Живописец смерти (СИ)
Куда уж яснее…
Флойд Браун хмуро рассматривал фотографию. Он и Макиннон. Она в вечернем платье, он в смокинге. А рядом Генри Киссинджер. Фотография аккуратно вырезана из раздела светской хроники «Нью-Йорк тайме» и прикреплена к доске объявлений Управления полиции.
Катерин Макиннон-Ротштайн, Флойд Браун-мл. и Генри Киссинджер в отеле «Плаза» на благотворительном вечере в пользу фонда «Дорогу талантам».
Весь день ему пришлось выслушивать саркастические замечания, шуточки и ехидные намеки.
— Как поживает Генри?
— Передавай ему привет.
— Симпатичный смокинг.
— Вы с Макиннон здорово смотритесь… прекрасная пара… ха-ха-ха.
Ну ничего. Следующий, кто произнесет об этом хоть слово, получит у меня по заслугам, Браун сорвал вырезку и уже собирался смять в руке, но остановился. В конце концов, это ведь действительно Генри Киссинджер, а рядом я. Браун вдруг улыбнулся и быстро сунул вырезку в карман. Покажу Вонетт, пусть порадуется.
— Браун! — По коридору к нему быстро бежал полицейский.
Если этот парень заговорит о картинке, прибью на месте.
— Браун, — проговорил запыхавшийся полицейский, — вас срочно вызывает Мид в комнату для заседаний на третьем этаже.
* * *
В центре стола лежал полиэтиленовый пакет с почтой Кейт. В тот момент, когда вошел Браун, Слаттери протягивала полицейскому большой конверт из твердой бумаги.
— Отнесите в лабораторию. Скажите Эрнандес, что это очень срочно. Отпечатки пальцев и все остальное. Внутри и снаружи.
Кейт наклонилась над только что полученными репродукциями. Мид стоял рядом с лупой в руке.
— Что вы об этом думаете? Разве тут не…
— Прошу вас, подождите, — сказала Кейт. — Дайте мне немного подумать.
Репродукций было две. Одна картина продолговатая, другая почти квадратная. Написаны маслом. На обеих смутно различимые, изображенные широкими мазками фигуры с какими-то завихрениями в области брюшины и грудной клетки, розовыми и кроваво-красными, прорезанными малиновыми и пурпурными полосами.
— Похоже на кровавую бойню, — заметила Слаттери.
— Тихо! — Кейт забросила за ухо прядь волос. — Итак. В первую очередь эти две репродукции склеены. Картины принадлежат кисти Виллема де Кунинга, великого американского художника, абстрактного экспрессиониста.
— Глядя на его картины, не скажешь, что он великий, — промолвила Слаттери.
— Это шедевры, — сказала Кейт. — Поверь мне на слово.
— И фамилия звучит как-то не по-американски, — добавил Браун.
— Он голландец, — терпеливо пояснила Кейт. — Но жил и работал в нашей стране.
— Но что они означают? — нетерпеливо воскликнул Мид.
— Друзья, пару минут помолчите, — попросила Кейт. — Мне нужно подумать.
Мид подался назад. Слаттери пробормотала:
— Извини.
Где-то неподалеку раздавались чьи-то голоса, звенели телефоны, выли сирены, но в комнате для заседаний установилась мертвая тишина. Прошло несколько минут. Кейт не отрывалась от репродукций. Остальные сидели, затаив дыхание.
— Пожалуй, я начну рассуждать вслух. Итак: де Кунинг, абстрактный экспрессионизм, репродукции двух картин. — Она на мгновение замолчала и посмотрела на развешанные на стене фотографии жертв Живописца смерти. — Две картины. Две жертвы! Значит, он на этот раз решил прикончить двоих. Боже!
— Вы уверены? — спросил Мид, вертя в руке мобильный телефон.
— Нет, но вероятность очень велика. Я спровоцировала его на ясность. Так вот, теперь он в первый раз присылает нам две картины, склеенные рядом. На обеих изображены человеческие фигуры, то есть два человека. Я полагаю, сейчас он рассчитывает, что мы воспримем это буквально.
— Мерзавец, — пробормотал Мид.
— Нужно, чтобы доставили мои книги по искусству, — сказала Кейт. — Там приведены названия этих картин и прочая относящаяся к делу информация.
— Можно посмотреть в Интернете, — предложила Слаттери.
— Пожалуй, — согласилась Кейт. — Хотя я не уверена, что там есть эти картины. Это малоизвестные работы Кунинга.
Мид тут же приник к телефону, а через полминуты протянул трубку Кейт со словами:
— Я уже послал машину к вам домой. Ребята скоро будут там.
— Только не напугайте консьержа и мою экономку, — попросила она полицейских в машине. — Когда войдете в квартиру, сразу же позвоните, я скажу, где взять книги.
Через некоторое время, когда они вошли к ней в библиотеку, Кейт указала нужные книги.
— Если не застрянут в пробке, то через пятнадцать минут вернутся. — Она протянула трубку Миду и снова посмотрела на репродукции. — Все указано здесь. Это очевидно. Он принял мой вызов.
— А если нет? — спросила Слаттери.
— Тогда дела наши плохи, — ответила Кейт. — Но могу поспорить на что угодно — он принял. — Она взглянула на одну картину, потом на другую и тяжело вздохнула. — Черт возьми, ничего путного в голову не приходит. Застряла. Ладно, задавайте вопросы… может быть, это даст толчок мозгам.
— Хм… я вижу здесь вроде как две фигуры, — сказала Слаттери. — Но ничего не понимаю. Вот ты назвала их шедеврами, а для меня это просто мазня. В чем тут дело?
Кейт улыбнулась:
— Попробую объяснить. Понимаешь, художник де Кунинг хочет, чтобы ты почувствовала возникновение картины, как если бы наблюдала процесс ее написания.
— Да, теперь понимаю. — Слаттери кивнула. — Капли краски похожи на дождевые во время ливня, да? Их подхватывает вихрь?
— Верно, — подтвердила Кейт. — И в результате этого возникают фигуры, словно из подсознания художника. — Она заходила по комнате. — Что еще? Что? — Провела рукой по волосам. — Де Кунинг был представителем абстрактного экспрессионизма. Так же как Джексон Поллок и Франц Клайн. Это все художники, отображающие процесс творчества. Их интересовал именно сам момент создания картины. Она как бы являлась продолжением их тела. — Кейт остановилась. — Подождите минутку. Подождите, черт возьми, одну минутку! Так ведь это же моя диссертация — картина как продолжение физической сущности художника.
— Откуда он мог об этом знать? — спросил Браун.
— Это сказано на суперобложке моей книги, и не сомневайтесь — она у него есть. — Глаза Кейт расширились. — Господи, мне сейчас пришла в голову ужасная мысль. А не собирается ли он доказать мне прозрачность своей идеи тем, что проиллюстрирует это положение диссертации?
— Не понял, — сказал Браун.
— Картина является как бы продолжением тела художника. Так вот, он может использовать тело — не свое, а жертвы, — чтобы им написать картину. — Теперь Кейт видела это перед собой совершенно отчетливо, словно он стоял рядом и шептал на ухо. Как будто она могла читать его мысли.
— Как он это сделает? — спросила Слаттери.
Кейт пожала плечами:
— Не знаю.
— А с кем? — спросил Мид.
Кейт вернулась к репродукциям картин де Кунинга.
— Это должно быть указано здесь. — Она потянулась за лупой и еще раз внимательно изучила репродукции. — Вот посмотрите. Он сюда кое-что добавил. Точно так же, как на репродукции работы Кинхольца. Очень нечетко, но… — Кейт протянула лупу Миду. — Вот здесь. На левой картине он нарисовал маленькую бабочку и почтовую марку. Видите?
Мид кивнул.
— Что это значит?
— Не знаю, — ответила Кейт. — Помогайте, друзья.
— Насекомые? — предположила Слаттери.
— Почтальоны, — сказал Мид.
— Но какая между ними связь? — Кейт повернулась к нему. — Я знаю, Рэнди, что здесь не курят, но если я сейчас не выкурю сигарету, то обязательно взорвусь.
— Курите, — разрешил он.
Кейт прикурила, вдохнула дым. Задумалась.
— Так что же связывает бабочку и марку?
— Они обе маленькие, — сказал Мид.
— Не все, — возразил Браун. — Мой дядя собирает бабочек. В его коллекции есть две очень большие.
— Коллекционирует… — Кейт выдохнула дым в потолок. — Люди коллекционируют марки и бабочек. Черт возьми! Конечно же! В последний раз у него была галерейщица, она занималась продажей картин. А теперь будет коллекционер! Вернее, два коллекционера. Он завершает свою композицию. Художник, музейный работник, галерейщица, теперь коллекционеры.