Распутье

Две недели друзья пололи плантацию, пересаживали корни, снова в ровные рядки, на новых грядках сеяли семена. Не спешили. В таком святом деле не надо спешить. День передохнули. Стали готовиться к выходу домой. Снова пришли на плантацию, чтобы взять несколько корней – дух гор разрешил.
– Тогда не хотел молиться, сейчас все равно молись, – приказал Арсё. – Проси бога, чтобы всё было хорошо.
– Если бы он остановил войну и всех наших вернул домой, тогда бы молился денно и нощно. Но так и быть…
Журавушка помолился на восход солнца, прочитал «Отче наш», «Богородицу», начал копать указанный Арсё корень. Он уже научился вовремя пересадки копать эти корни, чтобы и волосинки не оборвать на мочке. Осторожно подрыл траншейку, проследил, куда ушло главное тело корня, отростки, легким встряхиванием осыпал землю и камешки. Костяной палочкой начал выпутывать мочку. А тут, как всегда, мошка, пот, жара… Арсё посмотрел на корень, который выкопал Журавушка, нахмурился. Корень был плохой, корявый, а это плохая примета, когда первым выкопан неудачный корень. Дитя тайги, он не скрывал своего разочарования:
– Дух гор плохо о тебе подумал, послал худой корень, жизнь твоя будет корявой, плохой будет жизнь, Журавушка.
– Чепуха все это, Арсё. Приметам я тоже перестал верить. Мы шли сюда – нам кошка дорогу перебежала, курица петухом пела, число было тринадцатое, а ведь всё обошлось.
– Кошка может сто раз дорогу перебегать, но нельзя первый раз выкопать плохой корень. Плохо будет, – взаправду волновался Арсё.
– Не будем спорить. Эко тихо-то, Арсё… Может быть, нет войны на земле? А?
– Я тоже так подумал, что, может быть, и нет. Но ведь приходят бумажки с двуглавой птицей, которые рассказывают о смерти наших людей. Значит, она есть.
– Значит, есть. Слышишь, будто заяц кричит? Здесь тоже война.
– Нет, это не война, это простая жизнь тайги. Ведь не назовёшь же ты войной тот час, когда ты идёшь в сарай резать телёнка? Нет? Не назовёшь лису или волка хунхузом, если они убили зайца? Нет? То-то. Нас тоже не назовёшь палачами, если мы добыли изюбра-пантача. Это обычная жизнь. Войной называется то, когда брат убивает брата. А баба Катя сказала, что все люди – братья, только вера разная, но кровь у всех одинаковая, значит, и правда, братья. Разрежь мой палец, а теперь свой. Одинакова кровь?
– Одинакова, Арсё. Я давно знаю, что одинакова, но если хочешь, то ещё раз посмотри. Что говорить, тому же учил нас дед Михайло, что не боги разделили людей на разные веры, а люди разделили богов, всяк по-своему разуму и понятию. Мы нашего Христа и то разбили на разные толки. А обличье – это еще не суть инородная. Ты можешь стать христианином, но лицо твое от этого не изменится. Обличье разное, но у всех заботы и дела одни: жить в мире, жить в добре. А мы воюем. Друг друга убиваем. Эко дела…
Вернулись в пещеру. Журавушка поднялся на скалу, чтобы навсегда запомнить это место, определиться по вершинам сопок, по солнцу. Посмотрел направо, налево, качнулся. На взлобке во всей своей звериной красе стоял Черный Дьявол, пристально смотрел на человека. Сделал шаг к скале, чуть вильнул хвостом-поленом, застыл.
Черный Дьявол стал еще матерее, будто и ростом выше, в груди шире, хотя суше и поджаристее. За сопкой раздался зовущий вой. Дьявол метнулся на вой, остановился, затем бросился к скале. Журавушка тоже заметался на махоньком пятачке, а со скалы сразу не сойдёшь. Надо было пройти подземным ходом, выбежать на сопку, и лишь тогда можно было бы подойти к Черному Дьяволу. Дьявол явно шёл к людям. Нет. Будь это Федор Козин, он не поддался бы зову предков. Однако и этот человек был ему знаком, кода-то даже дружили. Опустил лобастую голову, медленно побрёл на зов волчицы, часто оглядывался, так же вяло и неуверенно повиливая хвостом.
– Буран! Буран! Не уходи, я счас, я счас к тебе приду! – закричал Журавушка, называя Черного Дьявола так, как звал его Макар Булавин, бросился вниз, обрушивая за собой камни.
Но Буран уходил, уходил от человека. Зов предков был сильнее зова человека. Почему-то грозно рыкнул и в два прыжка ушел за лезвие сопки.
 
Журавушка вылетел из пещеры, бросился в сопку. Поздно. Привалился спиной к кедру. Исчез Дьявол. Невольно всплыли воспоминания: Макар Булавин, его тихая пасека на берегу Улахе, красивое, но злое лицо Безродного, его деяния, смерть Макара. Многое и многих связал своей судьбой Черный Дьявол.
Вернулся в пещеру. Арсё молча выслушал рассказ о том, как Журавушка видел Черного Дьявола, качнул головой:
– Я думал, тебя злая муха укусила. Не зови и не тронь его. У каждого своя судьба, свои тропы, свой зов. Не обижайся на него. Если бы он ушел от Макара Булавина, то было бы предательством, а он ушел от немного знакомого человека, как часто и я, и ты уходили. От друга уйти нельзя. Он не забыл твое имя, но и не поверил тебе. Да и можно ли каждому верить? Мир людей куда сложнее, чем мир зверей.
– Откуда собака может знать мое имя? Как она его помнит, Арсё?
– Мы знаем друг друга по именам, по лицам, по разговору, а собаки узнают человека по запаху. Запах – это твое имя. Может быть, они что-то другое знают. Мы, люди, еще не научились языку собак, зверей, птиц. Нам некогда, да и не умеем мы это делать, – в раздумье говорил Арсё. – Пусть живет в тайге. Здесь его никто не обидит, пока он в силе, а люди смогут.
  
14
 
Нет, не забыл Дьявол Журавушки. Чем-то далеким и добрым пахнуло от этого человека. Затосковал. Он несколько раз подкрадывался к пещере, обнюхивал следы людей, таясь за кустами, смотрел за их работой. Он ушел в эти сопки, чтобы навсегда забыть людей, жить от них подальше, но они и сюда пришли, внесли сумятицу в собачью душу.
И заметался Черный Дьявол. Он выходил на высокую сопку, подолгу выл. Люди слышали его вой, но принимали за волчий. Выл протяжно и тоскливо, оплакивая и Макара, и Федора Козина, и ещё что-то, ему самому непонятное. Может быть, прошлое тревожило? Волчица пыталась унять его стон, ласкалась, небольно покусывала за шею, лизала в морду. Дьявол принимал ее ласки, но тоска не проходила. Решился, пошел к людям. Но человек испугался его, значит, он не может быть другом. А тут еще этот зов, этот негаданный крик Журавушки больно резанул по сердцу. Ушел, унося в сердце огорчение и даже злость.
Люди ушли из пещеры, спустились с сопки. Дьявол пошел по их следам. Таился за валежинами. Его так и подмывало броситься на них, выместить свою боль в отчаянной драке. Но сдерживался. Сдерживался потому, что эти люди ничего плохого ему не сделали. Но они принесли прошлое! Доброе прошлое, которое до сих пор не забывается. Напомнили о той жизни, о том тепле, которым его согревали люди. Прошел по следам людей еще несколько верст, вернулся к своей стае.
И тут же, будто в отместку за всё, пошёл загоном на изюбра, оставил волчицу и волчат в засаде. Но и изюбр был не из тех, кто очертя голову несется к смерти. Он вылетел на скалу-отстой, сильный, бесстрашный, замер там. Дьявол позвал свою стаю коротким воем. Она пришла. Волки были сыты, легли у скалы в ожидании, когда зверь от голода и жажды бросится к ним, пытаясь прорваться через их заслон. Волчата было сунулись к изюбру, но Дьявол рыком остановил их, дал понять, что этот зверь для них опасен. Ждать и только ждать. А кто голоден, тот может помышковать.
Изюбр понял намерение волков. Напружинился и прыгнул с десятиметровой высоты, врезался копытами в вязкую глину. Там его не ждали волки. Вырвал копыта и на больших прыжках поскакал к речке. Дьявол и стая бросились следом. Но бык был в силе, вылетел на берег Кривой, перемахнул через перекат и тут же скрылся в зарослях ивняка. Дьявол посмотрел вслед изюбру, прекратил преследование. Будь рядом человек, он мог бы поставить зверя на отстой, а без человека не каждого возьмешь. Изюбр в силе, не стоит время терять. Затрусил по берегу, следом стая, игривая и беспечная.
Пахнуло свежей кровью. На берегу речки земля была истолчена копытами, кусты и деревца сбиты рогами. Здесь дрались быки-изюбры. Один из них побежден, тяжело ранен. След уходил в сопку. Дьявол повел стаю по следу. Старый бык даже не успел вскочить с лёжки, как его облепили волчата. Волчица и Дьявол стояли в стороне. Пусть учатся брать старых быков. Волчата действовали уже более умело. Рвали бока, подбирались к шее. Бык еще нашел в себе силы, чтобы подняться на дыбы, сбросить с себя волчат, сделать один-другой прыжок, но тут же рухнул на острые камни. Два волчонка впились ему в горло, зарезали. Отошли в сторону, стали ждать, когда насытятся сильные. Хотя светло-серый волчонок щерил зубы, рычал, всем своим существом протестовал против несправедливости. Забыл о том, что таков закон стаи: первыми лучшие куски мяса съедают вожак и волчица, но в голодный период волк, бывало, отдавал свой кусок добычи волчатам. Всё забыл. Черный Дьявол тоже скалил зубы, напоминал светло-серому о прошлом.