Живой Лес (СИ)
Сам вошел следом, закрыл дверь, немедленно провернув тяжелый ключ. Я оторопела, стоило мне взглянуть в его глаза. Очевидность положения вещей и того, что он собирался сделать, нахлынула на меня сметающим цунами. В глазах тирана плескалось нечто… горячее и будоражащее воображение, что я невольно отшатнулась, в страхе попятившись к окну, как загнанная в угол мышь. То, что происходило, было лишено романтики, никак не укладывалось в мои представления о приличных отношениях и, самое главное, угрожало моему важному достоянию — девичьей чести. Вовсе не хотелось бы, чтобы это достояние было утрачено совершенно бездарно без капли трепетных волнений…
Старый жених шагнул ко мне, снова медленно, но совсем не как тогда, ночью… Не с изучающим интересом, а с довольным торжеством, как настигает свою добычу жадный хищник, предвкушая вкусную трапезу. Серьезность намерений Ратмира не оставляла сомнения и внутри меня все сжалось от его неумолимого приближения, а также перекошенного лица, не предвещающего радужных перспектив. Я немедленно стала ощупывать предметы в досягаемости, надеясь найти что-нибудь потяжелее. Нашла чугунный станок для оттисков, за каким-то лешим лежавший под окном… Но Ратмир опередил, вмиг сократив расстояние между нами, он вздернул мои руки вверх, обездвижив и пристально взглянув мне в лицо.
— Я вижу, тебе не хватает острых ощущений, Алёна, — подытожил агрессор, колко переводя свои глаза между моими и опускаясь ниже, на лицо, почти физически ощупывая его, от чего мои щеки воспылали горячим огнем, а на губах предательски заиграли мелкие искорки. — Похоже, мне придется поторопиться, пока это не сделал кто-то другой…
— Нет! — с безысходностью вскрикнула я, безуспешно пытаясь выдернуть руки, и судорожно оценивая свои крайне низкие шансы на побег. Жених лишь повел бровью.
— Ты уже правильно заметила, что я жестокий человек. Что я собственник. И что меня не волнует мнение окружающих. И твое тоже, Алёна… — сказал он глухо, а у меня внутри все похолодело. Вот оно. Доигралась. Хотела ведь уехать пораньше, но дождалась того момента, когда у тирана сорвет крышу.
— Я все равно убегу! — настойчиво прошипела ему в лицо, желая хоть в чем-то отыграться в этой унизительной ситуации. Колкий и холодный смех мужчины разрезал тишину.
— Ты? Убежишь? Своими глупыми попытками ты добьешься лишь того, что в этом доме никого не останется. Кроме нас, — хмыкнул он. — Скажи спасибо, что я не свернул шею твоему заступнику прямо сейчас, в лесу. А был необычайно добр к нему. И к тебе все это время…
— Ты не посмеешь! — замотала головой я. — Есть закон…
— Закон? — усмехнулся он неожиданно горько. — В лесу свой закон. Он не впускает, кого не желает. И не выпускает, об этом я тебе уже говорил…
— Чем же этот лес особенный? — задала провокационный вопрос, вспоминая, что в моменты подобных стычек хозяин дома особенно разговорчив.
Но не в этот раз.
— Довольно вопросов… — поморщился он и без лишних расшаркиваний толкнул меня на кровать.
Я безвольно упала на спину, словно опрокинутый мешок зерна, и тут же попыталась вскочить, но не тут-то было. Не мешкая, тиран завалился на меня, придавив к кровати, словно весил не меньше пяти заморских гиппопотамов. Я лишь глухо выдохнула и вскрикнула, ощущая руку у себя на талии. Рука тут же опустилась ниже и схватила меня за бедро, сжала, захватывая область, предназначенную исключительно для сидения, желательно на мягких креслах, обитых стриженым бархатом. Я вскрикнула сильнее, лихорадочно соображая, стоит ли орать, напрягая все голосовые связки, и звать на помощь (а также как скажется на моей репутации приход свидетелей).
Словно почувствовав мои колебания, бывший жених приблизил свое лицо и я ощутила тяжелый захват губ. Он целовал меня сильно, решительно и подозрительно неумолимо. Терпкий и соленый поцелуй отозвался вздрагиванием в моем теле неясного происхождения. Мне бы хотелось выделить время, чтобы понять природу творящихся со мной явлений, но ситуация развивалась слишком стремительно. Тиран впивался в мой рот так жадно, словно желал захватить вражескую крепость, окруженную частоколом защитных стен. Я опешила от его ярой решительности. Даже не подозревала, какой океан чувств бушует за обычным равнодушием.
— Ты ведь этого хотела? — с насмешкой спросил он, внезапно отстранившись. — Или что ты там делала с этим… заступничком…
Я промолчала, переводя дыхание. Оправдываться не хотелось. Он снова опустился к моему рту, скользя влажным языком, а я вытаращила глаза, силясь проанализировать свои ощущения от постыдных лобызаний, когда его рука начала свое исследование. Проведя по талии и пересчитав ребра, она вернулась к животу и скользнула ниже, за спину, трогая то, что приличные девушки никому ощупывать не позволяют (или позволяют, лишь получив заверенную наместником подпись в брачном договоре). Я запыхтела от возмущения.
Рука тут же переместилась ниже, на бедро, туда где заканчивалось кружево чулок и оставалась незащищенная полоска кожи до начала изящных панталон. Пальцы заскользили по этому участку с жадностью, затем с щекоткой, как будто дразня, переползли на внутреннюю поверхность бедра. Это было уже слишком! Я остолбенела от невиданной наглости, внимательно наблюдая за передвижениями вражеского агента в святилище девичьих грез. Сколько бы герои не портили героинь в моих любимых романах, но случай показал, что я не вполне была к этому готова и не знала как действовать, кроме как лежать и брыкаться в ответ.
Брыкаться получалось плохо, неподъемное тело жениха буквально припечатало меня к атласному покрывалу. Не придумав ничего лучше я укусила его за губу, в надежде остановить бесчинство и посягательство на девичью репутацию. Но получила обратное. Ратмир зарычал от боли и нагло заявил:
— Тебе мало?
Он резко отстранился и быстрым движением стянул бретельки платья на обоих плечах. Эластичная ткань легко поддалось этому дерзкому жесту, открывая ничем не защищенную грудь, ранее поддерживаемую лишь встроенным лифом. Я задохнулась от дерзости посягательства на самое святое. Ну почти что на самое…
— Ратмир! Прекрати! — потребовала громко, но голос сорвался, выдавая начинающуюся истерику.
Глупо было бы ожидать, что на него это подействует. Перехватив мою руку и заведя её за голову, он жадно наклонился к груди и сделал нечто такое, отчего мое тело, как предатель в головном штабе, дернулось, изгибаясь, а губы совершенно непроизвольно что-то выкрикнули. Хотела бы, чтобы они послали негодяя к лешему, но… Произнесли крик, совсем не похожий на страдание. А очень даже наоборот.
От этого тиран лишь распалился и решил порадовать меня новой порцией впечатлений. Вторая рука оказалась у края чулок, и, обнаглев вконец, стыдобища-то какая, залезла прямо в мои кружевные панталоны. Хорошо что не бабушкины. Тогда вообще бы срамота была.
Теперь хоть перед бывшим женихом предстала в более-менее приличном виде. Матушка была бы довольна. Хотя, почему перед бывшим? Похоже, что он-то как раз себя бывшим и не считал. Все эти мысли летали в моей голове, как жирные гуси на последнем островке моего ослабшего разума, норовя раствориться в тумане. Потому что рука, пробравшаяся в эти самые, достойные лишь брачной ночи панталоны, в конце концов достигла святая святых любой добропорядочной девицы.
Я засопела и зафыркала, и даже упомянула небесных отцов, отчего Ратмир самодовольно заулыбался, однако с краешка сознания промелькнула мысль, что не мешало бы ему отомстить.
Между тем, подлая рука, совершившая такую диверсию в моем непогрешимом сознании, продолжала вытворять бесчинства, скользя по поверхности девичьей чести и заставляя меня забыть обо всех последствиях подобного вольного поведения. Вздохнув, я бросилась навстречу порочащему приключению!
Мое бесстыжее падение достигло таких глубин, что колени непроизвольно поползли в разные стороны в немом предложении продолжить исследование, начавшееся еще в лаборатории, и я довольно хрюкнула, ощутив как мужское тело оказалось зажато между моих ног.