Золотая клетка. В силках (СИ)

— Какой ты интересный, Ярик, — улыбается Дамир. — Прямо своя философия.
— Да я вообще дохуя философ. С такой жизнью сложно философом не стать, — хмыкаю. — Как там Сократ говорил? «Если попадётся хорошая жена, станешь счастливым. Если плохая — философом». В моём случае, конечно, не про жену говорить нужно, но принцип работает на все сто.
— Неужели так не везёт с бойфрендами? — интересуется Дамир.
— Да вообще пиздецки.
— А у дверей забегаловки напротив, случаем, не твой бывший был?
— Угу, — на автомате отвечаю я и запоздало спохватываюсь: — А тебе-то что?
— Мне интересно, — пожимает он плечами. — Мне всё про тебя интересно, Ярик. Что же он такого сделал тебе, что заслужил такие яростные взгляды?
— Да ничего особенного. Просто козлиной оказался. Как и все прочие до него, — машу рукой.
— Прочие? И много их было? — с какой-то странной интонацией спрашивает Дамир.
— Считая с Максом, четверо, — бурчу я и снова утыкаюсь в кружку.
Дамир продолжает выжидательно смотреть. Чего он ждёт-то? Вопросительно пялюсь на него в ответ.
— Бытует мнение, что если выговориться, то станет легче, — наконец, произносит он.
А я чуть пивом от неожиданности не давлюсь.
— Чего? — таращусь я. — Ты предлагаешь тебе, что ли, выговориться? Решил психотерапевтом заделаться? Мордой не вышел.
— Это в любом случае будет лучше, чем выговаривать всё кружке пива. Впрочем, если ты стесняешься или боишься, то, конечно, не стоит…
— Я стесняюсь и боюсь? — Возмущение накатывает штормовой волной. — Да некого мне бояться. И стесняться тоже нечего!
Блядь. Ну что за мужик такой? Почему он меня постоянно заводит? И выводит! И выбешивает! И вообще!
Ну всё. Ты нарвался. Хочешь слушать мои излияния? Слушай! Всё, сцука, слушай!
Не знаю, что именно развязывает мне язык: то ли пиво, то ли тёплая и родная обстановка, то ли злость вот на это наглое, самоуверенное мудло рядом со мной, но язык развязывается конкретно. И я начинаю сказ про свою ебанутую первую любовь.
О! Первая любовь! Она приключилась со мной в восьмом классе. Я по уши втюрился в пацана из параллели. Он был няшной симпатяшкой, подающим надежды спортсменом, а я синеглазым, пухлогубым, вечно лохматым ебанько без тормозов, первым голосом на деревне, человеком-оркестром, мечтающим создать свою рок-группу. Сначала я долго не мог подкатить. Потом подкатил. Потом он никак не мог решиться и что-нибудь ответить мне. А я продолжал подкатывать, я ж упорный еблан. Вся эта хуета длилась примерно полгода. Потом мы с ним начали встречаться и встречались ещё полгода. Сосались, обжимались, обтирали все закоулки школы, но дальше этого не заходило. Хотя я не ломался, не боялся, не бегал от близости. Я всегда говорил, что могу быть снизу, мне интересно попробовать. Бегал как раз он. А потом как-то вечером после уроков вместо него я встретил его старшего брата. Студента спортфака. И этот здоровяк очень доходчиво объяснил, что к его брату мне подходить больше не нужно. Все слова он подтверждал весомыми аргументами. Пинками и ударами. В общем, домой я тогда вернулся на четвереньках, и очень долго отходил. Спортсмен знал, как сделать больно, но ничего не сломать, так что ушибы зажили относительно быстро, а вот душевный пиздец длился ещё долго. Всё усугублялось ещё и тем, что мой первый начал встречаться с девчонкой, и делал это крайне показушно. Я тогда с головой ушёл в музыку, написал дохуя слезливых стишей про жизть и на злобу дня. Потом плавно переключился на стёб и самоиронию. Короче, девятый класс прошёл без лавстори.
Очередная любовь меня настигла летом перед десятым классом, и ею оказался мамин коллега по работе. Это был солидный мужик, разведённый и очень привлекательный. А я тогда был шебутным пацаном, который шарился по всей фирме и совал свой нос во всё подряд, хотя мама просила только помочь ей немного с бумагами. Тот мужик был заядлым курильщиком, и я, чтобы пристроиться к нему, тоже начал курить. Он не возражал против моего общества, даже наоборот. Можно сказать, он пассивно соблазнял меня, а я активно соблазнялся. Первый поцелуй у нас случился в обеденный перерыв в пустом кабинете, а буквально через пару дней я, соврав, что иду к друзьям, отправился на всю ночь к нему. Так всё и завертелось. И вертелось оно около четырёх месяцев, пока однажды он не сказал мне, что я слишком идеален для него, слишком молод, слишком активен, и что нам нужно расстаться. Я был в ахуе от такой заявы, нихера не понимал и требовал нормального ответа, нормальной причины, а он твердил, что я слишком активен для него, что он чувствует себя стариком рядом со мной. Позже я понял, что это, наверное, и правда была настоящая причина, но тогда тупо на него наорал, обвинил в трусости и хлопнул дверью.
 
В этот раз слезливых стишей я не писал, сразу начал бабашить саркастические, уйдя с головой в создание группы. Я носился с этой идеей, как сумасшедший, собрал вокруг себя неплохих пацанов, репетировали, даже выступали пару раз на фестах, ну и на школьных мероприятиях, куда ж без них! И вот, на одной тусе после какого-то выступления, я познакомился со своей третьей любовью. Это был студент журфака, весьма активный и предприимчивый, он порывался нам помочь, двигать, рекламировать. Как я быстро понял, порывался он только подкатить таким образом ко мне, и не возражал. К тому времени я уже отошёл от разрыва со вторым и чувствовал, что готов к новым отношениям. И они начались. О! Это был пиздец. Бурный и продолжительный пиздец. Так как любовь нумер три оказался параноиком-ревнивцем. Он ревновал ко всем, даже, блядь, к девчонкам, которые на мне висли. Если я на кого-то смотрел или здоровался за руку, меня тут же обзывали шлюхой. Меня всё это дико бесило, доставало. В конце концов, я не выдержал и послал студентика в ебеня. А там неожиданно подкралось последнее полугодие последнего школьного года, ЕГЭ и прочая херь. Потом нарисовался мой папан. Потом развал группы, серьёзный разговор с мамой, смена приоритетов и дрочка над экзаменами. Затем триумфальное поступление в Московский ВУЗ и переезд.
И знакомство с Максом.
С этим долбоёбом я познакомился в унике. Он учится на том же факультете, что и я, только на два курса старше, так что встреча была неизбежна. Он сразу привлёк моё внимание, да и я его тоже зацепил. Начали общаться. Сначала просто так, как друзья-приятели, потом всё ближе, доверительнее. Он затащил меня в свою компанию, привёл в этот караоке-бар, познакомил с Димом. Мне с ним было прикольно, весело и легко. До тех пор, пока у нас не начались отношения. Вот тут-то и потянулся пиздецкий пиздец. Макс то откровенно соблазнял меня и гнал про светлое будущее, то резко отшивал, бросал, переставал общаться, заявлял, что нет, он не гей, что у нас нет будущего, потому что я гей и шлюха, а он приличный пацан. А потом снова приходил с повинной и снова соблазнял. А я вёлся, как последний дурак. За этот хуев год я истрепал себе нервы в клочья, просто в ничто. В конце концов, когда Макс в очередной раз обозвал меня шлюхой, я вмазал ему по морде и послал уже окончательно. Два месяца зализывал раны, сочинил несколько злобных песенок и попытался заняться учёбой.
И вот теперь я сижу в баре и зачем-то рассказываю всю эту поебень дружбану мафиозника, мутному типу, который откупил меня на хуй знает сколько лет, превратив в личную подстилку. Полный пиздец. Полный и беспросветный.
— Ну, вот так, — заканчиваю я свой не очень весёлый рассказ и верчу в руках коктейль, который невесть откуда здесь взялся.
— Теперь понятно, почему ты его так взглядом прожигал, — говорит Дамир. — Но не стоит переживать из-за трусов. Они не достойны этого.
— Трусы? — удивляюсь. — Я думал, что они просто козлины и долбоёбы. А трусы-то почему? Хотя первый-то точно трусом оказался.
— Потому что предпочли обвинить тебя, вместо того, чтобы найти истинную причину в себе, — хмыкает Дамир.
— Поясни.
— С твоим первым и так всё понятно — трусливо спрятал голову в песок. Тут и говорить не о чем, — начинает Дамир. — Второй заявил, что ты слишком активен для него, слишком яркий. И он, пожалуй, был самым честным из всех. Третий ревновал и обзывал шлюхой. Четвёртый тоже ревновал, бросал и обзывал шлюхой. Не замечаешь закономерность?