Дьявол в "Доме кукол" (ЛП)

Знаете что? Это не ветки, и они не были деревьями, спасибо, блядь, огромное. Это тела, сухие и гнилые, как сбитые животные недельной давности вдоль дороги. Они были обёрнуты друг вокруг друга в ледяных кладбищенских объятиях, и мы их разбудили. К нам приближаются сотни их, и ещё больше вдали.
Пальба начинается ещё до того, как первые из них добираются до лагеря. Звук того, как обоссавшиеся со страха солдаты выпускают обойму за обоймой на полном автомате, разрывает воздух и оглушает меня, но больше не оказывает никакого другого эффекта. Это уж точно не замедляет падаль. Они врываются в лагерь как грузовик из костей и хрящей, выкашивая ряды вооружённых до зубов и серьёзно мотивированных солдат.
Я достаю наац. Вытягиваю его на полную длину. Оставьте фрейдистские шуточки при себе. Иногда смертоносная палка — это просто смертоносная палка. Не требуется много усилий, чтобы остановить отдельную падаль. Они не более чем мумии с характером. У них острые зубы и длинные когти, но, если у вас есть острый клинок, вы можете нарезать их как тосты с маслом. Хотел бы я это объяснить идиотам с пистолетами.
Эта сцена напоминает мне Лос-Анджелес, когда куча Бродяг с высоких равнин — для вас это зомби — совершенно озверели. Пули их тоже даже не замедляли, а даже если бы и замедляли, откуда вам знать, в кого стрелять, когда над вами шесть или семь тварей, разрывающих вас на куски? Вот как побеждают эти безмозглые мешки с костями. Они берут вас измором до тех пор, пока не становится неважно, скольких из них вы убьёте. Всё, что требуется, — это чтобы несколько сволочей обступили вас, и вам пиздец. Не считая огнемётов, ядерного оружия или группы обученных истребителей Бродячих, лучшая стратегия — простейшая от природы: бежать, словно вы зебра на водопое, и только что показался львиный прайд с кетчупом и столовым серебром. Но куда нам отступать? Никто не последует за мной в кольцо дождя, и больше нет леса, в котором можно спрятаться.
Я кричу: «На холм. Тащите свои задницы в Брешь Еноха».
Я хватаю Гериона. Он учёный, напуганный и бесполезный в бою. Сую ему в руку подол своего пальто.
— Держись за него. Опусти голову и не останавливайся. Если упадёшь, я не вернусь за тобой.
Я описываю большой круг вокруг рощи, держась подальше от грузовиков и ближнего боя. Любой, загнанный туда, умрёт. По крайней мере, на открытой местности есть куда бежать. Я выкручиваю рукоять нааца, пока он не становится похожим на удлинённый палаш, и начинаю пробивать себе путь сквозь буран падали. Плохо то, что их очень много. Хорошо, что они тупые, и те, кого я не убиваю, забывают про меня, едва я прохожу мимо, и нацеливаются на обречённых долбоёбов, играющих в грузовиках в Последний бой в Аламо [14].
К нам присоединяются группы солдат по мере того, как мы прокладываем себе путь к вершине холма. Теперь, когда у них закончились боеприпасы, они используют винтовки в качестве дубинок и достигают гораздо большего прогресса, чем раньше. На полпути к вершине холма я оглядываюсь на поляну и не вижу грузовиков. Они полностью скрыты падалью.
До вершины холма долгий путь. Брешь Еноха представляет собой нечто среднее между готическим особняком и старым кавалерийским фортом. Вид особняка ввёл меня в заблуждение, заставив подумать, что это маленькое местечко, но выяснилось, что это скорее форт, что означает большой и намного дальше, чем я полагал. Каждый преодолённый метр стоит нам солдат. Я чувствую, что Герион всё ещё держится за моё пальто.
По прошествии того, что показалось целым часом, мы наконец у больших двойных входных дверей Бреши. Не знаю, сколько ублюдочной падали мы убили по пути наверх, но этого недостаточно. Примерно в минуте от нас вниз по склону шаркающая толпа. Мне не хочется без необходимости вышибать дверь. Не знаю, есть ли там что внутри, чтобы забаррикадироваться, когда мы войдём. Но окна за металлическими решётками закрыты наглухо. За углом я обнаруживаю пожарную лестницу, ведущую наверх к одинарной двери тремя этажами выше. Я вытягиваю наац в виде серпа, цепляю изогнутой частью лезвия за лестницу и тяну. Та опускается с дождём грязи и ржавчины. Понятия не имею, выдержит ли она наш вес, и не так много времени для инспекции Управления по охране труда. Я толкаю Гериона на лестницу и лезу вслед за ним.
 
Дверь наверху прочная. Требуется три изрядных пинка, чтобы заставить её открыться. Хватает времени, чтобы первая падаль догнала нас. Я пихаю спутника внутрь и втягиваю за собой пару солдат.
Внутри безжизненная темнота. Я ничего не вижу. Нас догоняет последняя мина-ловушка Еноха. Почему Герион не знал о деревьях? Всё это подстава? Если да, то делает ли это его террористом-смертником или просто ещё одним втянутым в покушение на меня лузером? Я многим причиню боль и задам много вопросов, если мы выберемся отсюда живыми.
Один из солдат надламывает горсть светящихся палочек. Я хватаю пару и прокладываю путь вглубь Бреши. Всё больше солдат вваливаются внутрь, но падаль уже всего в нескольких секундах позади нас.
Я ни за что не побегу наверх и не окажусь в западне на крыше. Я начинаю спускаться по широкой парадной лестнице, направляясь к входной двери. Если повезёт, мы сможем дождаться, пока большая часть падали влезет наверх, и обойти их с фланга, выйдя через главный вход и спустившись по другому склону холма в город предателей Люцифера. Единственное слабое звено в этом плане — если появятся какие-нибудь из уродливых чудищ Еноха, но я не видел и не слышал ни звука от них, и уж точно не пахнет так, будто здесь долгое время кто-то обитает.
Мы никогда не доберёмся до входной двери. На главном этаже мы обнаруживаем серию коридоров. Они изгибаются и замыкаются в себе, и не требуется много времени, чтобы потерять представление о том, в какой стороне входная дверь. Я останавливаюсь, чтобы сориентироваться. Герион позади меня. Он бледен, держится за бок, словно вот-вот выхаркает лёгкие. За нами уже не более шести солдат. Мы на перекрёстке. Все четыре коридора выглядят совершенно одинаково, и тут меня осеняет. Мы не в обычных коридорах. Главный этаж Бреши Еноха представляет собой лабиринт.
— Почему мы остановились? — спрашивает Герион.
— Заблудились. Я пытаюсь понять, смогу ли я вернуть нас туда, откуда мы начали.
— Это хорошая идея?
Крики позади нас подкрепляют его мысль.
— Помню, кто-то однажды сказал мне, что в лабиринте главный фокус заключается в том, чтобы всё время поворачивать налево, и в конечном итоге ты выберешься.
— Это правда? — спрашивает Герион.
— Не знаю. Никогда не пробовал. А может это способ попасть в центр, а не наружу.
Герион оседает. Обхватывает голову руками. Ни у кого из солдат больше нет оружия. Они изодраны, искусаны и окровавлены, и все глядят на меня, как потерявшиеся в зоопарке дети. Я говорю первое, что приходит на ум.
— Попробуйте открыть двери. Может, там есть окно или место, где можно спрятаться и найти выход.
Это заставляет их двигаться. Мы направляемся в разные стороны по всем четырём коридорам от перекрёстка, дёргая и пиная дверные ручки. Они все заперты, но больше ничего не остаётся делать. Мы продолжаем пробовать одну дверь за другой. Наконец, одна открывается.
— Сюда, — кричу я. — Я нашёл.
Я толкаю дверь, высоко держа над головой светящуюся палочку. Комната пуста. На дальней стене зарешёченное окно. Я направляюсь к нему. Сделав три шага, я слышу треск, и подо мной проваливается пол. Последнее, что я вижу, пока падаю — потрясённое, испуганное, глупое лицо Гериона.
Меня будит Мартин Денни [15]. Это «Тихая деревня», сплошные птичьи крики и тропические аккорды фортепиано. Кто-то поднимает меня с пола и усаживает на барный стул. Первое, что я ясно вижу — это бармен Карлос. Затем пластиковую гавайскую танцовщицу. Пальмы. Я в «Бамбуковом доме кукол».
— Может, тебе хватит на сегодня? — спрашивает Карлос и поворачивается к кому-то справа от меня.