Стойкий (ЛП)

Если бы я встретила Эрика много лет назад, я влюбилась бы в него. Я бы ухватилась за возможность побыть с ним и насладиться вниманием, которое он оказывает мне. Я бы внушила себе, что он любит меня, и я бы попыталась быть той, кем, как я думаю, он хотел, чтобы я была. Я бы сделала всё, что угодно, лишь бы кто-нибудь сказал мне, что любит меня. Но я уже не тот человек, которым была раньше. Я больше не так не уверена в себе.
Прежняя я так отчаянно нуждалась в том, чтобы кто-то полюбил меня, что игнорировала каждый красный флаг и предупреждающий звоночек, которые попадались мне. Как тогда, когда Ричард забрал меня к себе домой из больницы. Там было так много предупреждающих сигналов, что они должны были ослепить меня. Но вместо этого я находилась в отрицании. Насколько это хреново? Так отчаянно, что я жила с диагностированным психопатом и даже не осознавала этого.
И я, может быть, и не самый умный человек на планете, но я достаточно сообразительная, чтобы понимать, что не должна основывать отношения на том, что у меня было с Ричардом. Или мужчины до него. Я всё это осознаю и понимаю. Всё это делает меня такой измученной любовью, которую Эрик предлагает мне прямо сейчас.
Мои веки наконец отяжелели, и я знаю, что мне нужно попытаться немного поспать. В противном случае я буду еле стоять на ногах в закусочной. Я закрываю глаза и, клянусь, прошло всего четыре минуты, когда Эрик будит меня.
— У тебя звонит будильник, Полли, — шепчет он мне на ухо и целует в щёку.
— Я уже встаю. — Я стону и тянусь к своему будильнику на тумбочке, затем хлопаю по нему рукой, пока не нажимаю на него достаточно, чтобы остановить звуковой сигнал.
Я хватаю подушку и накрываю ею голову. Сквозь материал я слышу, как Эрик смеётся. Диван слегка двигается, и шлёпанье его ног по старому деревянному полу затихает, а затем дверь ванной закрывается. Я быстро сбрасываю с себя одеяло, спрыгиваю вниз, затем хватаю свой халат и надеваю его.
Мои ноги неплохо бы побрить, и я так и не смыла макияж прошлой ночью. Мне отчаянно нужно почистить зубы и принять душ, но Эрик там. Я роюсь в своём комоде и беру чистую одежду, когда в туалете спускается вода.
Он выходит, и я тереблю подол халата, чтобы не смотреть на него. Это несправедливо, что он так хорошо выглядит по утрам. Когда я прохожу мимо него, он хватает меня за руку, притягивает к себе, затем целует в лоб. Я снова наклоняю голову, но он останавливает меня и поворачивает моё тело так, чтобы я была к нему лицом. Его большой палец цепляется за мой подбородок, приподнимая его так, чтобы я смотрела на него.
Когда я наконец встречаюсь с ним взглядом, он говорит:
— Доброе утро, детка.
Мне уже двадцать восемь лет, но никто никогда не называл меня ласковым словом. «Чёрт возьми, малышка, а ты умеешь сосать» не считается. Может быть, это потому, что никто никогда не смотрел на меня так, как сейчас. Но более чем вероятно, это потому, что, несмотря на всё плохое дерьмо, грязь и боль, Эрик сказал мне это самое приятное, что кто-либо когда-либо говорил мне. И не из-за слов, а из-за искренности в его словах.
Я облизываю губы и пытаюсь что-то сказать, но он лишает меня дара речи. Тепло поднимается от живота, и моё лицо нагревается, краснея, когда мои глаза начинают гореть. Он наблюдает, видит всё это. Точно так же, как в самый первый раз, когда мы столкнулись друг с другом. Он видит меня.
— Я знаю, — шепчет он.
Потому что я идиотка, я отстраняюсь и иду в ванную, затем закрываю и запираю дверь. Моя спина ударяется о дерево, и я делаю глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Или, по крайней мере, пытаюсь. После долгого горячего душа я чувствую себя немного лучше. Я почти в норме.
Мои волосы всё ещё влажные, поэтому я собираю их в пучок, прежде чем выйти из ванной. Эрик прислонился к стене, согнув ногу в колене, и держит телефон в руке. Если бы я сказала, что он мне не нравится в моей квартире, я бы солгала. Он поднимает голову и странно смотрит на меня.
— Что?
— Я бы приготовил что-нибудь поесть, но у тебя в доме почти нет еды. — Он отталкивается от стены.
 
— Да. Я, эм, мне нужно пройтись по магазинам.
— Что ты обычно ешь на завтрак? — он подходит ближе.
— Я не большой любитель завтракать.
— Ясно. — Эрик качает головой и останавливается в футе от меня. — Во сколько ты ужинаешь? И что обычно ешь?
По какой-то причине я пытаюсь придумать ложь, но мне ничего не приходит в голову. Я не хочу, чтобы он знал постыдную правду. Так или иначе, я знаю, что он попытается это исправить, а мне это не нужно. Мне нужно научиться выживать самостоятельно, и часть этого — научиться готовить. Сейчас я не знаю, как это делается, но планирую научиться в какой-то момент.
— Полли. — Он практически рычит моё имя.
— Мне нужно идти на работу. — Ещё рано, но это повод убраться отсюда. Я прохожу мимо него и хватаю свою сумочку, но затем останавливаюсь у двери, вспоминая, что у меня нет машины. — Чёрт.
— Пойдём. — Он открывает мне дверь. — Я подвезу тебя.
Заперев двери, мы идём по улице к его машине. Когда мы отъезжаем, он тянется к моей руке, как будто это его вторая натура, и я понимаю, потому что чувствую то же самое. Я хочу что-то сказать, но знаю, что если открою рот, то испорчу момент. Когда он поворачивает не в ту сторону, я всё-таки говорю:
— Кафе в другой стороне.
Он игнорирует меня, заезжает на парковку другого кафе, где подают завтрак, и глушит двигатель.
— Что ты делаешь?
— Тебе нужно поесть. — Он вынимает ключи из замка зажигания, хлопает дверью после того, как выходит, а затем обходит машину и направляется к моей стороне. Когда он открывает мою дверь, я не двигаюсь. — Давай, детка. На то, чтобы тебя накормить, уйдёт пятнадцать минут, а потом я отвезу тебя в закусочную.
— Я не голодна, и мне пора на работу. Ты можешь высадить меня, а потом вернуться сюда и поесть.
— Полли, не надо. — Он наклоняется и кладёт руки мне на бёдра. — Тебе нужно поесть. Я сам умираю с голоду. Я имею в виду, я не жалуюсь на то, что съел вместо завтрака, но…
Я не могу удержаться от смеха, хотя и злюсь из-за этой ситуации с завтраком.
— Не смеши меня.
— Но ты ещё красивее, когда смеёшься.
— Эрик, — я поворачиваюсь к нему. — Мне не нужно, чтобы ты заботился обо мне.
— Но ты этого хочешь.
Правду трудно проглотить, но мне удаётся покачать головой.
— Нет. Это не так.
— Ну, мне всё равно. Когда ты в последний раз ела что-нибудь нормальное?
— Какое это имеет значение?
Он вздыхает.
— Я не пытаюсь указывать тебе, что делать. Я просто забочусь о тебе, хорошо? То, что я приглашаю тебя на завтрак, — это конец света.
Он прав, но, если я сдамся, он подумает, что я сделаю всё, что он скажет. И я пообещала… пообещала себе, что никогда больше не позволю парню указывать мне, что делать. Мной всегда помыкали и обращались как с несмышлёным ребёнком. Я контролировала только одну вещь, я берегла только одну вещь всю свою взрослую жизнь, и я просто отдала всё это ему прошлой ночью. Я, кажется, отдала своё чёртово сердце.
Но по правде я действительно голодна. Кроме того, после нашей одноразовой ночи, мы вряд ли проведём ещё одно такое совместное утро. Это просто часть обязательного плана — секс, потом завтрак, и разбежались в разные стороны.
— Если у тебя нет денег на продукты, я с радостью поведу тебя вечером по магазинам.
И вот так исчезает моя гордость. И мои чувства. Без лишних слов я расстёгиваю пряжку ремня и протискиваюсь мимо него, топая в кафе. Как он смеет? Как он смеет думать, что я не могу позволить себе еду? Я могу себе это позволить. Я могу купить еду, если захочу. Я куплю его чёртов завтрак, просто чтобы доказать это.
— Полли, подожди, — зовёт он меня сзади, и я резко оборачиваюсь.
— Что? Хочешь оскорбить меня ещё больше? Продолжай, Эрик. Что ещё? Мои сиськи недостаточно большие? Моя квартира слишком мала? Моя одежда не той марки?