Ты будешь моей (СИ)

Несколько недель я словно одержимый ловил каждое ее движение, с ума сходил, обезумил практически, она казалась совершенно нереальной, невероятной, не такой, как другие. Зажал ее у стены и снова этот взгляд и робкое «не надо». Ему объятия, улыбки, а мне очередная истерика? Апогеем всему стали ее слезы, как же они раздражали, бесили, очередная игра, и чем я тебе не устроил, девочка? Оставил ее от греха подальше и вышел из приемной, громко хлопнув дверью. Достало. Мне было необходимо спустить пар и так кстати подвернулась Алиса из финансового. Всю неделю она вилась вокруг меня, неприкрытый флирт и интерес во взгляде. Вот только я никого, кроме Лары не видел, все собой заполонила. Я видел ее, знал, что она наблюдает за тем, как я целую блондиночку, понимал, что ей плевать, но так хотелось ошибаться. Лишь на мгновенье оторвавшись от своей жертвы, обернулся, чтобы взглянуть в глаза стерве, что весь мозг мне выжрала и чуть опоры не лишился. Она стояла, обняв себя руками, а во взгляде читалось что-то не поддающееся логике. И вся моя спесь слетела к чертовой матери, почувствовал себя придурком малолетним, когда, опомнившись, она прошмыгнула мимо нашей парочки. Несколько секунд я просто стоял истуканом, а когда рванул за ней, было поздно. Автомобиль на скорости рванул с места, а мне потребовалось время, чтобы поймать попутку и отправится следом. Чувствовал себя маньяком, отслеживая ее передвижения, уже через мгновение понял, что она направляется к Максу и поехал следом. Мне было необходимо ее догнать, сам себя не понимал, какого черта я вообще собрался перед ней объясняться? Долбанная пробка и медленно тянущиеся ряды автомобилей впереди сводили с ума, сцепив зуб и сжимая кулаки, я с трудом держал себя в руках. Нервы были на пределе, когда наконец оказался у дома Макса, а там… Скорая, Катя бьющаяся в истерике и Лара, в крови лежащая на земле.
— Матвей, — мне на плечо легла ладонь вернув меня в пустой больничный коридор, обернувшись, обнаружил перед собой мать и отца Кати. — Езжай домой, отдохни.
Отдохнуть? О каком отдыхе может идти речь, когда она там, за стеной, находится на грани жизни и смерти. Качнул головой.
— Макса уже выпустили? — спросил зачем-то, мне нужно было отвлечься от происходящего.
— Нет, Дима как раз отправил за ним парней.
— Не надо, я поеду, — я хотел посмотреть ему в глаза. Хотел вытрясти из него подробности. Я ведь спрашивал, что между ними, а он видел мою одержимость девчонкой. Плюнув на все, покинул клинику и поехал вытаскивать Демина из СИЗО. Плевать. На все плевать. Она моей будет, даже, если чувствует к нему что-то, вырву с корнем эти чувства. Я готов был пойти на что угодно, да блядь, готов был заглядывать ей в рот и быть тем самым щенком, лишь бы только она осталась жива. Я плохо соображал, когда подъехал к следственному изолятору, все мои действия были механическими, спонтанными, даже не помнил, как оказался в камере Макса и только его вопрос вывел меня из транса.
—Что ты здесь делаешь?
—Надо поговорить, я буду ждать снаружи, — бросил и, развернувшись на пятках, вышел из камеры, оставив его в компании трех бугаев.
Вышел на улицу, ждать пришлось недолго, Демин появился спустя пару минут. Как же хотелось начистить ему рожу. За все, за план его гребанный, за то, что мен в это втянул, за нее, за ее чувства к нему.
—Говори, — произнес он.
— На Катю совершили нападение, наезд, — начал издалека, — с ней все хорошо, отделалась испугом, а вот Лара…— слова давались с трудом, воздух обжигал легкие, одна лишь мысль о том, что пока я здесь, она может умереть, уничтожала меня изнутри. Перед глазами так и стояла картина, что так четко отпечаталась в мозг: она, стоящая напротив, с опухшими от слез глазами, обнимает себя за плечи. И все стало неважным, таким пустым, ненастоящим, я мог ее потерять, не успев обрести. Я все приму, прощу, забуду, только бы она жила. Развернувшись, бью со всей дури кулаком по металлической двери. Боль — это то, что мне сейчас нужно.
—Да ты можешь нормально объяснить, — заорал Макс, пока я продолжал вбивать кулак в чертов метал.
 
— Она Катю оттолкнула, сама попала под раздачу, сейчас ее оперируют, доживет ли до утра, неизвестно, — на последних словах мой голос сорвался. — Твой чертов план дал трещину, она может умереть, ты понимаешь, умереть? — да, я виню его, виню себя и весь этот долбанный несправедливый мир.
—Хватит, — боль ни разу не отрезвляла, я продолжал свой ритуал, пока Макс не обхватил меня за плечи и не оттащил от двери. — Прекрати.
—Скажи мне правду, между вами что-то есть? — вырывался и повернулсяк нему.
—Ничего, поехали, истерикой ты ничего не решишь.
Его спокойствие бесило не на шутку. Ненавижу ложь. Между ними определенно что-то было, я нутром чувствовал, что он что-то скрывает. Схватил его за грудки, прижал к капоту джипа.
— Не лги мне, я видел, как она на тебя смотрит.
— Да прекрати ты истерить, — рявкнул он, оттолкнув меня. — Не могу я тебе рассказать всего, не могу, ясно? Хочешь правду, добейся ее от нее, заслужи доверие. С ней будет сложно, и, если не готов, то лучше вали нахрен из ее жизни, — мы оба были на пределе, я не понимал, что он имеет в виду, но его слова сумели меня отрезвить. — Не было, между нами ничего и быть не могло, — вздохнув, произнес Макс, — поехали.
 Глава 4 
 
Лара
Адская боль, пронзившая все тело – мое последнее воспоминание. Я оттолкнула ее, оттолкнула Катю, убедилась в этом, когда услышала ее голос в палате. Она жива, с ней все хорошо, а вот какого черта я снова выжила? Зачем, для чего? Неужели я недостаточно настрадалась, неужели недостаточно пережила за свою недолгую жизнь, чтобы наконец заслужить покой? Зачем этому миру еще одна калека?
Изо дня в день я слышала голоса вокруг себя, открывать глаза не хотелось, ничего не хотелось, я лишь слушала неутешительные прогнозы врачей, всхлипывания Кати и ее тихие обращения ко мне, нарушающие гнетущую и в то же время такую желанную тишину вокруг. Она плакала, что-то рассказывала о себе, о Максе, просила бороться, а мне совсем не хотелось, я так устала, устала от тех испытаний, что приготовила мне жизнь и продолжать вариться в этом дьявольском котле было сродни средневековым пыткам.
— Что ты здесь делаешь? — в очередной раз послышался звонкий голос Кати. Не нужно было быть гением, чтобы понять, кому были предназначены слова. Матвей! Я не знала, как долго находилась в больнице, не знала, как долго он дежурил у моей постели, но знала, что последние две ночи он провел здесь. Очнувшись, я просто увидела его, сидящего в кресле с запрокинутой головой. В комнате уже смеркалось, но я отчетливо видела знакомый силуэт, я просто не могла его не узнать. И в голове возникал лишь один вопрос: зачем? Зачем он здесь и что еще ему нужно, разве в прошлый раз он недостаточно меня унизил, недостаточно растоптал?
Даже сейчас воспоминания вгрызались в мой больной мозг, а перед глазами пролетали картины из недавнего прошлого: вот он зажимает меня у стены, вперившись в меня полыхающим гневом взглядом, а вот он уже точно также прижимает к стене блондинку из финансового.
Было мерзко, противно до ужаса, чувствовать себя грязной, словно использованной, его надменная ухмылка и триумф во взгляде сделали свое дело, я позорно сбежала, но сейчас я была ему благодарна, не застань я ту сцену, не будь его самодовольной рожи, я бы ни за что не сорвалась посреди рабочего дня и Катя…возможно сейчас она была бы мертва, она и ее неродившийся малыш. Макс бы этого не пережил, я видела его одержимую любовь к ней, видела в ее в его взгляде. Это было так мило слушать его рассказы и украдкой наблюдать за тем, как он разглядывает ее фотографию. Он бы просто погиб, там, вместе с ними.
—Ты рано, — по палате громом пронесся низкий баритон Матвея.
—Ты не ответил на мой вопрос, — не сдавалась Катя, вызвав на моих губах улыбку. Я не знала, какие отношения связывали этих двоих, но интуиция подсказывала, что они довольно близки. Да и помнила я его разговоры по телефону, его ласковое к ней обращение: «Котя». Действительно, она чем-то напоминала котенка, маленького, местами напуганного, но вполне способного выпустить коготки, когда того требовала ситуация.