всетаки как-то надо добыть себе одежду. Непривычный наряд в виде простыни на голое тело значительно усугублял и без того скомканное состояние.
– Это был Герман, – я отставила полную кружку.
Ктиаран терпеливо ждал продолжения.
– Он пришел ко мне, и был такой… такой печальный и измученный, что мне стало его так невероятно жаль, а он что-то сказал мне про мою семью, что я должна что-то знать, и потом просто ушел. Мне захотелось его догнать, чтобы объясниться наконец. Но он просто исчез в портале… Догнать не получилось.
Подняв глаза на своего внимательного слушателя, я переспросила:
– Так что это было, Кти?
В ответ тот с силой потер висок и ненадолго задумался.
– Похоже, я несколько ошибся в своих ожиданиях по поводу твоего друга. Не так уж он прост.
– И что это значит?
Кти скривился, будто от внезапной зубной боли.
– Это значит, что наш пернатый друг долетался.
 22. 
Полет по ночному небу был лучшим из того малого количества удовольствий, что он мог себе позволить. Привычно зависнув в безвременье между небом и землей, можно было максимально расслабиться и не думать ни о чем, отдав себя во власть воздушной стихии. Исполинские крылья без труда выдержали бы еще пару таких же тел, и единственное, за что Шахр был благодарен вирусу, сделавшему его монстром, так это они.
Абстрагироваться от всего земного, ощущать лишь теплый ветер, играющий его волосами, подобно любимой женщине. Когда-то она у него была.
 
Расслабленное сознание послушно материализовала перед мысленным взором уже полустертый от времени образ. Плавный овал лица в обрамлении рыжеватых волос, спокойный взгляд пронзительно синих глаз, милая ямка на подбородке… Его жена… Или уже давно не его.
Чувствовать себя хозяином мира, в сонной истоме раскинувшегося под ногами, без возможности чего-либо сделать для себя. Это было счастьем, и проклятьем одновременно. Ни одна птица не может чувствовать свободу в кандалах.