Никогда не было, но вот опять. Попал 3 (СИ)

— Все целы?
— Никого не задело. Пуля у меня возле уха свистнула и в ширму попала, — возбужденно проговорил Моня — Эммануель.
После его слов все разом загомонили, переживая поздний испуг. Я, давая эмоциям артистов выплеснуться, положил в карман трофейный пистоль, поднял с пола тросточку-ножны, спрятал клинок и посмотрел на небольшую дырку в штанах.
— Вот гад! Штаны попортил, — пробормотал я и сунул палец в дырку от пули. Палец наткнулся на мокрую ткань кальсон. «Никак уписался с испугу» — мелькнула мрачновато — юморная мысль, но палец был вымазан в крови. Блин! Неуж — то ногу гад прострелил? Нога сразу заболела. Я осторожно подвигал ею, оперся на неё. Держит! Значит вскользь пуля прошла. И на этот раз повезло! А вот в следующий раз может и не повезти. Схлопочу свинцовую примочку в лобешник и пипец котенку. Избавится система от раздражающего фактора. Ладно! Не фиг предаваться рефлексии, пора закрывать балаган.
— Куртизанка — это стихия в цивилизованном облачении. Любая служанка может шлёпнуться на кровать и мужчины к ней прибегут. Источником подлинной власти является нечто более глубокое, чем красота. Клеопатра знала об этом. Феодосия, Аспазия — они могли соблазнить мужчину стоя в двадцати шагах, будучи одетыми с головы до пят.
— Как?
— Благодаря уму. Желание рождается в мозгу.
Диалог из кинофильма "Честная куртизанка".
  
Глава 16
 
Я вытер измазанный в крови палец о жилетку смирно сидящего Фомы и, чуть прихрамывая, прошел к замершим от неожиданности и быстротечности «военных» действий Саре и Иванцову. Постучал по столу тросточкой, призывая артистов угомониться и обратить на меня внимание, хотя те и так смотрели на меня во все глаза.
— Господа артисты, по независимым от нас причинам вынужден прервать наш смотр. Мне всё понравилась и Серафимой Исааковной будет выдана всем премия. А пока на сегодня всё. Всем спасибо! Все свободны! А вас Серафима Исааковна и вас господа, — указал я на Иванцова, Арнольдика и Моню, — попрошу остаться. Нужно будет заявление в полицию написать о нападении на артистов. А вы господа подпишетесь как свидетели. Господин Иванцов, набросайте текстик заявления, а я пока личными делами займусь.
Обернулся к парням, которые в своих масках — балаклавах выглядели довольно жутковато. По крайней мере несостоявшиеся «рэкетиры» впечатлились основательно. А чего они хотели? «Буря и натиск» это вам не фунт изюма. Я не знаю, что имели ввиду немецкие литераторы восемнадцатого века, обозвавшись так, но пацаны проиллюстрировали это пафосное название на пятёрку.
Чёрт! Ну и чепуха лезет в голову, а нога-то болит все сильнее.
— Грин, бинтик брось, — негромко попросил я. Платошка — хозяйственный мужичек, был у нас наподобие армейского старшины. Я был абсолютно уверен, что «индпакет» у него в карманах припрятан. Тот, молча, порылся у себя за пазухой, достал упакованный в бумагу бинт и бросил мне. Я довольно ловко поймал пакет и, положив его на стул, стал, под заинтересованными взглядами артисток, стал стягивать с себя штаны с кальсонами.
Я бы при необходимости без всякого стеснения разделся перед ними догола, но в данном случае светить голым задом мне необходимости не было. Под штанами и кальсонами я давно уже ношу нормальные семейные трусы, пошитые мне нашей портнихой еще в прошлом году. А как иначе? Я же никакой-то там хрен с бугра, а самый настоящий прогрессор, несущий высокую моду в крестьянские массы. Так что обломались любопытные девки. Не видать им голой комиссарской задницы.
Шутки шутками, а нога-то реально болит. Стянув штаны до колен, я несколько взбодрился. Пулька чиркнула по поверхности бедра наискосок снизу вверх, оставив на ноге глубокую кровоточащую борозду. Я разглядывал эту царапину и не знал, что с ней делать. Перевязать, но при ходьбе повязка обязательно сползёт. Оставить так, тоже плохо, грязь попадет и ранка воспалится, да и кровь все ещё выступает. Хорошо бы обеззаразить, а то мало ли что там в кармане у Фомы пуля на себя нацепляла.
 
— Господа! — ни на что не надеясь, обратился я к мужикам. — У вас случайно водки или самогонки не найдется?
Иванцов с Арнольдиком удивлённо переглянулись и уставились на Моню. Тот отрицательно покачал головой. Тогда Иванцов вздохнул, достал из внутреннего кармана небольшую фляжку и подал мне.
— Вот возьмите. Там немного ещё есть.
— Павел Степанович, вы просто гений, — обрадовался я.
Открыл крышечку и понюхал. Пахло водкой, но на всякий случай спросил:
— Водка?
— Водка, водка! — успокоил меня старик.
Я отдал крышечку хозяину и, собравшись с духом, полил ранку водкой. Шипя от боли сквозь стиснутые зубы, протянул Иванцову его фляжку с остатками жидкости и, сдавив пальцами ногу выше ранки, тихонько матерился, пережидая. Наконец действие антисептика закончилось и, сняв с бинта бумагу, открыл маленький бумажный пакетик с мхом, который ещё в Сосновке выделила нам знахарка в качестве антисептика. Мы рассыпали его по пакетикам и завернули вместе с бинтом. Получился готовый индивидуальный пакет, который можно быстро применить при ранении.
Засыпав сушеным мхом ранку, я стал примериваться как бы ловчее её забинтовать. Три мужика и мадам с недоумённым интересом наблюдали за моими потугами. Наконец Саре надоело смотреть, как я уже в третий раз пытаюсь наложить на рану ткань и она, молча, отобрала у меня бинт и довольно ловко и туго замотала мне ногу. Вынула откуда-то из складок платья небольшие ножницы, разрезала конец бинта вдоль и завязала его на ноге бантиком. Я поблагодарил мадам за помощь и стал натягивать штаны на положенное им место.
— Алексей! Зачем вы это сделали? — неожиданно спросил Иванцов.
— Что сделал? — не понял я вопроса.
— Водкой зачем рану заливали? Больно же, — и он потряс своей фляжкой, которую так и держал в руках.
Я изумлённо на него уставился. Шутит старик что ли? Да нет, вроде не шутит. Это скорее я туплю. Когда там венгерский акушер врачей руки хлоркой заставлял мыть? Точно не помню, но не так чтобы очень давно. А его коллеги загнобили, даже, кажется, в дурдом загнали. Но это не точно. То есть профессиональные врачи еще вчера про антисептик ничего не знали и знать не хотели, тогда что спрашивать с провинциального любителя литературы.
— Да какая это рана, Павел Степанович. Так царапина глубокая. А водкой полил, чтобы не загноилась, — ответил я, наконец, справившись со штанами и ремнём.
— Шерстью горелой пахнет, — сказала вдруг Сара-Серафима.
Я потянул носом воздух. Действительно, горелым тянет. Оглядевшись вокруг и не найдя следов возгорания, обратил внимание на машущего руками Фому Хорькова, которого Архипка довольно жёстко удерживал с помощью нунчак. Тот явно хотел нам сообщить, что-то важное, но не мог выговорить ни слова. Увлекшийся зрелищем, Белый пережал ему гортань. Глядя на него, я понял, где подгорает.
— Шварц полушубок с него сними, — скомандовал я.
Тот недоуменно на меня посмотрел, но команду выполнил. Убрал с горла придурка нунчаки и сдернул с того полушубок. Освобожденный мужик заорал дурным голосом и стал хлопать себя по штанам в районе паха. Архипка держа в левой руке нунчаки, а в правой кожушок страдальца, с обалделым видом наблюдал, как над полушубком вьётся сизый дымок. Появившийся небольшой язычок пламени, получив доступ к кислороду, стал весело разгораться.
Архипка тупил не долго. Бросив на пол кожушок, он быстренько устранил начинающийся пожар. Можно сказать, не дал «искре возгореться в пламя». Всё это выглядело довольно забавно, но «пожар в борделе во время наводнения» стал меня немного напрягать и пора было со всем этим кончать.
Посмотрел на Архипку топающего сапогами по полушубку Фомы. Посмотрел на хозяина злополучного предмета одежды, который, затушив тлеющие штаны, шипел сквозь зубы. Видимо немного прожарился. Оглянулся на мадам с мужиками и артисток, которые никуда со сцены не ушли, а наоборот сгрудились у края и во все глаза смотрели на происходящее. Ну еще бы! Такая развлекуха! Прогнать их что ли? А черт с ними пусть смотрят, может побаиваться нас будут.