По образу и подобию (СИ)
Как мне хочется быть рядом с моей дорогой и такой беспомощной Анессой Ильиничной, но там все очень строго, выгонят. Потому придётся ждать. Посещение больных разрешается только в строго определенные часы после обеденного сна.
А если бы я этой ночью крепко спала и ничего не услышала? От таких мыслей все внутри переворачивается. Как я могла быть такой беспечной? Сегодня я чуть не потеряла близкую мне душу. Агнесса Ильинична, простите меня, никогда больше не буду досаждать вам своими глупостями. Мы будем говорить о хороших книгах, будем обсуждать фильмы, слушать самую лучшую музыку. Сколько бы вам не осталось жизни, я буду оберегать вас от любых волнений.
Но почему это случилось? Вчера она выглядела неважно, наверное, уже было плохо. Но, может, что-то произошло у Карпенко? Что-то такое, о чем Агнесса Ильинична не захотела рассказывать? Думаю, мне стоит выяснить этот вопрос, хоть и не хочется лишний раз встречаться ни с Наташей, ни с Егором Николаевичем. Но мало ли чего мне не хочется, жизнь моей доброй Агнессы Ильиничны висит на волоске, и я должна выяснить причину ее состояния. Ведь ничего не бывает просто так.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Едва дождавшись трех часов, снова отправилась в больницу. Там мне выдали белый халат, объяснили, как найти лечащего врача. Маргарита Петровна — женщина очень строгая, но все же приятная в общении. «Вы и есть та двоюродная племянница, которая собирается стать хирургом?» — спросила она. Я ответила утвердительно, только пояснила, что пока еще не знаю, зачислена или нет. На всякий случай проговорила, что являюсь единственной родственницей Агнессы Ильиничны. «Ваша тетушка с таким теплом о вас отзывалась, она уверена, что вы обязательно поступите, Оля. Что касается ее здоровья, думаю, вы сами понимаете, что такое повреждение сердечной мышцы».
Доктор рассказала о состоянии Агнессы Ильиничны, о назначенном лечении, а также о том, какой уход потребуется в будущем. А еще, в виде исключения, разрешила остаться рядом с Агнессой Ильиничной и ухаживать за нею. Она вызвала медсестру и велела проводить меня в палату.
В палате три койки, но мою бедную Агнессу Ильиничну я увидела сразу. И чуть сама инфаркт миокарда не заработала, потому что всегда такая моложавая, с горящими глазами, теперь Агнесса Ильинична выглядела очень плохо. На больничной узкой кровати лежала беспомощная сухонькая старушка с растрепанными белыми волосами, руки поверх одеяла, в ее глазах читалась усталость от жизни. И еще я заметила на висках дорожки от слез.
— Как вы, Агнесса Ильинична? — спросила я.
Соседки по палате посмотрели на меня сочувственно.
— Хорошо, Олечка, уже лучше, — слабо улыбнулась моя «тетушка».
— Мне доктор разрешила остаться с вами до ночи, — тут я увидела на тумбочке у соседней кровати начатую бутылку с кефиром и булочку, — может, чего-то хотите? Я не подумала, но могу сбегать, видела магазин недалеко. Я мигом.
— Нет, ничего не надо. Ты… посиди немного рядом. Расскажи, как у родителей погостила, а то мы ведь и не поговорили вечером.
— Хорошо погостила, все как обычно.
— Ты была чем-то расстроена.
Вся такая тихая, погасшая. Мне хотелось плакать, но я бодро ответила:
— Нет, просто немного голова болела, уже прошло.
Села рядом и взяла ее за руку. Агнесса Ильинична закрыла глаза, а я занялась ее здоровьем. Папа Виттио рассказывал, что их первая девочка родилась с больным сердцем, они долго поддерживали ее, но в один из дней не уследили, сердечко остановилось. Ведь даже магии не все болезни поддаются. Мне было очень страшно за Агнессу Ильиничну, и я старалась делать все, что в моих силах, чтобы облегчить работу ее сердца. Когда Агнесса Ильинична задремала, работать с потоками стало немного легче. Соседки сходили на ужин, принесли порцию Агнессы Ильиничны. Когда моя голубушка проснулась, она согласилась подняться и поесть, потом я сводила ее в туалетную комнату. Постаралась приглушить боль от укола, который пришла ставить медсестра.
Потом мы говорили о книгах. Все женщины в палате оказались очень начитанными, время пролетело незаметно.
Вернулась в пустую квартиру, на душе тошно.
Как Наташа посмела такое ей наговорить? Да, я заглянула в воспоминания Агнессы Ильиничны, и теперь мне стало ее еще жальче. И Наташа, и Егор Николаевич, почему они стали так себя вести?
— Наташа, не дави на Романа, — сказала Агнесса Ильинична, — позволь ему самому разобраться со своей личной жизнью.
— Дорогая тетушка, вам легко говорить, — взвилась Наташа, — вам не понять, что такое материнская боль. Вы никого не вырастили, не воспитали, так какое право сейчас имеете указывать мне, как поступать с моим сыном?
Потом Агнесса Ильинична тихонько просидела в уголке, пока не пришло время возвращаться в Ленинград. Все это время она вспоминала, как умирали от тифа ее девочки-близняшки, как переболела сама, как болел муж. В те трудные годы умерли почти все ее родные, кто-то погиб на войне, кто-то от голода, кого забрали бесконечные эпидемии. Именно тогда на попечении Агнессы Ильиничны оказалась осиротевшая Наташа, дочка сестры. Жизнь потихоньку налаживалась, но родить еще раз у Агнессы Ильиничны не получилось, одного бы ребенка поднять. А потом уже и возраст вышел. Наташа росла послушной девочкой, хорошо училась, а сразу после школы вышла замуж за одноклассника Егора Карпенко. Примерно в это же время мужа Агнессы Ильиничны, ставшего видным ученым, позвали в Ленинград, дали хорошую квартиру. Их пути с Наташей разошлись, но Агнесса Ильинична помогала племяннице до самой блокады. А потом, когда блокаду сняли, болезнь мужа отнимала все силы. После долгих выматывающих месяцев он, наконец, отмучился. Тогда Агнесса Ильинична забрала Наташу с Романом к себе.
Вчера, после Наташиных слов, Агнесса Ильинична просидела в одиночестве, перебирая воспоминания. Эти воспоминания давили, сплетаясь в тяжелый комок. И даже дома, в своей квартире, боль не захотела отпускать, а потом и вовсе стала душить, лишая последних сил.
Все это я увидела в глазах Агнессы Ильиничны. И что мне теперь делать? Я не могу причинить вреда Наташе, она ведь остается племянницей Агнессы Ильиничны, кроме того она Ромкина мать. Но разве можно оставить эту ситуацию так? И совета спросить не у кого. Такая боль, кто ее поймет?
Дневник Эринии Конерс
Ленинград, 19 августа 1958 года
Почти весь день провела в больнице с Агнессой Ильиничной. Уходила только за продуктами и узнать результаты экзаменов. Я зачислена.
Сегодня Агнесса Ильинична уже не выглядела такой потерянной. Во-первых, лечение начало помогать, ей стало немного лучше. Во-вторых, известие о моем поступлении обрадовало. Ну и в-третьих, с утра обзвонила ее подруг, те, понятное дело, пришли навестить больную, в итоге Агнессе Ильиничне было просто некогда грустить.
А еще я узнала, что после выписки было бы хорошо отвезти мою голубушку по путевке в санаторий, желательно в Евпаторию. Пока не знаю как, но путевку такую обязательно раздобуду. В общем, дел много, не до разборок с Наташей. Сейчас самое главное — укрепит здоровье Агнессы Ильиничны, все остальное потом.
Еще на душе неловко от того, что Ланаор всегда видел меня как на ладони. По возможности тренируюсь ставить ментальный барьер, как учил Магистр, но действую почти вслепую, разве поймешь без опыта, появился он или нет. Придется в субботу после приема больных встретиться с Ланаором. Получается немного парадоксально, чтобы защититься от Ланаора, я должна к нему же и обратиться. Но ведь больше не к кому. Впрочем, теперь я на него уже не сержусь. И без этого огорчений хватает.
Лето заканчивается, скоро начнутся первые занятия. А в Аримании сейчас весна. Интересно, как там Роман. Надеюсь, не грустит. Хотя, точно грустит. Что же все так плохо-то?
Думаю, Агнесса Ильинична права, эта моя влюбленность в Ланаора — детская. Просто каприз. Пора взрослеть.