Артефакты (СИ)
— Посередине Зеркального был водоворот, — рассказал дядя. — Один из отдыхающих бросил в него динамитную шашку.
— Зачем?
— Да кто же знает. Как говорится, у богатых свои причуды. Так вот, бросили они динамитную шашку… И громыхнуло!
— Будто зеркало огромное треснуло! — уточнила тётя Света. — Бум! Крак! Всю деревню тряхнуло. У кого иконы со стен попадали, а у кого и окна повылетали.
Дальше дядя видел, как лодку затянуло в водоворот. Он побежал звать на помощь. Пропавших искали всю ночь. Искали, искали, но так и не нашли — ни лодки, ни людей. А на утро Зеркальное исчезло. Было озеро, и нет его. Вся вода ушла под землю. Остался сухой котлован, по дну которого змеилась большая трещина. В ней и обнаружили ТО САМОЕ зеркало.
— А гребень? Где бабушка Наташа взяла старинный гребень? — спросил я. — И почему она решила завещать зеркало и гребень мне?
— Хм. Говорила, в лесу нашла. В старину здесь языческое капище стояло, поэтому и село называется Капищево. У нас часто древние штучки находят, иногда прямо на огородах выкапывают — черепки всякие, железки гнутые, обломки резных костяшек. А завещала она тебе это добро, потому что ты в музее работаешь. Разве нет?
— Нет, я работаю там, где раньше был краеведческий музей, — сказал я и продолжил расспрашивать родичей про высохшее за одну ночь озеро.
Необычным феноменом заинтересовались ученые, приехали, посмотрели, но всерьёз изучать не стали, так как с финансированием науки в те годы было совсем туго.
— А они как-нибудь объяснили, куда делись тела?
— Конечно. Тут ученым быть не надо, — хмыкнула тетя.
— Доплыли потихоньку до зарослей камышей и сбежали! — уверенно заявил дядя. — Городские и Валик инсценировали свою смерть. Как говорили в 90-е — «встали на лыжи».
Действительно, я хоть и смутно помнил 90-е годы, но знал, что тогда многие так делали. Одни от кредиторов скрывались, другие — от правоохранительных органов, а кто-то и от бывших «друзей». Вот как Овечкин озеро осушил — это загадка. И для чего? Хотя, чего ещё ождать от сына колдуна? В том, что Валентин Овечкин-младший жив, тетя Света не сомневалась ещё и потому, что была уверена — видела его в Капищево после катастрофы.
«Шла я как-то вечером мимо двора Натальи, и услыхала её спор с мужчиной. Разговаривали они так, будто давно друг друга знали, а ругались, ну, прямо как муж с женой. Мне показалось, что был это „молодой“ Овечкин».
О чем конкретно спорили, тётя не поняла, но отчетливо расслышала, как мужчина несколько раз повторил слова: «лес», «озеро», «отдай».
— Спать пора. Всех тайн и загадок за один день не раскроешь, — философски заметил дядя Виталик.
Ночью мне снились овцы. Нет… не так. Сначала приснился зловещий, кроваво-красный лунный серп, висевший над деревней. Будто смотрю я на его отражение в несуществующем озере, а вокруг — лесная чаща. Из леса выходит колдун Валентин в черном плаще с капюшоном и черными очками на носу, тычет в них когтистым пальцем и говорит: «Знаешь, что это? Очки китайского таможенного чиновника времён Опиумных войн. Редкая вещь. Хочешь, подарю?». А потом были овцы. Нет… не так. Была записка «натопанная» овцами: «Раз в неделю — релаксирующий сон за 200 грамм зеленой шерсти». И пастушка машет белым флагом, привязанным к посоху и кричит мне: «Скажи — живи! Скажи — живи!»
Утром в относительно свежую голову, подтянулись свежие мысли. Я задумался о внештатном корреспонденте, писавшем статью о происшествии на озере, загадочном Ф.В. Вдруг он что-то знает такое, о чем другие забыли рассказать или умолчали?
— Кто он? Как его найти? — спросил я у дяди.
— Витьку-Рыжика? Фазана? А зачем тебе его искать? Разве вы не вместе работаете?
Возвращался я в город, дум печальных полон. Витя Фазан, оказывается, был одноклассником Беллы. Вся деревня знала, что парень влюблен, но никак не наберётся храбрости, чтобы сделать девушке предложение. Наконец Витя решился, нарвал букет алых роз на клумбе перед шахтой, пошёл в дом к Овечкиным, а там уже привечали Валентина. Даже переехав жить в город, Виктор Тимофеевич не смог забыть первую любовь. Не женился, не создал семью. Дядя и тётя почему-то приняли юного охотника за внука или сынишку Фазана, наверное, из-за цвета волос — это сейчас мой начальник седой, а в юности был рыжий-рыжий, но я то знал, что у Виктора Тимофеевича никогда не было детей.
Сон про белый флаг я воспринял как добрый совет и знак свыше, поэтому в пятницу, когда ко мне в очередной раз заявился Валик, я выложил перед ним гребень и зеркало, и сказал «Да пропади ты пропадом! Забирай!».
Колдун довольно хмыкнул, потёр когтистые ручонки и объяснил, что не всё так просто.
— Встретимся ночью, через три дня, на окраине Капищево. Возле котлована. Там и отдашь, — сказал он.
— Ещё чего! — возмутился я. — Никуда не поеду, тем более на ночь глядя.
— Кто тебя спрашивать будет, внучек? Не поедешь, так прилетишь! — зловеще хохотнул Валентин, зыркнул поверх очков и ушёл.
Через три дня взошел кроваво-красный месяц. Никогда такого не видел. Постоял на балконе, посмотрел, полюбовался. Развернулся, чтобы пойти на кухню, согреть чайку — чувствую, а меня за шкирку кто-то держит. Красный серп подцепил сзади за свитер и тянет вон из квартиры! На краю серпа было серебряное колечко, к колечку крепилась серебристая леска, которая продолжалась за тёмные облака. Рывок! И вот я уже повис за балконом девятого этажа, отчаянно цепляясь за навесные цветочные вазоны. Кричал, звал на помощь, а толку?
Ещё рывок и я улетел в черное беззвездное небо. Описывать подробно свой полёт не буду, извините, до сих пор муторно, когда вспоминаю сумасшедшие подъёмы, падения, болтанку в разные стороны почти в кромёшной влажной тьме. Продолжу рассказ с того места, как лежу, впечатанный в песок и ощущаю твердую землю каждой косточкой и мышцей.
Поднялся я на ноги, нащупал в кармане джинсов мобильник (фууух, цел, не разбился!), отряхнулся от песка, огляделся по сторонам и понял, что нахожусь на берегу незнакомого водоёма, а вокруг дремучий лес. И какое-то всё странное, но вот в чём дело, не пойму. Да и разбираться, особого желания нет. Убраться бы отсюда, поскорее. Пошёл я вдоль берега в надежде, что смогу сориентироваться и понять в какой стороне город. Пройдя метров двадцать, увидел — мерцает что-то в камышах, лампа — не лампа, свеча — не свеча…
Не свеча и не лампа. Два светящихся человеческих силуэта шли по воде мне наперерез! И тут я понял, в чём странность этого места: не пахло ни водой, ни землей, не квакали лягушки, не кусали комары. Ветер дул в одну сторону, а деревья качались в другую. И ветви деревьев без листьев. Казалось, что лес — давно мёртв или ещё… зима. Да, да, зима. Издалека доносилось эхо, будто деревья потрескивали на морозе. Где-то краешком разума я понимал, что надо бежать. Бежать! Всё равно куда. Но пришиблено стоял на одном месте, таращась на приближающуюся жуть.
Один монстр был высоким и широкоплечим, второй — низенький и круглый, как шарик. Руки, ноги и головы чудовищ — вылеплены из тумана, тела отсвечивают красным, а на шеях, будто цепи золотые искрятся. Мама дорогая… роди меня обратно. Ещё чуть-чуть и не знаю, чтобы бы было, наверное, в обморок упал, но тут, к счастью, на меня свалились, поочередно — гребень, зеркало и фазан!
Забытое «артефакторами» у меня дома чучело фазана, упало с неба, больно стукнуло по затылку и засыпало перьями, как разорванная подушка. Я расчихался. Оцепенение спало и я, подхватив гребень и зеркало, устремился в глубь леса. Сначала я бежал как гепард, ну мне так казалось — спортсмен из меня так себе. Потом, как лань перепрыгивал через поваленные деревья и невысокие кусты. Монстры не отставали, шли по пятам, подвывая что-то угрожающее мне вслед. Из последних сил я тащился, как беременная корова, добрался до большого раскидистого дуба, решил передохнуть, спрятавшись за него, привалился спиной к стволу и… провалился в пустоту.
Нет никакого леса, понял вдруг я, всё это обман и миражи, зря только прыгал через несуществующие препятствия, силы терял. Я затаился, надеясь, что чудовища не заметят моего укрытия и пройдут мимо. Какое там… Они бесшумно обогнули призрачное дерево и склонились надо мной. Позорно взвизгнув, я швырнул в них первое, что попалось под руку — гребень.