Скандинавский король (ЛП)

— Но здесь холодно и мокро, — говорит она. — А внизу тепло и сухо.
Её слова прерываются шлепком воды по лицу, когда корпус судна натыкается на гребень волны.
Это первое плавание в году, что означает, что сейчас конец апреля, и воды вокруг пролива Эресунн8 неспокойны из-за ветров и бесконечного потока шхун9, паромов и круизных судов, которые курсируют по этим водам без остановки.
Мы направляемся вниз, прочь от города, в сторону Балтийского моря, где собираемся найти якорную стоянку на ночь.
Моя парусная лодка — та самая, на которой я участвую в гонках, местного производства, длиной шестьдесят футов, и она узнаваема большинством датской публики, но всё равно все дают мне широкое пространство, когда я таскаю лодку туда-сюда по проливу. Конечно, за мной также следует моторная лодка, в которой находятся мои королевские сопровождающие, и на всякий случай с нами на борту находится мой водитель Йохан.
Йохан на самом деле любит ходить под парусом, поэтому он не против время от времени брать штурвал на себя. Сейчас он находится внизу с Кларой и Фреей, которые играют в игры на своих iPad. Они тоже привыкли к парусам.
Но для Авроры это первый раз на парусной лодке, и я не думаю, что она справляется с этим так уж хорошо. Я немного насторожился, когда пригласил её, но девочки настояли на том, чтобы она отправилась в путешествие.
Я рад, что она здесь, даже если это означает, что в ближайшие двадцать четыре часа мы не сможем уединиться. У нас вошло в привычку, что мы, по крайней мере, проводим половину ночи в постели друг друга, даже если это означает, что мы должны совершить тайную позорную прогулку в четыре утра обратно в свою собственную комнату.
Я бы очень хотел, чтобы всё было не так. Она, кажется, не возражает против пряток, но меня это задевает как ничто другое. Я не хочу скрывать её. Я горжусь ею. Я хочу, чтобы мир увидел то, что вижу в ней я, то, что видят в ней все остальные. Она очаровательная и искренняя, добрая и умная, без фильтра и сострадательная, отчасти книжный ботаник, отчасти богиня, и вся она моя. Она озорница с большими глазами и большим сердцем, и каждое утро я встаю с мыслью о том, как я могу сделать её счастливой, снова и снова.
Достаточно сказать, что в данный момент у меня ничего не получается.
— Подойди сюда, — говорю я ей, протягивая руку.
— Я могу грохотнуть на тебя, — говорит она. (прим. пер. — Аврора имеет в виду, что её может вырвать на него)
— Я не знаю, что значит "грохотать", и поэтому мне всё равно. А теперь иди сюда. Это королевский приказ.
Ей удаётся вызвать слабую ухмылку. Я возьму то, что смогу получить.
— Помнишь, ты говорил, что никогда не будешь злоупотреблять своей властью. — Она обхватывает руками перила и, спотыкаясь, идёт ко мне, опираясь на канаты и лебёдки, пока не оказывается у руля.
Я обхватываю её руками, обнимая сзади. — Положи руки на руль.
Она делает это, и я кладу свои руки поверх её.
Это самое интимное, что мы делали на публике.
Для Йохана, девочек внизу или королевских слуг на другой лодке это выглядит так, будто я даю ей урок плавания.
Они не знают, что я целую её макушку, солёные брызги на моих губах.
Они не знают, что я вжимаю эрекцию в изгибы её задницы.
Они не знают, что я шепчу ей на ухо.
— Jeg elsker dig.
Я люблю тебя.
Хотя я не вижу её лица, я чувствую её улыбку. Она зацепляет большим пальцем мою руку и сжимает её.
— Jeg elsker dig, — шепчет она в ответ, но я едва слышу, её слова подхватывает ветер.
Никогда прежде я не чувствовал себя настолько в своей стихии, никогда не ощущал себя таким живым. Здесь, на яхте, с ней, защищённой между мной и штурвалом, я чувствую, как чистое счастье поднимается из меня, как феникс из пепла того человека, которым я когда-то был.
Ничто не сможет отнять у меня этот момент, — думаю я. Даже смерть не сотрёт это из моей памяти.
Я не уверен, улавливает ли Аврора мои чувства или ей просто лучше, но она не возвращается внутрь. Она остаётся у руля, даже когда я натягиваю канаты и спускаю паруса.
 
Она из крепких людей, это точно. Когда она только устроилась на работу, я подумал, что её "грубость" будет вредить должности. В конце концов, речь шла о самообладании, грации и воспитании двух принцесс. Но вместо самообладания и грации она принесла с собой мужество и смелость. Она принимала все вызовы, которые бросали ей девочки и я, и более того, она противостояла мне. Она делала это ради того, во что верила, и если всё шло не так, как она хотела, она спорила.
Другими словами, она — идеальная женщина для путешествия под парусом, потому что, даже чувствуя укачивание, она всё равно не сдаётся, потому что это то, что она делает.
Она идеальная женщина и точка.
И теперь мне поручено выяснить, как сделать так, чтобы она осталась.
Навсегда.
Со мной.
Естественно, пока что самая большая проблема в том, что я не был с ней до конца честен, и я знаю, что день расплаты наступит. Я просто молюсь, чтобы то, что у нас есть, было достаточно крепким, чтобы пережить его.
— Эй! — взволнованно говорит она, указывая вдаль, где открывается пролив и перед нами расстилается Балтийское море. — Радуга!
В данный момент я ввожу главный парус, чтобы приспособиться к меняющемуся ветру, и оглядываюсь вокруг, чтобы увидеть вдалеке, где облака расступаются и пробивается солнце, определённую радугу.
— Ветер должен стихнуть, как только он обойдёт Швецию, — говорю я ей. — Море должно успокоиться.
Она дарит мне счастливую улыбку. Её рот всегда был широким для её лица, её улыбка так очаровательна, но, когда она действительно, действительно счастлива, тогда вы видите её резцы. Я называю их glade tænder или "счастливые зубы". Она становится сексуальным очаровательным вампиром.
— Отныне плавание будет плавным, — начинает она напевать песню Queens of the Stone Age10, исполняя дурацкий танец за штурвалом.
Я смеюсь, желая присоединиться, но не присоединяюсь.
— О, ты слишком крут, чтобы танцевать со мной, — говорит она с насмешкой.
— Я не лучший танцор, — признаю я, быстро откидывая верёвки и подходя к ней.
— Я не верю в это, — говорит она. — Ты слишком хорош в с…., - она прерывается и громко смеётся, прикрывая рот. Боже мой, она почти не остановилась от этого признания. Ни моим дочерям, ни Йохану не нужно знать, насколько я хорош в постели.
— Я хорош в бою, да, — говорю я, прикрывая рот. — Но не в настоящих танцах.
— Ну, я уверена, что ты хорош в медленных танцах, если что. Короли должны знать всё это дерьмо, не так ли?
— Да, мы должны знать всё это дерьмо.
— Тогда, возможно, однажды ты пригласишь меня на танец.
Она всё ещё улыбается, когда говорит это, но в этом есть что-то душераздирающее. Как будто мы оба знаем, что единственные танцы, которые мы когда-либо будем танцевать, будут в наших спальнях.
Я ненавижу это. Я так люблю это и в то же время ненавижу.
Я ненавижу, что мы пытаемся подавить то, чему суждено быть.
Намордник на собаке, которой так и не дали шанса.
— Сейчас солнечно! — восклицает Клара, высовывая голову из люка и осматриваясь. — Мы можем подняться, папа?
— Конечно, — говорю я ей. — Осторожнее на палубе, она немного мокрая и скользкая, и оставайтесь внизу рядом с Авророй.
Девочки вылезли и подошли к ней, похоже, впечатлённые тем, что она управляет лодкой. Я надеваю солнцезащитные очки и сканирую воду перед нами в поисках коряги, которая иногда проплывает здесь.
— Это что, типа рентгеновского зрения? — спрашивает Аврора.
Я подхожу к штурвалу и протягиваю ей очки. — Они просто поляризованные. Они уменьшают блики, чтобы было легче смотреть в воду.
Она отпускает штурвал, когда я хватаюсь за него, и надевает солнцезащитные очки на лицо.
— Вау, — тихо говорит она, оглядываясь вокруг. Её улыбка такая яркая, и я вижу своё отражение в очках. Я тоже улыбаюсь. — Это как будто совершенно новый мир.