Живой Лес (СИ)

Я почувствовала на себе его палец, в районе бедра, там, где было родимое пятно. Он слегка потер, как будто проверяя… Как тогда Ратмир. Ратмир… Сердце сжалось в невыносимой тоске. А ведь он совсем не знает, где я. Он никак не сможет помочь… Не сможет. И не дождется меня. Вероятнее всего. В том, что Мартимус не собирается меня отпускать, сомнений не было.
— Шельма… — между тем презрительно сплюнул Мартимус. — Мало тебе было в прошлый раз. Опять полезла. Ничего… На этот раз мы тебя глубоко отправим. Сам Всевышний решил тебя пометить, показать, кто ты.
Сумасшедший… Абсолютно невменяемый. Что у него только на уме!.. И как Долман умудрился с ним связаться? Мартимус резко выпрямился, отошел и вернулся с дурно пахнущей салфеткой, которую он быстро приложил к моему лицу, отправляя меня в глубокий, тяжелый и совсем непрозрачный в своей пугающей темноте сон. Он мог бы этого и не делать… Мое сознание и так висело на грани потери.
Черные тени нависали надо мной. Там, во сне. Я чувствовала, что меня неумолимо тянет назад сквозь пелену боли и страха. Назад, вглубь. Туда, откуда обычно не возвращаются, или возвращаются совсем другими. Новыми. Ничего не осознающими. Не помнящими. Я словно скользила по влажной дорожке, но не вперед, а назад. Соскальзывала по наклонной поверхности куда-то ниже и ниже. В темноту. В тишину. И, прорывая невидимую преграду, падала, падала.
Я что-то знала. Вот только что — никак не могла понять. Знание фантомом взрывалось в моих мозгах, подсказывало лишь одно — надо бежать. Бежать быстро, резко и неумолимо. Но я не могла. Тело не слушалось, оглушенное болезненным ударом. Такое уже было, вот что я знала. И ныряя в эту болезненную глубину, я понимала, что тогда я не смогла вырваться, не смогла пробраться к свету. И теперь меня снова ждала незавидная судьба. Если я что-то не сделаю, не пойму, не открою…
Где-то остался Рэм, и его жалобный скулеж настойчиво прорывался сквозь мой сон, не давая мне забыться и раствориться в этой тьме. Ратмир… очень жаль. Снова жаль. Почему-то снова. Похоже, я так нехило ударилась. Какой-то нескончаемый бред преследует мое воспаленное сознание, не давая хорошенько поспать.
У-у-у, у-у-у… скулеж Рэма не давал сосредоточиться. Или… это какой-то скрип. Скрип лодки, покачивающейся на волнах. Стоило мне об этом подумать, как мигом до губ донеслись соленые брызги, запахло морем, и яркое солнце пробралось сквозь красные веки. Я вздохнула полной грудью, ощущая свежесть морской воды, и слабо пошевелила рукой. Рука подчинилась, хотя тело оставалось скованно непосильной тяжестью. С трудом приоткрыла глаза и облизала пересохшие губы.
Я лежала на дне парусной лодки, обдуваемой морским ветром и качающейся на волнах. Мы куда-то плыли. Мы… чуть в стороне я увидела уже знакомые чистые ботинки. Мартимус управлял лодкой. Скорее всего Нэльский пролив, Небесное море… это самое ближайшее. В таком случае, плыть явно не больше часа. Если я не пролежала в отключке дольше, и меня не отвезли куда-либо еще.
Голова продолжала нещадно болеть и, подышав морским воздухом, я прикрыла глаза.
— Очнулась? — раздался совсем рядом насмешливый голос. Я приоткрыла веки, чтобы с неудовольствием наблюдать Мартимуса, присевшего на корточки около моей головы. Насколько же красивые при дневном свете пронзительные небесно-голубые глаза, настолько же и жестокие… наблюдали с холодным любопытством. — Я уже испугался, что ты решила сбежать раньше, чем мы тебя хорошенько подготовим… — покачал он головой, а я не поняла, куда я могла сбежать, находясь без сознания. — В прошлый раз ты была повыносливее.
Однозначно, сумасшедший. Какой, к лешему, прошлый раз? Или, я чего-то не знаю? Я попыталась задать вопрос, но пересохшие губы предательски озвучили нечленораздельное мычание. Тень презрительной жалости промелькнула на безупречном лице Мартимуса, и он поднес к моему рту бутыль с водой. Я сделала несколько жадных глотков, прочистила горло.
— Теперь, я надеюсь, ты будешь посговорчивее? — протянул мерзавец. — Хотя, я и сам уже многое разглядел.
 
— Что?.. — просипела я единственное слово. Надо бы выведать побольше информации, чтобы понять, как общаться с этим психом. Но мысли, словно огромные валуны, так же как и тело, двигались с трудом.
— У тебя волосы растут рыжими, — неожиданно проявил осведомленность о моей шевелюре Мартимус. — Глаза… наверное, не всегда были такими зелеными? Ведь так? — он насмешливо посмотрел мне в лицо и, видно обнаружив мой недоуменный вид, кивнул. — Так. Ты прошла ту черту, Алёна, где можно было остановиться и повернуть вспять. Впрочем… ты и всегда была такой. Ведьма.
— Ведьма? — слабо произнесла я, не веря ушам.
— Ведьма, ведьма, — снова обозвал меня Мартимус и вдруг неожиданно рассмеялся. — Ты и вправду не поняла? Какая наивная простота… Не зря мы тебя припечатали, — взгляд его скользнул в район моих ног. — Себя не помнишь… Мне даже тебя немного жаль… — он покачал головой в притворном сожалении. — Наивная маленькая Алёна… Жаль, что она не знает, что скрывается под её личиной.
И как только земля таких больных на голову носит… Ведь он где-то должен был, просто обязан был проявить свою невменяемость… Или он только со мной такой? Вон вдумчивый и опытный Долман, похоже, усомнился в его нормальности только под конец. А где, собственно, сам наш семейный заступник, который никак не может за меня заступиться?
— Ничего, в этот раз мы поможем твоей душе окончательно. Запечатаем все каналы…
— Зачем вам это? — мне хотелось выведать хоть какие-нибудь частицы информации.
— Я всего лишь хочу помочь тебе… твоей душе… маленькая ведьма. Чтобы ты перестала раз за разом вылезать, как гриб, здесь… в этом мире.
— Почему Вы называете меня ведьмой? — прошептали мои потрескавшиеся губы. Солнце нещадно светило в лицо и образ Мартимуса то и дело расплывался неразборчивым пятном.
— А разве нет? — он усмехнулся, а потом не выдержал и снова захохотал в голос. Не понимаю, что его смешило. — Разве ты не чародействовала в лесу? Не вызывала роста растений и животных? Не участвовала в ритуалах? Не совершала кровавых обрядов? А? — он испытующе смотрел мне в глаза. Инквизитор. Наконец, дошло до меня. О чем-то таком говорил Ратмир. Инквизиторы охотились за светящим камнем. — Ай-ай-ай, наивная Алёна, — между тем продолжил он, цокая языком. — Сама не понимала, что делала… Заблудшая душа.
— Подождите… Но это все… представляет научный интерес в конце концов… — попыталась слабо возразить я, чем вызвала новую волну неприятного смеха.
— Наука… а-ха-ха. Что такое наука? Алхимия, вот, как мы это называем! Наивная маленькая ведьма, считающая себя ученой. Наука дает нам иллюзию всемогущества. Заставляет думать, что мы лучше Бога, что мы можем управлять миром. Подчинить себе происходящие явления. Вот, что такое наука… В конечном счете, это большой самообман. Потому что ничто и никто не может быть выше… — он поднял глаза вверх. — И все твои ученые, в конечном счете, отправятся вниз… они хуже грешников, которые не ведают, что творят… хуже преступников, грабящих дома и убивающих людей. Преступник охвачен вожделением… Это его грех. Но грех ученых гораздо больше. Потому что они сорвали запретный плод, захотели узнать то, что для них не предназначено! Прикоснуться к божественной тайне! — голос Мартимуса изменился. Теперь он больше не смеялся, глаза загорелись безумным блеском, и он выкрикивал слова яростно, громогласно, что, казалось, надвигается гроза средь ясного неба. — И будут они испытывать страшные муки до тех пор, пока душа их окончательно не очистится и не поглотится всевышним светом!
 
Я практически перестала дышать, пытаясь понять его странную философию. Фанатик. Точно. Мне Ратмир говорил. Они просто фанатики, и это все объясняет.
— А, Лена? Какого тебе там было? Что ты так быстро выскочила обратно? Чистые души уходят в свет, а не сюда, разве ты не знала?
— Нет, — помотала я головой, решив не спорить. — Откуда Вы меня знаете? — этот вопрос смущал меня больше всего. Чем вызвала новую волную истерического смеха. После того, как Мартимус успокоился, он как-то удовлетворенно выдохнул: