Ты будешь моей (СИ)

— Значит я еще и не нормальный? — у меня окончательно сорвало тормоза. Ее слова задели за живое. Как ей в голову вообще пришло? Как могла она о таком подумать? О том, что я где-то на стороне кувыркаюсь, а с ней тут типа в любовь играю. Так что ли? — И что ты собиралась сейчас сделать? Подрочить? Отсосать? Что, Лар? — грубо, слишком грубо, это я уже потом понял. Гнев заполонил каждую клеточку моего тела. Поверить ушам своим не мог. Вот таким она меня видит? Мудаком, трахающим левых баб? Неужели не видит, что я на ней окончательно помешался, да я бы сдох скорее, чем позволил себе прикоснуться к другой.
— Матвей…
— Я лучше в кулак буду продолжать спускать, — оборвал ее на полуслове, — а жертвы мне эти нахрен не сдались, — в глазах от злости потемнело, от ярости этой жгучей, от безысходности. Лара продолжала всхлипывать, а я просто не мог больше находиться в комнате, дышать было нечем, кислорода катастрофически не хватало. Я просто развернулся на пятках и пулей вылетел из комнаты, шарахнув дверью так, что, наверное, даже известь посыпалась.
 Глава 19 
 
Матвей
Эмоции бурлили, хотелось крушить все вкруг, разнести все к чертовой матери. Душа горела, потому что да, это больно, когда вот так, когда женщина, без которой ты дышать не можешь думает о тебе хуже, чем ты есть. Уже было сделал шаг, хотел уйти, проветриться, обдумать, когда из спальни, сквозь закрытую дверь донеслись громкие рыдания. Лара плакала, громко, навзрыд. Из-за меня, снова из-за меня.
И весь гнев, вся злость и обида отошли улетучились. Она ведь всего лишь напуганная, неуверенная в себе сломанная девочка. И вспомнились сразу слова, что я произнес. Грубые. Обидные. Чертов придурок, достоинство мое задели, видите ли. Дверью хлопнул. Таким мудаком я себя еще не чувствовал.
Ноги сами понесли меня обратно. А войдя в комнату, я просо обомлел. Замер. Душа ушла в пятки от вида рыдающий девушки, отчего-то вдруг оказавшейся на полу. Лара сидела у подножья кровати и сотрясалась в рыданиях, уткнувшись лицом в ладони. Она даже не заметила, что я вернулся, а у меня сердце сжалось, защемило до невообразимой боли. Проклиная себя за несдержанность, за то, как говорил с малышкой, я подошел ближе, подхватил на руки рыдающий комочек и сел на край кровати, прижимая к себе продолжающую трястись Лару. Сволочь ты друг, настоящая сволочь.
— Матвей я…— кажется потребовалась вечность на то, чтобы она поняла, что я здесь, рядом. Вцепившись длинными пальчиками в мою футболку, она зарыдала еще громче прежнего, щедро заливая слезами тонкую материю.
— Тихо-тихо, — я гладил ее по волосам, целовал глаза, щеки, губы, собирая катящиеся по лицу слезы. — Прости меня, слышишь, прости, маленькая, только не плачь, Лар, ты мне душу рвешь.
— Я не хотела, — очередной всхлип, — не хотела ничего тебе предъявлять, я знаю, что не имею на это права, ты столько для меня сделал, а я ничего не могу дать взамен.  все понимаю, физиологию ведь никуда не деть, а со мной…я же ничего не могу, я даже передвигаться самостоятельно не могу…прости меня…я больше никогда... никогда не буду устраивать сцены, только не уходи, не бросай меня, пожалуйста.
— Ну что ты такое говоришь, глупенькая, — перебил ее, не хотел слушать. Ну бред же, глупость, нелепица. Я же люблю ее так, что все готов отдать, лишь бы моей была, со мной, всегда. — Мышонок, откуда в твой хорошенькой головке берется эту дурь? Неужели не видишь, что я давно уже твой с потрохами, я дышу тобой, живу тобой, места себе не нахожу, когда тебя рядом нет, — она подняла на меня взгляд, посмотрела недоверчиво, словно пытая отыскать ложь в моих словах. А я смотрел и понимал, что не на пустом месте в ее голове тараканы заплясали, было тому объяснение. Что-то, что заставило ее верить в мою измену и молчать, мучать, изводить себя столько дней, но продолжать молчать.
Обхватил ее за подбородок, приподнял голову так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— С чего ты вообще решила, что я спускаю пар на стороне, Лар? Я же, кажется, давно обозначил свою позицию, — старался говорить спокойно, хоть и разрывали меня эмоции на части, с ней надо деликатно, мягко.
 
— Потому что это логично и…
— Да что логичного, Лар?
— Пару лет после того случая, — она опустила глаза, затеребила край моей футболки. Слова ей давались не просто, а я не торопил, ждал, пока решится. — В общем я долгое время жила с Максом, он боялся, что я что-нибудь с собой сделаю… — она снова замолчала, а я призвал все сила Ада, чтобы не сорваться. Опять Макс.
— И?
— Он очень любил Катю, я видела, ему тяжело было, он ее столько лет ждал, но и он периодически… расслаблялся, — выдохнула, наконец успокоившись. Ну хоть плакать перестала.
Сколько же тараканов еще в твоей голове и как их вытравить?
— Ты не учитываешь одну деталь, Лара, важную деталь, — улыбнулся ей. Уткнулся носом в тонкую шею, вдыхая аромат любимой женщины и теряя ориентиры.
— Какую? — спросила тихо.
Я слышал, как участилось ее дыхание, стоило мне прижаться губами к нежной коже, спуститься ниже, покрывая поцелуями каждый миллиметр ее шеи. Моя. Только моя. Никому не отдам, убью, разорву любого, кто даже посмотреть в ее сторону посмеет.
— Макс был свободен, я — нет, — ответил, с трудом заставив себя оторваться и прекратить целовать ее, потому что сдерживаться становилось все сложнее. — Не было у меня никого, Лар, не хочу я других, только тебя хочу, — не выдержал, когда легкая улыбка коснулась уголков ее губ, повернулся резко и опрокинул свою девочку на кровать. Под ее визг и звонкий смех. Да, так мне однозначно нравится больше. Снова впился в желанные губы, а руки сами потянулись к пуговицам на пижамной рубашке. Не сорваться. Только не сорваться. Не зайти слишком далеко.
— Маленькая моя, самая красивая, — шептал какие-то нежности, сам себе не узнавал. Рубашка полетела на пол, а следом за ней и штаны вместе с бельем.
— Матвей, — тихий стон сорвался с губ, когда я коснулся ее между ног. Сам чуть не застонал, почувствовав ее желание. Как тут крышей не поехать, когда она такая вся невероятная, стонет приглушённо, кусает губы, дышит шумно. Когда смотрит на меня так доверчиво, открыто.
— Да, мышонок, вот так моя хорошая, — обхватил губами ее сосок, прикусил осторожно. И под ее тихое «еще» погрузил в нее указательный палец, одновременно лаская клитор большим. Она кричала, извивалась подо мной, пока я словно одержимый покрывал поцелуями ее тело, ласкал ее пальцами, подавляя желание заменить их на член.
«Держи себя в руках» — повторял себе снова и снова, пока она содрогалась в моих руках, пока кричала и царапая мои плечи. И оно того стоило, ее удовольствие того стоило. Продолжая гладить ее, смотрел на раскрасневшуюся малышку, на то, как она облизывает губы, как подрагивают ее веки после пережитого оргазма и улыбался. Правда, улыбка моя сошла на нет, когда ее ладошка в очередной раз за вечер коснулась резинки моих штанов и спустилась ниже.
— Лар, — вновь перехватил ее руку, поднес к губам и поцеловал осторожно, — Мышонок, прекрати, не нужно.
— Почему? Ты же хочешь, я чувствую, — произнесла краснея, взгляд опустила. Дурочка моя маленькая.
— Я взрослый мальчик, Лар и что бы ты там себе не надумала, я в состоянии потерпеть.
— Но я не хочу, чтобы ты терпел, — я ничего не успел ответить, не успел среагировать, когда теплая ладошка юркнула под штаны и боксеры, и обхватила мой уже дымящийся от всего происходящего стояк.
— Лара, — присвистнул, сцепив зубы, хотел убрать ее руку, но она лишь сильнее сжала ее. Окончательно мое сопротивление пало, когда малышка провела ладонью по стволу, задевая пальчиками головку. Все на что меня хватило — опрокинуться на спину и высвободить член из штанов. — Черт, — прошипел, накрывая ладонь Лары своей и показывая, как нужно двигаться. Она замерла вдруг, взглянула на меня испугано и я в очередной раз выругался про себя, потому что опять напугал. Для нее все это и так слишком.