Лучший из лучших

– Черный Бык матабеле, Громовержец! Великий Слон! Тот, от чьих шагов сотрясается земля!
Нкулумане первым из братьев прополз перед ним на коленях, а за сыном последовала его мать, старшая жена Мзиликази.
Лобенгула повернулся к Черным, стоявшим позади него, как собаки на поводке.
– Я не желаю больше видеть этих двоих.
Это был первый приказ Лобенгулы, слова истинного короля – палачи отвели мать с сыном в загон для скота и быстро, без лишней жестокости свернули им шеи.
«Он будет великим королем! – с восторгом говорили люди друг другу. – Как его отец!»
Лобенгула больше никогда не был счастлив. Вздрогнув, он сбросил с плеч ужасное бремя прошлого и заговорил глубоким мелодичным басом:
– Встань, Ганданг, брат мой. При виде твоего лица мне становится тепло, как от костра в морозную ночь.
Они заговорили легко и доверительно, как давние друзья. Ганданг передал королю карабин «мартини-генри». Лобенгула положил ружье на колени, погладил холодную вороненую сталь пальцем и понюхал оставшуюся на нем свежую смазку.
– «Укуси мамбу ее собственным ядом», – пробормотал он. – Это ядовитый зуб мамбы.
– Хеншо, сын Бакелы, привез целый фургон таких ружей.
– Тогда мы будем рады его приезду, – кивнул Лобенгула. – А теперь я хочу услышать об этом из уст твоего сына. Приведи его ко мне.
Уткнувшись носом в глиняный пол хижины, Базо нараспев говорил слова ритуального приветствия, чувствуя, как перехватывает горло: несмотря на всю свою храбрость, в присутствии короля он вспотел от страха.
– Встань, Базо! – нетерпеливо оборвал его Лобенгула. – Подойди ближе.
Базо подполз на четвереньках и протянул украшенную бусами набедренную повязку. Лобенгула высыпал из нее алмазы и ткнул сверкающую кучку пальцем.
– В любой речушке моей страны полно куда более красивых камешков! – сказал он. – Это уродцы какие-то!
– Буни сходят по ним с ума. Никакие другие камни им не нужны, а за эти они убьют всякого, кто встанет у них на пути.
– «Схвати льва его собственными когтями», – повторил Лобенгула предсказание умлимо и продолжил: – Эти уродливые камешки и есть когти льва? В таком случае пусть все видят, что у короля есть когти!
Он хлопнул в ладоши, призывая жен.
Королевская хижина заполнилась людьми: мужчины расположились в несколько рядов, лицом к глиняному возвышению, на котором лежал Лобенгула. Голову каждого из них, кроме Базо, охватывал обруч индуны, а их имена были занесены в списки почета. Рядом с Сомабулой, храбрым старым воином, сидел Бабиаан, принц из рода Кумало, и все остальные. Они хранили молчание, их серьезные лица освещал костер, в который подбросили дров, и языки пламени взлетали почти до высокой крыши.
Вожди наблюдали за королем.
Лобенгула лежал на спине, положив голову на низкую резную подставку. Он был обнажен, не считая сухой выдолбленной тыквочки, прикрывавшей головку пениса. Огромный живот возвышался горой, конечности казались стволами деревьев. Четыре жены сидели вокруг него на коленях, каждая держала сосуд с топленым говяжьим жиром. Они умащали короля, покрывая его тело толстым слоем жира – от шеи до лодыжек. Закончив, женщины поднялись и вышли через низкую дверь в задней части хижины, которая вела на женскую половину.
Тихонько напевая, шаркая ногами и покачиваясь в такт песне, вошли молодые жены. Каждая несла на голове обожженный глиняный горшок для пива, только наполнен он был не пузырящимся пивом из проса. Женщины опустились на колени по обе стороны Лобенгулы, и по знаку старшей жены каждая вытащила из горшка большой неотшлифованный алмаз. Они принялись украшать короля драгоценными камнями, выкладывая узоры, которые прочно держал на месте толстый слой жира. Работа шла быстро: женщины делали это не в первый раз. Под их руками Лобенгула преобразился, превратившись в какое-то мифическое существо – получеловека-полурыбу с блестящей чешуей.
Алмазы отражали свет костра, отбрасывая его на стены и крышу, – в глазах зрителей словно замелькали золотистые мушки. Ослепленные вожди удивленно закряхтели и повысили голос, хором воспевая короля.
 
Наконец жены закончили работу и тихонько уползли прочь, оставив Лобенгулу лежать на пышных мягких мехах. От шеи до запястий и лодыжек короля покрывала блестящая кольчуга из бесценных алмазов; его грудь и живот вздымались и опадали в такт дыханию, и невообразимое сокровище ярко горело и сверкало.
– Вожди матабеле, принцы Кумало, восславьте короля!
– Байете! Байете! – загремели крики зрителей.
Потом наступило полное молчание: все ждали. У короля вошло в привычку раздавать награды после ритуального показа сокровищ племени.
– Базо! – звучно произнес Лобенгула. – Выйди вперед!
Молодой человек поднялся со своего места в самом заднем ряду.
– Байете, нкози!
– Базо, я доволен тобой. Я исполню одно твое желание. Чего ты хочешь? Проси!
– Мое единственное желание – чтобы король знал всю глубину моей любви и преданности. Молю тебя, дай мне поручение, и если оно окажется жестоким, трудным и кровавым, то мое сердце и мои уста будут вечно воспевать короля.
– Клянусь королевским задом Чаки, твой щенок рвется к славе! – Лобенгула посмотрел на Ганданга, сидевшего в переднем ряду вождей. – И посрамляет тех, кто просит безделушки, скот и женщин.
Он на мгновение задумался, а потом хихикнул.
– В направлении восхода солнца, в двух днях пути от лесов Сомабулы, на высокой горе живет машонский пес, который воображает себя великим магом, неподвластным королю. Его зовут Пемба.
Из рядов старейшин послышалось шипение – все невольно втянули воздух. За последний сезон король трижды посылал отряды против Пембы, и трижды воины возвращались с пустыми руками. Пемба их всех выставил на посмешище.
– Возьми пятьдесят человек из своего старого импи, Маленький Топор, и принеси мне голову Пембы, чтобы я собственными глазами увидел его наглую улыбку.
– Байете!
От радости Базо одним прыжком перемахнул через седые головы сидящих на корточках вождей, легко приземлился возле костра и затанцевал ритуальный воинственный танец.
– Вот так я проткну мерзкого предателя, вот так вырву внутренности его сыновей!..
Вожди улыбались и снисходительно кивали, но в улыбках сквозило сожаление: ярость и огонь молодости давно остыли в их сердцах.
Лобенгула сидел на козлах повозки. Большой четырехколесный фургон длиной в двадцать четыре фута был сделан в Кейптауне из добротного английского дуба, однако на нем виднелись отметины, оставленные долгим тяжелым путешествием с юга.
Много лет фургон не двигался с места – сквозь спицы колес проросла трава. Парусина выцвела добела и покрылась коркой помета, оставленного гнездившимися на крыше курами. И все же навес служил защитой от солнца, а скамейка на козлах приподнимала короля над толпой придворных, охранников, детей, жен и просителей, которые толпились на огороженной частоколом площадке.
Фургон служил королевским троном, а площадка – залом для аудиенций. На аудиенцию должны были прийти белые, и по этому случаю Лобенгула облачился в роскошные европейские одежды. Расшитый золотом мундир когда-то принадлежал португальскому дипломату. Теперь золотые галуны потускнели, одна эполета оторвалась, рукава закрывали руки лишь до середины предплечий, а сам мундир не сходился на благородном брюшке короля дюймов на двенадцать. В правой руке Лобенгула держал церемониальное копье с древком из красного дерева и серебряным лезвием. Он махнул рукой, подзывая из толпы парнишку.
Подросток трясся от ужаса, голос у него так дрожал, что королю пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать слова.
– Я подождал, пока леопард войдет в загон с козами, потом подполз и закрыл дверь, завалив ее камнями.
– Как ты убил зверя? – спросил Лобенгула.
– Проткнул его отцовским ассегаем сквозь отверстие в стене.
Мальчишка подполз к Лобенгуле и положил к его ногам пятнистую черно-золотую шкуру.