Жизнь животных. Рыбы и амфибии

Время метания икры, в течение которого производится самая значительная ловля, падает на зимние месяцы, но, по-видимому, оно изменяется часто на недели и месяцы в зависимости от погоды и других, в сущности, неизвестных причин. Рыбаки имеют различные приметы, по которым определяют приближение стай сельди. Однако эти приметы так неточны, что голландцы говорят, что дали бы с удовольствием бочку золота за верный признак для определения времени и места предстоящего появления сельди. Годы тоже бывают различны. В одну зиму на известном месте показываются громадные стаи, между тем как в следующую в сети попадают лишь отдельные рыбы [49].
Среди сельдей тоже различают много пород, хотя и нельзя признать между ними видовых отличий. Сельдь Балтийского моря самая мелкая и тонкая, голландская и английская уже крупнее, а сельдь Шетландских островов и норвежского берега самая крупная и жирная. Береговые рыбаки отличают сами, как и ловцы семги, в устьях рек прибрежную сельдь, которая держится по близости от берега и обыкновенно хотя жирнее, но не имеет такого тонкого вкуса, как морская сельдь, приплывающая к берегу издали.
История жизни сельди все еще во многих отношениях темна и неясна. Появление ее в верхних слоях воды и у берега, как уже сказано, мало предсказуемо, и не всегда являются стаи рыб, желающих размножаться, а напротив, ежегодно появляются из родных глубин также большие стаи так называемых холостых сельдей, которых голландцы называют Matjeshering. О жизни сельди на глубинах мы и в настоящее время не знаем почти ничего. Постепенно было установлено, что она питается крошечными, частью невидимыми невооруженным глазом ракообразными, но поедает их в бесчисленном количестве. Иногда, однако, она питается также, как показали новейшие исследования Скотта, другими рыбами, особенно кильками, а также икрой и мальками разных рыб.
До сих пор еще не известны причины, которые определяют и иногда видоизменяют направление движения сельдей, но кажется несомненным, что в течение известных больших промежутков времени стаи сельдей уклоняются от тех мест, которые они регулярно посещали прежде, и направляются к другим. Гейнке высказывается об этом следующим образом: «Ловля сельдей в открытом море около берегов Германии в настоящее время невозможна, так как эта часть Северного моря крайне бедна сельдями. Шотландцы и англичане находятся в этом отношении в лучших условиях: у них имеются богатейшие сельдяные мели под рукой и почти то же самое относится и к норвежцам, а в новейшее время и к шведам, которые имеют богатый промысел в Скагерраке, где я нашел большое обилие сельдей на Ютландской банке. Однако немецкие берега не всегда были так бедны сельдями, как теперь. Твердо установлено, что около 1500 года с Гельголанда производился большой лов сельдей, размеров которого, правда, нельзя точно определить, но который составлял, по-видимому, в то время главный источник заработков гельголандцев и в котором принимали участие также бременские, штадские и гамбургские купцы, строившие на острове рыбопромышленные здания». Эткер рассказывал, как приводит Линдеман, что в XV и XVI столетиях ловля сельдей была главным промыслом гельголандцев и прекратилась лишь в XVII столетии вследствие исчезновения сельдей, которые до того времени ежегодно появлялись массами. Но стаи сельдей снова возвратились в конце XVIII века. «Сельдь, — говорит врач Рамбах, — давно исчезла из устьев Эльбы; в 1770 году она снова появилась там, но, в меньшем числе, поэтому она с незапамятных времен не попадала на наш рынок в свежем виде. В конце последней осени (1800) она явилась такими большими стаями в Эльбу при Глюкштадте, что ее ловили ковшами; в Гамбурге платили за 20 штук 2 шиллинга». Пастор Хюббе тоже пишет из Гамбурга в 1808 году: «Лишь лет 10 тому назад мы снова познакомились с криком «свежие селедки»! В более старое время, правда, привозили свежую сельдь в Гамбург на продажу, но потом она снова отвыкла от Эльбы и мест около нее, так что представляла совершенно новое явление. По временам сельдей было так много, что полное ведро продавали за 2 шиллинга. Их развозили на продажу на возах и ручных тележках и привозили в город. Соседние крестьяне покупали целые телеги сельдей для откармливания свиней». По словам Маркарда, которые тоже приводит Линдеман, число занимавшихся главным образом ловом сельдей бланкенезских рыбаков достигало до 1820 года приблизительно 200, но они не могли надлежащим образом распродать свой неимоверно большой лов [50].
 
Главная масса всех сельдей, которая наблюдается и ловится в верхних слоях, несомненно, появляется здесь с намерением метать икру. Иногда икра и молоки изливаются в такой массе, что море мутнеет и сети покрываются корой, возникает противный запах, который разносится на далекое расстояние; верхний слой воды насыщается семенем, которое может оплодотворить большую часть яиц. Даже на дне моря икра накапливается в виде ясно заметного слоя. Так, Эварт, исследуя мели, где мечут икру сельди, в Баллантраэ у южной части западного берега Шотландии, нашел, что крупно песчаный грунт моря на глубине 7–213 саженей был местами покрыт слоем икры толщиной более 1 см.
Житель внутренней части страны с трудом может составить представление о стаях сельдей, так как рассказы очевидцев кажутся преувеличенными и невероятными. Но очевидцы так согласны между собой, что мы не можем сомневаться в верности их рассказов. «Опытные рыбаки, — говорит Шиллинг, — которых я сопровождал во время ловли, показывали мне в поздние сумерки стаи длиной и шириной в несколько миль, которые были заметны не на поверхности моря, а по отблеску их в воздухе. Сельди идут тогда так густо, что лодки, попадающие в их стаи, подвергаются опасности; сельдей можно непосредственно бросать в судно ковшами, и длинное весло, воткнутое в эту живую массу, продолжает стоять». В новейшее время Леверкус-Леверкузен наглядно и живо описывает, как у западного берега Норвегии, пересекая морской рукав, он встретил у острова Хиттерень стаю сельдей, попавшую в узкий пролив [51].
«Я присутствовал при странном зрелище, которого я никогда не видел раньше так близко! Киль лодки медленно резал эту кишащую массу и насильно вдавливал во влажную стихию беспомощных рыб, теснившихся на поверхности. Габриэль захватывал лопаткой весла больше сельдей, чем воды, и так мы в течение нескольких минут с усилием пересекали стаю». Так же говорят и другие наблюдатели; некоторые уверяют даже, что кишащие рыбы приподнимают лодки, пересекающие их поток. Шиллинг считает вероятным, что сельдей ведут маленькие авангардные стаи и что ветер, течение и погода определяют каждый раз направление их движения. Другие, по-видимому, не верят этому, хотя и они соглашаются, что сельди появляются иногда массами.
В зависимости от температуры воды мальки выходят раньше или позднее, в мае, быть может, через 14–18, в августе — через 6–8 дней. Прозрачные и потому едва заметные мальки, оставляя яйцо, имеют около 7 мм длины, съедают в течение 8–10 дней содержимое желточного мешка, начинают затем двигаться и, собравшись мириадами, еще долго наполняют воды, где они родились. В первый месяц жизни они достигают, по словам Видегрена, в среднем длины 1,5, во второй 2,5, в третий 3,7 см; по истечении года их длина приблизительно равна 9 см, год спустя — 15–18 см; на третий год они при длине около 20 см становятся способными к размножению.
Бесчисленны, как стаи сельдей, и враги, следующие за ними. Пока они держатся в верхних слоях воды, все живущие здесь хищные рыбы, все морские птицы и почти все морские млекопитающие питаются исключительно ими. Норвежцы узнают о появлении сельдей по собирающимся ради них китообразным; немало тамошних рыбаков думают, что китообразные пригоняют рыбу, точно так же они говорят о сельдяных королях и других сопровождающих стаи хищных рыбах. Как велики потери, причиняемые стаям сельдей морскими хищниками, нельзя, понятно, оценить и приблизительно, но мы можем, пожалуй, с большой вероятностью предположить, что наибольшие опустошения причиняет человек.