RS-9.Элоиза и Себастьяно, или Тёмные стороны (СИ)
— Что вам мешает?
Она задумалась над формулировкой. В самом деле, что именно ей мешает? Ну да, это о такой странице её жизни, о которой она никогда никому не рассказывает, было и было, кто знает, тот и знает. С другой стороны, в своей частной жизни люди вольны выворачиваться наизнанку так, как им того захочется, если это не мешает другим людям. В то время — не мешало. Это касалось только их четверых, и тех, кто ещё иногда присоединялся, и точка. А сейчас, если угроза реальна, помешать может много кому.
С другой стороны, если кто и знает, как решать задачу, так это Себастьен. Ну и ещё дядюшки Жан или Валентин. Но обсуждать эту проблему с ними она ещё менее готова, чем с Себастьеном.
То есть, получается, меньшее из зол?
— Понимаете, объективно, наверное, ничего не мешает. Более того, если посмотреть, так сказать, по модулю, то вы самый подходящий для обсуждения таких дел человек из всех, кого я знаю. Но вам может не понравиться.
— Вступление меня уже насторожило. Честно, я вообще не представляю, чем вас можно шантажировать. Всё, что мне известно о вас, лежит в параллельной плоскости с шантажом.
— Грехами юности, вестимо, — криво усмехнулась Элоиза. — Человек угрожает, что предаст огласке некие фотографии, которые предавать огласке не следует.
— Значит, фотографии. Интересно. Кто же на тех фотографиях?
— Я. И ещё четыре человека.
— Что за люди?
— Моя сестра Марго и наши приятельницы. Мари, однокурсница Марго, и Адриенна, она художник, они все общались более-менее в одной компании, пока спелись между собой, а потом уже и со мной тоже. И ещё мужчина, с которым я в то время встречалась.
— И почему эти фотографии не следует предавать огласке?
— Потому, что фотографии с некоторым количеством обнажённых людей в разных сочетаниях и позах предавать огласке не следует в принципе, это дело личное. Даже если это и был постановочный фотосет.
— А это был постановочный фотосет? — уточнил Себастьен.
Элоиза не могла прочитать, что выражает его лицо — слишком была взволнована.
— В тот момент — да. Но вообще — не только. Мы, если угодно, искали приключений, так это проще всего назвать. Временами — между собой, а временами приглашали кого-нибудь ещё, мужчину, или мужчин. Понятных мужчин — которых знали, и про которых знали, что их такая компания не отвратит и не возмутит. Человека, с которым тогда встречалась я, не могло отвратить и возмутить ничего, наверное. Поэтому он с радостью согласился участвовать, ему всё это приятно щекотало нервы. Он и фотохудожника нашёл, и лично проконтролировал процесс проявки-печати, и потом забрал все плёнки. Да, это были именно чёрно-белые фотографии, снятые на плёнку. Отпечатаны в единственном экземпляре. Мы с Марго и Адриенна взяли свои портреты, Мари сказала, что ей такое негде хранить, ведь нужно спрятать так, чтобы никто не нашёл. А Николя сказал, что будет хранить остальное. Просто как художественную фотографию. Видимо, я была глупа, раз не настояла на том, чтобы забрать и хранить самой, у меня-то возможностей хватало. Но похоже, что он или где-то прокололся, или ещё что случилось — как говорится, что-то пошло не так. И эти фотографии попали в чужие руки.
— Все? Сколько их было, кстати?
— Двадцать шесть — тех, которые сочли пригодными для того, чтобы оставить. Напечатали-то все, но десять уничтожили сразу.
— Почему?
— Они получились либо невыразительными по композиции, либо слишком откровенными.
— Точно уничтожили?
— Точно. Я участвовала. Порвали в мелкие клочки и сожгли. Негативы тоже порезали в мелкие клочки и сожгли.
— Хорошо, теперь к дням сегодняшним. Как шантажист связался с вами?
— Я получила письмо. Электронное. С фрагментами фотографий.
— Показывайте.
Элоиза безропотно нашла в телефоне почту, а в почте — нужное письмо.
— Смотрите.
— Адрес, конечно же, вам ничего не говорит?
— Ничего.
Он открыл письмо, прочитал. Потом, видимо, стал смотреть прикреплённые фотографии. Фрагмент ноги в чёрном чулке с атласным бантиком на внутренней стороне бедра и длинная нитка жемчуга, разложенная по обнажённой груди.
— И вы не сомневаетесь в том, что это детали именно знакомых вам фотографий?
Безусловно, Элоизе были знакомы эти фрагменты, и она понимала, что там ещё на оставшейся части фотографий.
— Нет, не сомневаюсь. Лента ярко-алого цвета, я сама её туда прикрепила. А у одной из жемчужин есть дефект, он мне знаком. Эта нитка до сих пор со мной, могу показать, — она не могла заставить себя смотреть на него, только в пол.
— Покажете. Мало ли что, никогда нельзя исключить блеф и наглость. Письмо одно? Только это?
— Да.
— Вы связывались с остальными потенциальными жертвами?
— Да, со всеми. Все получили подобные письма, только фрагменты фотографий у каждого свои. И ни у кого ничего не потребовали, только известили, что сделают это вскорости.
— И какие соображения у ваших коллег по несчастью?
— Никаких. Они, подобно мне, не умеют искать шантажистов.
— Завтра попросите их переслать вам письма.
— Будете сравнивать?
— Конечно. И скажите им — если хоть что-то новое появится, пусть сразу же извещают вас. Далее. Что будет, если случится самое худшее и эти фотографии опубликуют-таки?
— Мари замужем, у неё трое детей. Она подозревает, что её может бросить муж. Или не бросить, но начать упрекать. И детям подобный скандал вокруг их матери тоже ни к чему. Николя тоже женат и с ребёнком, и в браке не всё идеально, как я понимаю. Может стать ещё хуже. Адриенна… тут сложно. Она сейчас зарабатывает деньги дизайном интерьеров. Может потерять клиентов, а может — наоборот, получить дополнительную рекламу на волне ажиотажа.
— А ваша сестра и вы?
— Скоро выборы, и дядя рассчитывает на должность в правительстве. Не думаю, что подобный скандал вокруг его дочери пойдёт ему на пользу. А я… я ношу ту же самую фамилию. Так что не только его дочь, но и племянница. А вы уже всё узнали, и дальше — как будет, так и будет, — она подняла голову и смотрела прямо на него, но всё ещё не могла уловить в нём ни единой мысли.
— То есть? Что именно будет?
— Я же предупреждала, что вам может не понравиться.
— То, что когда-то давно, кстати, сколько лет назад?
— Почти двенадцать.
— Так вот, двенадцать лет назад вы с кем-то там встречались и фотографировались за этим делом? Удивительно, конечно, прямо сказать, я от вас не ожидал. Я всегда говорю себе, что от вас можно ждать всего, чего угодно, но вы снова меня удивили. Я грешным делом подумал, что вы кого-то убили по молодости вашими тайными методами, и это вышло наружу, и нужно спасать вас не то от тюрьмы, не то от чьей-нибудь мести. Но всё оказалось проще, хотя бы никакого криминала, и то хорошо. Завтра с утра поговорим с некоторыми специалистами, посмотрим, что можно выжать из вашего письма.
— То есть, вы берётесь найти этого человека?
— А как иначе? Конечно, берусь. Вариантов нет.
— Просите у меня, что хотите. Может быть, есть что-то такое, что я могу сделать для вас? — она чувствовала, что нельзя просто так сказать «спасибо» и уйти.
— С ума сошли? Переутомились? — он смотрел на неё как на неразумную. — Вообще это моя обязанность — решать такие вот проблемы наших сотрудников. Не забыли? Если бы ко мне пришла госпожа Полетти или, скажем, господин Сарто, и рассказали эту историю — мне бы точно так же пришлось с ней разбираться. Ну а раз это случилось с вами… пожалуй, самое яркое желание — увидеть того человека, которому вы доверили хранить эти материалы, и который их где-то потерял, или кому-то показал, или ещё как-то глупо поступил. Я уверен, что без него не обошлось. Скажите, двенадцать или сколько там лет назад он был умнее?
— Мы познакомились семнадцать лет назад. Я была ещё студенткой, хоть и второй раз, а он — уже преподавателем, хоть и не особо опытным. Я даже толком и влюблена в него не была — так, влечение тела. Ну да, мы встречались, но возможные темы для разговора были исчерпаны в первые полгода. То, чем хотела заниматься я, ему не было интересно, мне тоже зевать хотелось от его статей и теорий. Машины у него не было. На лыжах он не катался. Фильмы нам нравились разные. Художественных книг он не читал, только по своей теме. Но в плане секса он знал и умел намного больше меня, и я этим пользовалась. Пока не наскучило. Он утверждает, что и представить не может, кто нам всем пакостит. По телефону я не услышала лжи в его голосе.