Скверная жизнь дракона. Книга третья (СИ)
Вдруг глубоко впереди этого непонятного скверного хаоса небольшой участок травы стал менять цвет. Медленно к синеватому и зелёному свечению примешивались жёлтые оттенки. С участка начали исход букашки скверны, будто спасаясь от неминуемой погибели. С минуту участок в десять метров менял свой цвет, пока окончательно не засветился тусклым жёлтым цветом. А сами же травинки вытянулись, острыми концами как штыками смотря ровно вверх.
Минут пять длилось жёлтое свечение. Но потом, так же за минуту — трава окрасилась в привычный цвет, став обычно-мягкой, покладистой и прилипшей к земле. В свой дом обратно потянулись мелкие букашки. Я подошёл вплотную к новой зоне и аккуратно дотронулся до травинок. На ощупь они казались резиновыми: податливо гнулись, и так же податливо возвращались обратно.
Долго мысли гуляли по черепной коробке. Очень долго. Но всё же я решил не рисковать понапрасну и пройти левее. На запад, вдоль границы «волшебного» леса.
Чем дальше я шёл, тем больше открывалось особенностей леса, причудливых созданий и их поведения. Даже встречались десятиметровые участки земли без травы, но с плотным пульсирующим шаром серебристого цвета в центре, практически в метр высотой. Где-то через час, в метрах пятидесяти от границы волшебного леса загорелся жёлтый участок травы. Совершенно случайно на него откуда-то сверху упало порождение, чем-то напоминавшее плоское блюдце. Стоило ему коснуться вытянутой травы и весь десятиметровый пласт мгновенно сжался, обвился вокруг существа и превратился в плотный пульсирующий шар серебристого цвета.
Нет, это не трава. Это больше походит на мицелий гриба, где основная грибница в одном месте, а всё остальное лишь боковые отростки. По тускло мерцающему синим и зелёным цветом мицелию можно пройтись без опаски. Главное о минутном переходе к желтому цвету. Одна минута на смену состояния, пять — на ожидание добычи в жёлтом цвете, и больше пятнадцати — на обычные цвета. Возможно, период покоя длится дольше, но я не мог расхаживать весь день перед сумасшедшей зоной. И пятнадцати минут с лихвой хватит на жалкие десять метров.
Решившись — я шагнул внутрь разноцветной порчи, продолжая двигаться на север к свободному участку земли. Удачно, что сохранился навык карты и чувство направления сторон света. Без них я бы точно заблудился, став ходить кругами. Но мне крайне не нравится строчка в лог-файле напротив расы. Это «Осквернён» не значит ничего хорошего. Ещё и порождения скверны ведут себя так, будто у них есть какая-то логика, словно… Эту мысль я старался дальше не думать, ибо боялся последующих за ней выводов.
К концу зоны светящегося мицелия я вышел, когда до конца дня оставалось порядка двух часов. Судя по скорости шага, светящаяся зона леса оказалась километров пятнадцать шириной. И меня неимоверно радовало, что она наконец закончилась.
— Ну ничего себе тут движение оживлённое, — подумал я, стоило выйти из светящейся зоны в обычный скверный лес, где сквозь густо переплетённые ветви едва пробивались редкие солнечные лучи.
Рядом прошла наглая и весьма горда собой порченная кабанятина. Наглая, потому что полностью игнорировала моё существование. Гордая — потому что только гордый самоубийца будет так целенаправленно идти к древню с вертикальным зёвом на стволе.
Мысленно прочитав заупокойную молитву кабанятине — я направился к выходу из скверного леса. Оставалось идти примерно пять километров, и нормальная земля наконец окажется под моими босыми ногами. Голые ступни уже во всю изнывали от хождения по кривым веткам и скрюченным корням.
Через пять секунд раздалось похрюкивание, больше похожее на чихание старого двигателя: кабан приступил к раскапыванию корней. Вскоре он получит по хребтине толстой веткой и завизжит на всю округу. Но визга так и не последовало. И через десять секунд. Двадцать. Полминуты и лишь скверное похрюкивание слышалось за моей спиной. Меня заинтересовало необычное поведение древня, и я быстро вернулся.
Скверный кабан действовал, как и должен: ковырял клыками и рылом землю около корней древня, но вот сам древень никак не реагировал. Скорее всего, это какой-то неправильный древень: один из его толстых корней подобно щупальцу осьминога выгнулся и прижался к шершавому стволу. Кабан прекратил раскидывать землю и своим раздвоенным гибким копытом стал гладить откопанный корень. Вскоре он прижался к стволу, древень никак не отреагировал, а порченная свинина принялась раскапывать следующий корень.
Я подошёл поближе и встал в трёх метрах за спиной кабана. Стало понятно, что именно раскапывало порождение.
У каждого поднятого корня с боков свисала мишура коротких и едва заметных волосков, а у каждого вкопанного в землю корня эти волоски уходили вглубь земли натянутыми струнами. Вот по ним-то кабан и водил раздвоенным копытом. Проведёт копытом и замрёт на секунду, прислушиваясь к древню; вновь проведёт и вновь замрёт; и будет повторять, пока корень не вытащится из земли. Я насчитал восемь таких корней по всей окружности ствола. Они выделялись от других более насыщенным цветом апельсиновой корки. За это время кабан успел поднять целых пять корней, так что я решил дождаться конца.
Когда последний корень прижался к стволу древня — тот весь задрожал. Где-то сверху послышался треск ветвей, будто древень отплетал свою крону от других деревьев. Казалось, что сейчас он разорвёт кабана на мелкие ошмётки и засунет в зёв — но вместо этого древень полностью вытащился из земли, приподнялся на полметра. И на ползучих, извивающихся корнях отправился на восток, раскачиваясь в такт ветру.
Стоило древнью пройти пять метров — как у него снизу выпало что-то сферической формы, размерами с футбольный мяч. Увидев отблеск металла, кабан постарался как можно быстрее добраться до этого шарика и вгрызться в него клыками. Послышался треск ломаемых кирпичей об арматуру. Ветер принёс запах. Мой рот наполнился слюной. Пахло свежеобжаренными грецкими орехами, топлёным коровьим молоком и шоколадом.
Вскоре кабан закончил трапезу и побрёл на запад, оставив после себя кучу ошмётков. Пройдя мимо меня в тридцати сантиметрах, порождение никак не отреагировало, словно дракона в облике ящеролюда вовсе не существовало.
Место трапезы кабана манило к себе. Раздробленная сантиметровая скорлупа на гранях поблёскивала как начищенная медь, а сами края были слега острыми. Один из кусков оказался гораздо крупнее остальных и лежал внутренней стороной на земле. Размером с ладонь, он был практически невесомым: грамм сто, не больше. Его содержимое притягивало. Бордового цвета с фиолетовыми прожилками, по консистенции напоминавшее твёрдый пудинг, и так заманчиво пахло, что я едва успевал глотать слюну.
Счистив землю и грязь — я подцепил немного скверного пудинга пальцем. Принюхался. От наивкуснейшего запаха в животе заурчало. Я приоткрыл рот, но тут же завертел головой, осматриваясь и выискивая того негодника, что решил подсматривать за мной. Ведь, по сути, я собирался облизать… раз зёв у древня сбоку, а гравитация давит всё вниз… Не, лучше об этом не думать.
Никого в округе не было. Я приоткрыл рот и положил кончик пальца с «пудингом» на язык. И чуть не откусил себе палец. Языка коснулся вкус шоколадного мороженого с орехами. У меня задрожали руки. Я всеми силами сдерживался, чтобы не слизать всё в одно мгновение — но справился с нахлынувшей жадностью, хоть руки всё ещё мелко дрожали. В создании громогласно складывалась картина устройства скверных мест и их обитателей.
— То есть ты, — ошалев от происходящего, я тыкал пальцем в сторону цветастого леса. — Ты хочешь сказать, что вот это вот всё… взаимосвязано? Не, это уж совсем из ряда вон выходящее! Но тогда вот это всё…
Погрузившись в неостановимый поток мыслей — я на автомате побрёл в сторону нормальной земли. Свободный от порчи островок, к которому я направлялся, был небольшим и круглым. Примерно километра три в диаметре, где обычная земля лишь центральный километр, а боковые — преддверье скверны.