Коллоидный Мир (СИ)

И если две туши погасили лезвие в своих глубинах, явно сдохнув — там им разворотило всё, что можно и что нельзя, то третья гораздо раньше, хотя доспех пробился. Недомаг какой-то, определил я, зашебуршав кладенцом. И вот “чистое оружие” пусть и не мгновенно, но нижнюю лапу недомагу оттяпало вместе с куском биодоспеха. Который тут же, на моих глазах, зарастил культю.
А вот рожа недомага оказалась… знакомой. Купец, не раз и не два видимый мной в Логе, да и сейчас, кстати, видел я его. Но, балбес такой, не обратил внимания: взгляд недовольный отметил, когда закупался в рядах, бровь приподнял, а когда тип закланялся, вспомнил, что купец. И ухмыльнулся открыто: ну реально звиздец как наживался на Логе, паразит такой!
А он, скотина, на душегубство удумал идти! И, судя по огненной мане, да и роже — хорсычам прямой родственник по крови… Впрочем, явно не “родович” — слабоват.
— Чтоб ты сдох, Стрижич! Детушки мои, детушки! — завыло это чмо, простиря руки к двум исходящим кровищей трупам, в сползающих биодоспехах.
— Ну и славно, возвращаться не надо за ними. Или есть ещё кто? — вежливо полюбопытствовал я. — Так я вернусь, Индрику скормлю, или в Пуще выкину… Или сожгу… — рассуждал вслух я.
— Сдохни, сдохни! — визжал придурок.
— Вот смотрю я на тебя и диву даюсь. Ты меня грабил, гнусь такая. А когда лишили возможности — сам убивать пришёл. На что рассчитывал-то?
— Братец твой наследовал бы. Не ломил бы цену, — прошипел гад.
— Угу. А то, что он в гимназии учится, ты не знал, — хмыкнул я, увидев удивлённый взгляд. — Ну, не знал — и похер. Щаз я тебя мучить научно-исследовательски буду, раз уж попался, — честно предупредил я.
И начал я подвывающего гада научно-исследовательски мучить. Ничуть не жалея, а ряд процессов в теле местных интересны. И душегубить кого не буду, а в этом случае — сам я велел.
“Пересилил” волю доспеха, стянув со сволочи, ну и начал в организме “недомага” разбираться и реакциях этого противного организма на всяческие и разнотипные раздражители.
И “эфирным органом” у Хорсычей выходит у нас некий “налёт в лёгких”. Ну, у недомага — налёт, а так, видимо — полноценная фигулина. Что, кстати, “Дыхание Хорса”, вещь даже Стригору известную, объясняет.
Ну да и чёрт с ним, выдрал кусок “налёта” воздухом, как образец, по дороге связки перерезал — достал визжать, как будто его… кхм, режут. Ну как будто не заслужил, в общем.
Проверил ряд регенеративно-шоковых реакций, да и оттяпал поганцу голову нахрен.
Прихватил тройку доспехов, самострелы, да и оставил купеческих разбойников гнить в роще. Вот реально, наглые и охеревшие паразиты, искренне возмутился я, возвращаясь к каравану.
Вопросов пейзане задавать не стали, как и семейство купчины, но взгляды “символизировали”, так что я решил не мучить народ.
— Тати дорожные, — не стал я “давать развёрнутый отчёт”. — Наказал до смерти. Двинулись.
И, под славословия и пожелания всякого (кстати, от Стрибога редко, в основном от Хорса, что и неудивительно), двинулся караван дальше.
Ну таких скотов охреневших вряд ли ещё увижу, рассуждал я в пути. Тут реально, похоже, умом купчина от прибылей поехал, “в праве” себя возомнил. Но, а ну нафиг такие сюрпризы в третий раз. Так что двигал я с оглядкой, а, подумав, морду с башкой прикрыл. А на всякий случай.
К вечеру дотопали до постоялого двора, оказавшись его единственными посетителями — до урожая времени было до хрена, так что, кроме хозяйской семьи и пятка дружины-слуг, и не было никого. Номер был простым ложем с мхом и светцом, но я не привередничал. А пейзан и скотину расположили на “расчерченной клетке” и накормили от пуза, я проверил. Ну и славно, заключил я, почитав полночи и на рассвете, позёвывая, направились мы в путь. Ну я точно позёвывал, а как остальные — фиг знает.
И ближе к вечеру показался на горизонте купол Весёлок. И обещал, да и проще с деревенек начинать дела делать, рассудил я.
  
5. Научно-исследовательское осеменение
 
Весёлки приближались, даже какой-то подросток с весьма знакомым воплем: “Едуть! Едуть! Господин Стрижич едуть!” — учесал в сторону купола деревеньки, вызвав искреннюю улыбку.
 
Караван же вполне бодро топал, даже прибавил шаг — близость укрытия людям придала сил, да и прямо скажем, хоть и заморенные недокормицей, но пейзане не устали. Местная генетика постаралась на славу, и невзирая на бескормицу острога, двухдневный пеший путь довольно быстрым шагом дался им без проблем. Даже несколько поправились на обильных харчах последних дней.
Так, надо раздать распоряжения, и… блин, марафон осеменения. Вот сказал бы кто Морозу, усмехнулся я, что десяток вполне симпатичных девок, жаждущих секса, будут вызывать не энтузиазм, а лёгкое раздражение — ржал бы, как сумасшедший, факт.
Но блин, задержат же, паразитки такие! А у меня книги не читаны, да и, по совести, предпочёл бы я Олу — умела, старательна, да и прямо скажем, если не любит, то испытывает искреннюю страсть и приязнь. Ну а не особо умна — так, пардон, как воспитали! Я вот до сих пор “барские мозги” Стригора пинками подгоняю: тупят, саботажничают и вообще норовят от трудов мыслительных откосить.
Не “влюбился”, конечно, но: приятна, комфортна, вызывает приязнь и ненавязчива. Чудо, а не любовница, если подумать. А местные бабы с их “жаждущими семени Стрижича лонами”… Эх, ладно, надо дело делать, но не без пользы — в процессе “моим воздухом” они надышатся от души, вот и буду научно-исследовательски трахаться, чуть в голос не заржал я, да и сплюнул.
Мои “осеменительные подвиги” — дело хоть и социально, биологически и психологически важное, но далеко не главное.
Въехал в широко распахнутый лаз, за мной начали втягиваться пейзане и купеческая семейка. Веселяне, в количестве тридцати физиономий (день, все в полях и трудах), кланялись и желали благ и прочего. Наконец, из гриба вылезла Мёда, с довольно забавным и напоминающим каравай мясным пирогом.
— Отведай, благой господин Стрижич, не побрезгуй угощением, — с поклоном протянула она пирог, который я цапнул и, разламывая, стал поглощать.
— Я, Мёда, в прошлый раз не брезговал, а занят был, — усмехнулся я на “недосказанное”, старостиха же закланялась в стиле “прости дуру грешную”. — Пустое, Мёда. Устраивайся рядом, говорить будем, — присел я на траву, спиной прислонившись к лежащему Индрику. — И вы людишки новые, присядьте, передохните! — крикнул я новоприобретённым, подумал, снять ли ошейники, да решил отложить — лень.
Мёда подёргалась, по привычке думала, судя по движениям, на колени бухнуться, но всё же присела, скрестив ноги. А я поймал себя на заинтересованном взгляде и мысли “сорок пять — ягодка опять” и некотором интересе. Это что это, я не понял, встрепенулся я, но окинув встречающих и вчувствовавшись, понял — пара молодых девок явно были “в охотке”, поглядывали на задёргавшийся (еле удержал) на пахе доспех. Это, выходит, феромоны фактически адресные, как бы не после вдыхания ими МОЕГО запаха сформированные. Ну блин, какая система любопытная — и ведь без принуждения прямого, а вид не вымрет, как и с “природной гормональной кувалдой”, только гораздо… органичнее и гуманнее.
Показал удовлетворённо, но "незаметно", как она думала, улыбнувшейся Мёде кулак.
— Вечером, Мёда. Дела сейчас решать будем.
— Как повелишь, благой господин, — закланялась Мёда.
— Так, первое — людишки сии, — тыкнул я перстом в рассевшихся около ящеров пейзан. — Семнадцать из них под твою руку пойдут. Семнадцать — в Топляки, Семнадцать — в Стрибожье. По совести дели, на тебе это, чтоб обид не было промеж деревенек моих. Тебе это поручаю, — важно выдал я, опустив “потому что под руку подвернулась моей деспотичности”. — И пожрать им пока дай что, не обожрут?
— Не обожрут, господин Стрижич. С мясцом только беда, скоро запас жоруна сожрём. А топловчане, жады, пять коровок только отжалели, — наябедничала старостиха, махнув греющим листовидные ухи сельчанам рукой.