Лучший из лучших
Кирка ударила точно в центр выпуклой стороны камня – алмаз взорвался осколками, будто на землю вылили ведро воды из горного озера. Сверкающие капли, осколки, частички бесценного кристалла наполнили всю хижину всплеском солнечного света, застучали по стенам, кольнули обнаженную кожу зрителей, взбили фонтанчики серого пепла в углях костра, рассыпались по блестящему меху накидки серебристыми рыбками, попавшими в сеть.
– Сын Великого Змея! – радостно ухнул Камуза. – Мы богаты!
Матабеле со смехом бросились собирать обломки: вытаскивали их из угольев костра, выметали с земляного пола, вытряхивали из меховой накидки – складывая алмазы в подставленные ладони Базо, пока камни не перестали помещаться в пригоршне. Крохотные осколки, упавшие в пыль или в пепел, были потеряны навсегда.
– Это ты здорово придумал! – с искренним восхищением сказал Камуза. – Бакела получит свои камни – целую сотню телят, а мы получим больше монет, чем дал бы нам бастаард.
Работать на засыпанных участках было невозможно, так что отпала необходимость вставать до зари. Солнце уже поднялось над горизонтом, когда Зуга вышел из палатки, на ходу застегивая ремень. Ян Черут и мальчики сидели под деревцем верблюжьей колючки. Столом служил ящик, крышка которого была покрыта натеками свечного сала и заляпана пятнами пролитого кофе. Завтрак, поданный в эмалированных мисках с оббитыми краями, состоял из кукурузной каши – без сахара: в последнее время цена на сахар подскочила до фунта стерлингов за фунт.
Ночью Зуга почти не спал: думал, прикидывал, снова и снова прокручивал в голове каждую деталь плана постройки новых подъемников. Как ни крути, а все упиралось в неразрешимую проблему – стоимость. Подъемники обойдутся в целое состояние.
Увидев покрасневшие глаза отца, мальчики мгновенно поняли его настроение и притихли, сосредоточенно уткнувшись в тарелки с неаппетитной стряпней.
Солнце вдруг заслонила чья-то тень. Не донеся ложку до рта, Зуга раздраженно поднял взгляд и прищурился против света:
– В чем дело, Базо?
– Находки, Бакела. – Юноша использовал английское слово. – Находки.
– Покажи! – проворчал Зуга без всякого интереса. Матабеле наверняка притащил какой-нибудь дурацкий кварц или кусок хрусталя.
Базо положил на стол небольшой сверток.
– Открывай, чего ждешь! – приказал Зуга.
Базо развязал узел на грязной тряпице.
«Стекло!» – с отвращением подумал Зуга. Почти целая пригоршня стекла: осколки, кусочки, самый крупный не больше кончика сигары.
– Стекло! – сказал он, собираясь смахнуть все на землю.
Луч света упал на груду осколков, ослепив вспышкой радужных красок, – рука Зуги повисла в воздухе.
Медленно, не веря своим глазам, Баллантайн нерешительно потянулся к сверкающим осколкам, но Джордан опередил его.
– Папа, алмазы! – закричал мальчик. – Настоящие алмазы!
– Джорди, ты уверен? – невольно спросил Зуга внезапно охрипшим голосом. Не может быть, чтобы им так повезло! Тут ведь сотни драгоценных камней – маленьких, совсем маленьких, но превосходного цвета, ослепительно вспыхивающих на солнце, словно молнии.
Зуга неуверенно взял большой камешек из рук сына.
– Джорди, ты уверен? – повторил он.
– Папа, это действительно алмазы. Каждый камешек!
Сомнения развеялись, сменившись подозрением.
– Базо, откуда столько?..
Зуга вдруг заметил нечто странное. Торопливо выбрав двадцать самых крупных камней, он разложил их в ряд.
– Да они все одного цвета! Все до единого!
Недоуменно нахмурившись, Зуга покачал головой. Его глаза внезапно блеснули.
– О господи! – прошептал он. Кровь отлила от лица, он посерел, словно больной малярией на десятый день приступа.
– Одинаковые! Они все одинаковые! Сколы ровные и свежие…
Зуга медленно поднял взгляд на Базо.
– Базо, какого размера… – горло перехватило, и пришлось откашляться, – какого размера был камень, прежде… прежде чем ты его разбил?
– Вот такого. – Базо показал сжатую в кулак руку. – Я разбил его киркой на много камешков. Бакела любит, когда камней много.
– Я убью тебя! – хрипло прошептал Зуга по-английски. – За это я тебя убью!
Шрам на его щеке налился кровью, превратившись в уродливое красное вздутие. Разъяренного Зугу трясло, губы дрожали. Он медленно поднялся на ноги.
– Я убью тебя! – завопил Зуга во весь голос.
Джордан вскрикнул от ужаса: никогда в жизни он не видел отца в таком состоянии – в этом было что-то жуткое.
– Я ждал этот камень! Болван, недоумок ты черножопый! Он открыл бы мне путь на север!
Зуга схватил прислоненный к стволу деревца карабин. Лязгнул стальной затвор, пропуская патрон, и дуло мгновенно уставилось на Базо.
– Я убью тебя! – заорал он и вдруг остановился.
Вскочив на ноги, Ральф надвигался на отца, пока дуло заряженного и взведенного ружья не уперлось в медную пряжку на ремне юноши.
– Сначала убей меня, – сказал он.
Ральф смертельно побледнел, его глаза горели таким же зеленым огнем, как у отца.
– Уйди с дороги… – прохрипел Зуга.
Не в силах ответить, юноша помотал головой. Он так решительно стиснул зубы, что они заскрежетали.
– Говорю тебе, уйди прочь! – выдавил Зуга.
Отец и сын стояли друг против друга, дрожа от ярости и напряжения.
Наконец тяжелый ствол дрогнул в руках Зуги и медленно опустился, взяв на прицел пыльную красную почву между сапогами Ральфа.
Повисло долгое молчание. Зуга судорожно вздохнул и, злой как черт, запустил карабином в ствол дерева с такой силой, что приклад треснул. Повалившись на свое место за столом, Баллантайн обхватил голову руками.
– Пошли вон. – Ярость прошла, голос прозвучал тихо и безнадежно. – Все вон.
Зуга в одиночестве сидел под деревцем. Злость выжгла его изнутри, оставив душу пустой и черной, словно вельд после пожара.
Когда Зуга наконец поднял голову, то первое, что он увидел, был сокол: птица сидела на постаменте из зеленого камня и усмехалась жестокой усмешкой хищно изогнутого клюва. Приглядевшись, он понял, что это всего лишь игра света и тени.
Скупщик алмазов был совсем коротышкой: когда он сидел на вращающемся табурете, высокие каблуки начищенных до блеска сапог не доставали до пола.
В крохотной лачуге из гофрированного железа стояла невыносимая жара: воздух колыхался, волнами опускаясь с потолка. Большую часть пространства занимал стол из необструганных досок, где разместились необходимые принадлежности ремесла: бутылка виски и стаканчики, чтобы задобрить владельца камней; лист белой бумаги, на котором рассматривают цвет товара; деревянный пинцет; увеличительное стекло; весы и чековая книжка.
Чековая книжка была размером с Библию. На каждом чеке – золотое тиснение и цветные картинки: по краю – хоры ангелочков и морские нимфы в повозках из раковин, запряженных стаями резвящихся дельфинов; Британия в шлеме, со щитом и трезубцем держит в руке перевернутый рог изобилия, из которого сыплются богатства империи; и еще десяток патриотических символов викторианской мощи.
Шикарный шелковый галстук и желтые гетры скупщика не могли затмить великолепия чековой книжки – вряд ли найдется старатель, который отказался бы от такой роскошной формы оплаты.
– Так сколько, мистер Вернер? – спросил Зуга.
Скупщик споро рассортировал сверкающую груду алмазов на отдельные кучки – по размеру, так как цвет у всех камней был абсолютно одинаков. Самые крохотные, величиной с песчинку, потянули на трехсотую часть карата; самый крупный – почти на карат.
Вернер отложил пинцет и провел рукой по темным кудрям.
– Выпейте еще стаканчик, – пробормотал он. Зуга отказался. – Как хотите. А я глотну.
Наполнив доверху два стакана, Вернер, несмотря на протесты Зуги, поставил один перед ним.
– Так сколько? – настойчиво повторил Зуга.
– Сколько они весят? – Вернер отхлебнул глоточек виски и чмокнул толстыми коричневатыми губами. – Все вместе – девяносто шесть карат. Вот это был алмаз! Больше мы таких в жизни не увидим…