Никогда не было, но вот опять. Попал 3 (СИ)

— Денег хватило? Артистов голодом не морите? Нам нужно, чтоб они были бодры и веселы.
— Пока хватает, и артисты не бедствуют, а некоторые так и вовсе жируют.
При этих словах мадам недобро уставилась на своего братца, который вдруг принял вид нашкодившего кота. Так-так! Михель явно напрашивается на выволочку. Ну что же, за мной дело не станет.
— Мадам, если я правильно понял ваш намек, братец ваш излишне внимателен к некоторым артисткам. И это оказывает разлагающее действие на весь коллектив. Я прав?
Сара несколько удивленно взглянула на меня, видимо не сразу поняв, что я сказал, но немного тормознув, кивнула:
— Все правильно вы поняли. Я тебя Михель предупреждала, не лезь к артисткам, но ты ни одной юбки пропустить не можешь. Теперь Марфушка Кротова говорит, что беременна и на тебя кивает.
— Так! — протянул я. — А Марфушка кто у нас?
— Певица. Хорошо русские песни поет.
— Певица это ладно, ей приплясывать не надо. Лишь бы ваши танцовщицы не беременели, а то кто плясать будет?
— А он и до танцовщиц добирается. — сдала братца Сара. Видимо достал толстяк.
— Вот как! — ледяным тоном произнес я и постарался посмотреть на Михеля своим фирменным взглядом. Тот немного испугался, но, на мой взгляд, испугался недостаточно.
Меня немного смешил испуг этого крупного мужчины, да что там говорить, я его прекрасно понимал. Трудно удержаться от соблазна, когда перед твоим носом, крутят задницами довольно симпатичные и главное доступные девицы. Но как говорится всему свое время и место. И потом лишний раз попугать этого лишенца всегда полезно и для сестрицы его будет поучительно.
Посмотрев бездумным взглядом сквозь него, я проговорил очень холодным тоном, четко проговаривая слова.
— Что же вы любезный, работниц мне портите. Они денежки мне должна зарабатывать, а вы их брюхатите. А?!
Тростью с размаха врезал по столу прямо перед опешившим толстяком. Тот в испуге откинулся на стуле. Я поначалу только изображал бешенство, но вдруг почувствовал, что меня и вправду захватывает волна какой-то не контролируемой ярости. Выхватив из тросточки свою недошпагу, принялся колотить клинком о край стола, в опасной близости от штанов Михеля.
— Ах ты сучий потрох! Девок портить! — орал я, пытаясь, вернее делая вид, что пытаюсь уколоть бедного Михеля в его самое уязвимое место. Мне всё таки удалось обуздать внезапно охватившее реальное бешенство, и я, несмотря на красный туман в глазах, с трудом, но контролировал себя. Раздавшийся позади испуганный возглас, окончательно привел меня в чувство. Я оглянулся. Бедная Сара-Серафима с белым от испуга лицом с ужасом смотрела на меня.
— Прошу прощения мадам. Не сдержался. — хрипло сказал я и спрятал клинок обратно в трость. — Еще раз прошу покорнейше простить. Но должен сказать, что ваш братец сущий болван. Я ведь его чуть было не лишил самого дорогого.
Я помолчал немного, и, повернувшись к сползшему со стула Михелю, сказал:
— Любезный, если вы тут приметесь плодить бастардов, то, в конце концов, придётся вас кастрировать. А что касается Кротовой, то если она действительно беременна, вам придется оплатить ей декретный отпуск и алименты на ребенка, а кроме того выплатить нам с Серафимой Исааковной неустойку за время, что Кротова будет вынуждена не работать. Ясно?!
Я посмотрел на Михеля и понял, что говорил почти зря, тот смотрел на меня круглыми глазами и икал. Я вдруг сообразил, что слова «декретный отпуск» и «алименты» ещё не известны в этом мире и будь Михель в полном здравии и тогда бы он ничего не понял. Придется говорить с мадам.
— Серафима Исааковна, я прошу вас проследить, чтобы братец ваш не вредил упомянутой Кротовой. В ином случае я строго с него спрошу. И позвольте откланяться.
Я снял со стула свое пальто, выходя, повернулся к женщине и сказал:
— Я тут вынужден уехать, но завтра или, в крайнем случае, послезавтра к вам подойдет мой паренёк и вы с ним порешаете все вопросы.
В салоне, глянув на Илью, вспомнил, что так и не узнал продаются ли дарьины акварельки. А спрошу-ка у Илюши:
 
— Илья Ефимович! Скажите мне про картинки. Их покупают или нет?
— Плохо покупают, всего четыре штуки продали. Дорого говорят. Хотя смотрят.
— Понятно. И еще вопросик. Какая фамилия у Серафимы Исааковны?
Илюша изумленно на меня уставился и пробормотал:
— Иванова.
— Как — как?
— Иванова ее фамилия по мужу. Вы, что не знали?
— Теперь буду знать. Да, Илья Ефимович, привет тебе от Тора.
И я вышел на мороз, оставив Илюшу в недоумении.
  
Глава 12
 
Выйдя на улицу, я огляделся, решая куда направиться. Для начала надо избавиться от надоевшей маскировки, значит к дядьке Никифору. Двинулся к нашему временному дому, размышляя, что это такое было со мной. Я ведь натурально, чуть было не потерял над собой контроль и не прибил этого жирного идиота, хотя сначала хотел просто того попугать. И, похоже, у меня получилось. Попугал! Еще и мадам не на шутку испугалась. Может это и хорошо, а то она вон как разоделась. Наверное соблазнить хотела «душку» Бендера, а тот как «озверину» выпил. Вспомнив, что я там говорил и орал, чуть было не засмеялся в голос. Смешно и немножко стыдно.
Да черт с ней с этой семейкой! Я остановился, вдруг осознав, что слишком увлекся размышлениями и свернул не туда. Оглядевшись, решил вернуться на знакомый путь, а не блуждать по незнакомым улочкам, рискуя зайти в тупичок, коих здесь было достаточно.
Повернул назад и только вышел из-за угла как меня чуть не сбил врезавшийся в меня пацан лет десяти. Успел его поймать за ворот, не дав упасть. Тот постарался освободиться, но я держал крепко и не отпускал.
— А ведь я тебя знаю. — вглядевшись в веснушчатую физиономию, уточнил. — Ты Лёвчик Гуревич?
— Пусти! — старался вывернуться пацан. — Я не Гуревич!
— Не Гуревич? А кто же тогда?
— Иванов я. — продолжал вырываться пацан. — Пусти!
Сынишка нашей мадам? Я снова внимательно посмотрел на мальца. На мать не похож, чисто русская физиономия.
— А скажи-ка мне, Лёвчик Иванов, кто надоумил тебя за мной следить? Да не трепыхайся ты. Пока не скажешь не отпущу. Ну, так кто же? Дядька Михаил или мамка твоя?
Пацан исподлобья посмотрел на меня и нехотя сказал:
— Илюха послал. Сказал, что если я узнаю куда ты пошел, он гривенник мне даст.
— Гривенник! — удивился я. — Зачем тебе гривенник?
— Леденцов купить хочу. Пусти!
— Во как! Ну, тогда пошли.
— Куда это? — стал упираться парнишка.
— Да вон в магазинчик зайдём. — указал я на стоящую не вдалеке лавчонку. — куплю тебе леденцов.
Тот недоверчиво на меня посмотрел, но пошел. Тем более деваться ему было некуда, воротник его я не отпускал. В магазинчике я, наконец, отпустил мальчишку.
— Выбирай, что хочешь.
Тот быстро огляделся и заворожено уставился на оранжевую горку. Ну, конечно же — апельсины, кто ж перед ними устоит.
— Любезный. — обратился я к продавцу, или их здесь называют приказчиками? Хотя если судить по внешности — типичный приказчик. Коричневый жилет под ним рубаха в горошек на выпуск, и причесон с пробором посредине головы.
— Любезный. — повторил я. — Подай-ка нам пяток вон тех оранжевых мячиков. — указал я на апельсины. — Ну и вон ту коробочку с леденцами. Апельсинчики упакуй в бумагу, чтобы не рассыпать.
Приказчик, ничуть не удивляясь, ловко упаковал апельсины. Перевязал упаковку бечевкой и вручил мне вместе с коробочкой леденцов. Рассчитавшись, я вывел малолетнего «топтуна» на улицу, вручил ему купленные «вкусняшки», добавил монетку и сказал:
— Вот тебе двугривенный. Если Илюха тебя ещё раз попросит за кем-нибудь проследить, то посылай его подальше.
— Куда подальше? — не понял тот.
— Вот так прямо ему и скажи: «Иди-ка ты братец на …»! В общем, далеко посылай. А сейчас давай дуй домой.
Парнишка постоял несколько секунд в недоумении, а потом до него видимо дошло. Он засмеялся, сказал: