Любаша (СИ)

— Не причиню тебе вреда, клянусь, — рядом вспыхнуло, слова шли из глубины сердца.
Заметно расслабившись после этих слов, невеста положила голову на мое плечо, чуть прижимаясь телом. Хорохорящийся зверек перед хищником. Пришедшее на ум сравнение не понравилось.
Все не так.
Мысль царапнула, заставив нахмуриться. Я ждал… Чего? Счастья, облегчения, желания быть рядом, объятий — проявления эмоций. Вспомнил, что не красавец. Любит, значит принимает, видит истинную суть.
— Рада, что с вами все хорошо, — прошептала она, чуть отстранившись, заглядывая в глаза.
Наши лица оказались непозволительно близко. Слишком близко, чтобы я мог удержаться от искушения. Мне было это нужно, важно, почувствовать, что она настоящая, что я настоящий, нашу любовь. Медленно наклонился, давая шанс отстраниться, прикоснувшись к нежным губам. Зеленые глаза чуть округлились, внимательно рассматривая. Девичья рука обвила шею. Невинный поцелуй перерос в ураган. С трудом остановившись, прижался лбом к ее пылающему лицу. Счастливый, наполненный уверенностью в лучшее.
Элиз бледно улыбалась, пытаясь унять дрожь. Да, я тоже предвкушал грядущие события.
— Завтра, — осыпал ее лицо мимолетными поцелуями, — завтра, — ласкал пальцами нежную кожу шеи, по которой бегали толпы мурашек.
— Да, завтра, — решительно прошептала невеста, прикрывая глаза.
Крепко обнял, зарываясь носом в мягкий шелк светлых волос. Шаг назад, поцеловал тыльную сторону руки:
— Отдыхай, любимая.
— Спасибо, — благодарно выдохнула Элиз, улыбнувшись. По-настоящему.
Задержалась на миг, кивнула и ушла, оставив после себя шлейф аромата. Шумно втянул носом воздух.
***
Старуха травница
— Ыыыы….
Часто дыша, пыталась унять выпрыгивающее сердце. Не сомлеть бы, лететь долго, да приземляться… больно. Страх впивался тысячами жал и было от чего. Внизу — пропасть. Единственная преграда — пушистый туман по ногами. Вот жеж, ересь какая снится.
— Присаживайся, не шваркнешься, — насмешливо раздался сзади до боли знакомый голос наставницы, заменившей мать и семью.
Обернулась. Такая, какой запомнила в последнюю встречу. Шагнула и обняла, сжав крепко-крепко.
— Я скучала, — из глаз лились слезы. — Почему ты ушла? Куда?
— Да не ушла, глупая моя, сгинула… по дурости. Сама ведь догадалась, столько лет прошло, — ладонь ласково гладила по волосам. — Как я могла тебя бросить? — укоризненный взгляд.
— Я … тоже умерла?
— Нет еще, но очень старалась, — крепкий подзатыльник. — Притянула по связи нашей. Дух твой, аки тряпка на шесте, болтается неприкаянный. Богини смерти на месте нет, оттого и шалят некоторые, вроде меня. Разговор есть, слушай…
Сколько бы ни прошло времени, все равно мало. Крепко стискивала родные руки, не желая отпускать:
— Мы еще встретимся?
— Не сомневайся, куда ж мне деться отседова? — грудной смех. — Живи и живи, поняла? — внимательный взгляд. — Никогда не поздно бороться.
— Да, — моргнула, очутившись… уже в доме.
Из глаз катились слезы. Вытерла. Люба уловила движение, всхлипнула и прижалась, так и разводили сырость. Вместе. Сил было достаточно, Велдон щедро поделился.
— Дел много, — похлопала ее по плечу. — Шевелиться давай.
— Куудаа? Нет уж, лежи, — скрестила руки Люба, упрямо поджав губы.
— За заботу спасибо, — села, свесив ноги вниз. — Надо, Люба. Видение было. Опосля расскажу, не серчай.
По-быстрому сварганили поздний ужин из того, что было готово. Сыто, да ладно. Дрова гудели. Вода в котелке булькала, кружа в водовороте полезные травки.
— Запомни, ты еще не до конца в ответе за себя, — наставляла Любу. — Магия только вошла, тело подстраивается, стресс. Настроение может скакать. Головой думай, прежде чем делать.
— Уфу, — жадно ела… названная дочь напротив.
Да, именно так, названная дочь. Чего зря время терять. Надо жить и жить…
— Свари еще две порции, милая, — нацедила взвара в кувшин, — не подведешь? — прихватила две чашки.
— Куда ты? — встрепенулась Люба.
— Наверх. Элиз надо напоить, пока дров не наломала.
— Она еще без сознания! … Или уже нет? — медленно спросила Люба.
 
— Уже нет, — согласно кивнула. — Посижу там, слов пару ласковых скажу. Сделаешь, как прошу?
Люба нехотя кивнула, оставаясь на кухне. Не надо знать ей пока всего, дар не стабилен. Всему свое время. Особенно пинку под зад.
— Здрав буде, капитан, — притворила за собой дверь.
— Тыы!! — побагровел от злости мужчина, подскочил из кресла у окна и кинулся на встречу…
***
Дверь открылась, пришлось посторониться. Вошел стражник, осторожно ведущий за руку Марджери.
— Мама? — прошептал капитан. — Что с тобой? — прикоснулся к ее лицу. — Мама, ты меня слышишь? — потряс ее за плечо.
Голова, словно деревянной куклы, медленно повернулась. В глубине отрешённых глаз блеснула искра узнавания.
— Ааааа! — резко заорала Марджери, впиваясь пальцами в плечи сына.
Ноги леди не выдержали, разом потеряв опору. Так она и повисла, не переставая орать на одной ноте, в сильном кольце рук сына. Мюррей беспомощно смотрел, не зная, что делать.
Пф, ну и семейка. Дали же боги… Вот и надо оно Любе? Риторический вопрос. Сунула поднос застывшему стражнику, налила взвара в чашку, оставила. Влепила пощечину высокородной леди, от чего она разом заткнулась. Капитан затрясся от бешенства.
— Джонатан, — еле шевелила губами Марджери, — сынок, это правда ты? — умоляла женщина ответить. — Скажи, пожалуйста, что это ты…
— Да, мама, это я, — тяжело давались слова от волнения мужчине.
— Сынок, — трясущимися руками водила по лицу мужчины, не веря в происходящее, — дождалась, — целовала в щеки, прямо поверх шрама, — дождалась, спасибо мать-защитница, — плакала женщина.
Улыбнулась и обмякла без сознания. Джонатан стоял неподвижно, оглушенный горем матери, испытывая глубочайшую вину перед родным человеком.
— Капитан, — чуть слышно позвала. Мужчина мгновенно вскинулся, сузив глаза. — Надо ее положить на кровать, — показала глазами направление.
Нахмурившись, он кивнул. Осторожно перенес бессознательное тело. Я подошла, чуть расслабила шнуровку платья около горла, сняла чепец, пусть ничего не мешает. На подушку упали звездные косы — Марджери полностью поседела.
Пока Мюррей глотал воздух ртом, забрала поднос из застывшего статуей стражника, и вытолкала, попросив ворваться в случае криков. Моих. Нагло уселась в кресло у окна, наливая взвар. Себе. Сейчас отомрет и захочет отыграться, а рядом только я.
Так и случилось. Подскочил, весь страшный от гнева. Зрачок пульсировал, затапливая белок и втягиваясь обратно.
— Поговорить надо, — спокойно ответила, не отводя взгляда. — Если бы вина была за мной, не пришла. Нюхай чутьем звериным своим. Да, знаю об этом секрете. Оттуда! — указала пальцем на потолок.
Мимолетное удивление и неверие, капитан сел на второе кресло. Звериное начало было готово броситься в любую секунду. Предстояло найти и вытащить человеческую половину, дабы уравновесить личность, слить воедино.
Сделка есть сделка. Чтобы у Любы был шанс, надо его прежде отработать.
Налила взвара во вторую чашку, оставив на столе.
— Говори и проваливай, иначе разорву, — налитые кровью глаза не оставляли сомнений в реальности угрозы.
— Расскажу про Элиз после того, как выпьешь успокоительного. Я-то старая, мой век прожит. Там, снаружи, бегают дети, молятся старики. Хочешь их разорвать?
— Арррр, — вскочил, грохнул кресло об стену и уселся на пол, скрестив ноги.
Невозмутимо пила мелкими глотками, не забывая дуть. Горячо. Пусть беснуется, контакт есть. Хорошо, заранее выпила нейтрализатор. Мюррей залпом осушил чашку, выжидающе уставившись. Края шрама выпустили сетку черных прожилок, словно щупальца. Скверно.
— Тю, то моя была порция. Весь кувшин пей, мил человек. Про голос знаю, пей. Все расскажу.
Хитрость сработала. Про голос я знала ровно то, что он есть, ни словом больше. Так и не соврала ведь, учуял бы. Зло фыркая, вылакал положенное. Глухо звякнула в углу разбившаяся посуда.