Нихилени (СИ)

Но стоило подойти ближе, дома теряли своё очарование. Они были давно брошены, стены осыпались, бассейны и террасы заросли травой и мелкими кустами. Жилым выглядел только один дом. Около заполненного дождевой водой бассейна был разбит огород и небольшой цветник. Перед расчищенной террасой лежали аккуратно сложенные дрова из морского мусора. Кел уже добрался до огорода и лёг около ягодных кустов. Хозяин дома его не видел. Он складывал в поленницу обглоданные морем сучки. Рядом стояла самодельная тачка и колода с топором.
Ан не спешила давать о себе знать, а высокий худощавый мужчина не обращал на неё внимание. Он был одет в широкие полотняные штаны и лёгкую куртку, а волосы спрятаны под вязаной шапочкой. В городе Ан сказали, что он подрабатывает мелким ремонтом, целительством, а ещё они иногда звали его судить свои ссоры. Почему? Потому что он пришел сюда пятьдесят лет назад, а то и больше, жил тихо, мирно и помогал людям. Наверняка он святой человек.
Но грабить его Ан настоятельно не советовали. Сказали, кто пытался, ни разу ещё не вернулся назад. Да и кто проживёт пятьдесят лет и не состарится ни на день?..
Ан грабить отшельника не собиралась. Вряд ли у него есть хоть что-то ценное для неё. Зато информация — вполне, особенно если он тот, кого она в нём узнала.
Наконец-то хозяин домика разогнулся и огляделся. Сначала он посмотрел на небо, потом в сторону моря, о чём-то задумался. Потом он оглянулся на нагорье и заметил Ан. Мужчина, помедлив, приложил ладонь к бровям, чтобы защититься от летнего солнца и лучше разглядеть незнакомца. Ан так же неторопливо спускалась к нему по скользкой каменной дорожке.
Не доходя до первой грядки нескольких шагов, Ан остановилась. Хозяин сделал шаг навстречу. Ан заметила, как напряглись его мышцы, а левая рука с топором вздрогнула..
— Ты кто? Что тебе здесь надо?
Ан медленно подняла руку и сняла сначала личину, потом опустила респиратор.
— Привет.
Брат уставился на неё, как на привидение.
— Не узнал?
— Узнал, — брат уже не скрываясь, поднял топор. Он держал оружие гораздо уверенней, чем во время их последней встречи.
— Не хочешь пригласить меня в дом? — спросила Ан.
— Ты жива?
— Да.
— Я думал, ты умерла. Мне так сказали.
— Кто бы тебе это не сказал, он ошибся.
— Я просто так не сдамся.
— Я не собираюсь тебя убивать, — Ан сняла шлем. Ветер подхватил смятые волосы и тотчас же бросил их на лицо, испортив весь эффект.
— Ты хочешь мести!
— А мне есть за что тебе мстить?
Брат отступил на шаг.
— Уходи, Бесприютная. Просто уходи и забудь меня. Чтобы ты не хотела от меня, уходи!
— Меня зовут Ан, если ты забыл. И я хочу поговорить.
— А я не хочу! Уходи! Пожалуйста, куда-нибудь!
— Брат, успокойся. Я хочу поговорить. Правда. Я хочу просто поговорить.
Они молча стояли и смотрели друг на друга. Руки у брата тряслись. Ан стояла неподвижно, зная, что сейчас её кузена захлестывает страх. Он не был храбрецом, впрочем, как и она. Их создавали для другого мира и других целей, их не готовили к такой жизин. Обоих, но Ан всё равно оказалась чуть-чуть прочнее.
Ювелир вздохнул и опустил топор. Его лицо стало жалким, старым, и Ан увидела в его глазах безнадёжное смирение перед судьбой.
— Ты ведь просто так не уйдёшь, верно?
— Верно, не уйду. У меня есть вопросы, я хочу их задать и получить ответы.
— Ну… Тогда заходи, что ли.
Он обречённо махнул рукой и поднялся в дом. Ан свистнула Келу, велела ему охранять дом, и прошла следом за братом.
Изнутри дом Ювелира выглядел ещё более опрятным, чем снаружи. Брат по своему обыкновению стащил сюда множество вычурной мебели, занавесок, портьер, милых безделушек, настенных пано и ковриков. Но, в отличие от обиталища тётушки, дом брата выглядел опрятно. Как будто войны и не было. Каждая безделушка была любовно протёрта, начищенна до блеска или спрятана за стеклом. Ан было даже как-то неудобно топтаться здесь грязными сабатонами. По меркам нынешнего мира жилище было более, чем роскошным.
— Проходи уже, — брат оглянулся на неё, пытающуюся стряхнуть перед порогом гряз с ног, и указал дверь на кухню. — Ты это… железо снимать же не будешь?
 
— Нет. Да и у тебя нет ни места, ни одежды для меня. Табуретка найдётся? Могу сесть на пол, — Ан прошла в указанном направлении. На кухне стояла старая железная плита, кем-то переделанная в дровяную. Труба уходила в окно с асбестовой вставкой, аккуратно обитой реечками. Вдоль стены, на целом кафельном фартуке, висели поварёшки, маленькие кастрюльки и другие инструменты, которые Ан не знала. Она и в лучшие времена терпеть не могла готовить сама, разве что для самых близких. Но от вида вывешенных рядком поварёшек ей стало… не по себе. Она давно не ощущала себя так. Мило. Уютно. Очень по-старому. Взгляд скользнул по стеклянному буфету, забитому чашками, блюдцами и чайниками из разных сервизов. Большинство из них были не дешевой фабричной штамповкой, а изящными, из тонкого фарфора, причудливых форм и дорогой росписью. Роскошно. Интересно, сколько он собирал этот склад?
— Часто к тебе приходят… гости? — она кивком указала на обстановку. Брат поставил на плиту чайник и полез разжигать печь.
— Гости? Да… — он задумался. — Раз в неделю — это часто? В основном пришлые. Торговцы приходят. Иногда местные за помощью, иногда просто продукты приносят, у меня с ними договор о помощи. Иногда я сам к ним хожу, когда одиночество заедает или срочно что-то нужно.
— И что ты с ними делаешь? Если задают не те вопросы.
— Тут море рядом. Море вопросов не задаёт.
— И часто приходится к нему обращаться? — Ан села на простой деревянный табурет. Он заскрипел под её весом. Кел неторопливо прошел за ними и лег, положив передние лапы на порог кухни. Ювелир, заметив его, вздрогнул.
— Он со мной, — спокойно сказала Ан.
— Откуда он у тебя?
— Прибился недалеко от Города.
— Ты врёшь. Я знаю, откуда он. Умник мне всё рассказал. Он сказал, что отдаст его тебе в обмен на помощь.
— В обмен на убийство дяди, ты хочешь сказать.
Ювелир искоса посмотрел на неё от плиты. Потом молча достал из буфета две фарфоровые чашки в мелкий цветочек, потом так же молча снял чайник и разлил по чашкам травяной настой.
— Ты знаешь, кто он? — брат поставил обе чашки на стол. Потом достал из шкафа жестяную банку с сухарями. — Извини, всё, что есть. Ужин… в общем, ужин будет позже. Я сегодня ещё не готовил.
— Мне достаточно, — Ан рсторожно взяла чашку в руки. Тонкий фарфор на фоне чёрной латной перчатки показался белоснежным и неземным. Ювелир, порывшись в буфете, поставил перед ней ещё стеклянную конфетницу с горстью засахаренных ягод.
— У тебя здесь уютно.
Брат криво улыбнулся.
— Стараюсь, как могу. Что-то принёс с собой, что-то приносят люди.
— Они говорили, ты их лечишь.
— Даа… По нынешним временам тот, кто догадается вымыть руки, прежде лезть в рану, уже отличный врач.
— Всё так плохо?
— Хуже некуда. Этот мир катится в бездну, и никаких шансов, что что-то изменится к лучшему, нет, — брат налил себе чаю и сел напротив. Ан посмотрела на его лицо. Ювелир изменился за эти годы. Ан помнила его мягкотелым и инфантильным, с капризным лицом мальчика, который не хочет взрослеть. Дедушка, создавая их, не придавал особого значения внешнему виду, и они все вышли на одно лицо, и мужчины, и женщины. И всё же они были разными. Тощие, румяные, светлые, тёмные, хмурые, дружелюбные. Сидящий перед ней мужчина был не похож на себя из юности. По крайней мере, на тот образ, который Ан помнила. Ювелир постарел, лицо стало серым и осунувшимся, а глаза потускнели. Около его левого уха она заметила следы ещё не заросшего до конца шрама.
Ан отпила чаю. Неплохо. Не настоящий чай, каким она его помнила, но приятно. Брат заметил, как изменилось её лицо, и ухмыльнулся.
— Сам вырастил. Нравится?
— Вкусно, — согласилась Ан. — Честно говоря, я удивлена, что ты живёшь один и сам что-то делаешь руками. Если бы меня кто спросил, я бы сказала, что ты так не сможешь и будешь сидеть на чьей-то шее. Ну, как всегда.