Тайна замка Морунген (СИ)

— Вы знаете, что он не погрузился полностью в магнетический транс и чувствовал, как вы его… кромсаете? — спросила я с усилием. У меня сжималось в груди, волоски на затылке встали дыбом. Рассказ Кланца был страшен в своей простоте и правдивости.
— Да, — помрачнел он. — Операция не обошлась без последствий. Август долго привыкал к боли, которая стала его постоянным спутником. Но Август поразил меня своим терпением и мужеством. Не каждый на это способен.
— Боль стала его постоянным спутником? — переспросила я.
— Да, — Кланц глянул на меня с недоумением. — Из-за какого-то дефекта в моем изобретении или в эфирной реплике он постоянно чувствует боль в груди. Она не влияет на работу механизма и не представляет угрозы. Не знаю, насколько она сильна. Август говорил, боль терпима. Он научился с ней жить. Описывал ее так: будто шестеренка с острыми зубцами постоянно проворачивается у него в груди, щелкает на три такта, и он чувствует ее движение. Разве он вам не рассказал? Вы же следили за его механическим сердцем. И вы отлично справлялись со своей работой.
— Да… — медленно сказала я. — Он действительно это упоминал. Он говорил, что боль проходит в моем присутствии.
— Не исключено. Вы со своим даром как камертон, который настраивает и исправляет допущенные мной неполадки.
Это откровение стало еще одним потрясением. Августу нужно мое присутствие, конечно! Оно избавляет его от боли. Я для него — лекарство. Вот как… вот в чем причина его интереса ко мне… вот почему он хотел проводить со мной больше времени.
Я помотала головой, чтобы прийти в себя, и спросила:
— Почему Август отказывается, чтобы вы и дальше помогали ему?
— Причина нашей размолвки… сложно сказать, в чем именно она заключалась. Полагаю, вы уже хорошо изучили Августа. У него железные принципы, несгибаемый характер и крутой нрав, который он умело прячет под ледяной коркой. И вы наверняка знаете, что Август избегает любых привязанностей. Действует только в своих интересах. Он не эгоист, как я, но редко учитывает желания других людей, когда ставит перед собой цель.
— Это не совсем так… — вставила я. Сначала Железный Полковник показался мне именно таким, каким его описал Кланц. Но когда узнала его ближе, увидела другим.
— Я допускаю, что жизнь и перенесенные испытания смягчили Августа, но верится в это с трудом. — Кланц замолчал и подкрутил фитиль в светильнике; он пристально смотрел на пламя, глаза его затуманились, обратившись в прошлое.
— Август был именно таким в то время, когда я принимал живое участие в его судьбе, и могу предположить, что годы лишь закалили его и сделали еще тверже.
После этих слов старый мастер горько вздохнул.
— Он редко говорит о том, что беспокоит его, поэтому о мотивах разрыва со мной я могу лишь догадываться. Но вот, что он сказал: «Вашим подопытным кроликом я не буду. Вы получили что хотели, и довольно с вас». Мы наговорили друг другу много других неприятных вещей. В те годы я был весьма вспыльчив. Простительно для мальчишки, но непростительно для старого ученого.
— Но что-то заставило его сказать это, не так ли, мэтр Кланц?
— Вы проницательная девушка! Да, разумеется. — В голосе Кланца появились неуверенные нотки, как будто он стыдился говорить дальше. Но все же он продолжил.
— Когда я заключил договор с Августом, я предполагал, что смогу и в дальнейшем следить за работой его механического сердца. Использовать полученный опыт, чтобы создать еще более совершенные протезы для моих клиентов. Первое время все шло, как задумано.
После того как умер его отец, несмотря на лечение, оплаченное моими деньгами — и я предполагаю, что это стало еще одной причиной разочарования Августа — мальчик приехал в столицу. Я поселил его у себя, подсказал, как правильно вложить деньги, помог осуществить его мечту — стать офицером. И я беспрестанно изучал работу механизма, помещенного в живое, крепкое юношеское тело.
Я написал трактат, взялся за новые разработки. Но все планы пошли прахом, когда Август взбрыкнул и уехал. Я следил за его судьбой издалека, писал ему, умолял вернуться… не скрою, для этого были у меня и другие причины. Я стал видеть в нем сына, которого у меня никогда не было. Моя привязанность только крепла с годами. Теплилась надежда, что он отвечает мне взаимностью. Увы. Поэт бы сказал… — Кланц усмехнулся, — что железное сердце не трогают мольбы и уговоры. После нашей размолвки — лет десять назад — он пару раз приезжал ко мне на осмотр — из нужды, не по желанию — и был очень холоден и молчалив.
 
— Странно, — пробормотала я.
— Ничего странного, Майя. Августу была нужна свобода. Независимость. В том числе от меня, его создателя. Он тяготился мной и не одобрял те принципы, которыми я руководствовался в работе. Я не всегда уважал закон и часто прибегал… к недозволенным приемам.
Я же получил хороший урок на старости лет. Когда занимаешься наукой, нужно полностью исключить чувства. Не привязываться к объекту своего исследования, как привязался я. И выбирать более покорный и безвольный объект. Или такой, который полностью разделяет мои устремления. Я привык видеть подобную покорность и увлеченность от жены, и невольно ждал того же от Августа. Так глупо… Мэтр Кланц старый дурак.
Я покачала головой и постаралась вернуть его к тому, что волновало меня больше, чем муки совести одинокого старика.
— Но вы говорили, что теперь сердце Августа может остановиться в любой момент.
— Верно. После отъезда Августа я продолжал опыты. Хотя это стало труднее после смерти жены, моей верной помощницы. Были эксперименты и до встречи с Августом — на животных и птицах. Потом я пару раз пытался… спасти обреченных людей. И вот что я установил…
Кланц замолчал, нажал на скрытый рычаг — верхняя панель стола раскрылась, как крылья бабочки, выдвинулся потайной ящик, откуда Кланц извлек кипу пожелтевших бумаг и бросил на стол. Он любовно перебрал несколько листов.
— Чертежи и записи Жакемара были неполными. Главная проблема таких протезов в том, что с течением времени симпатические связи между организмом и механизмом ослабевают. И тогда — конец. Жакемар писал о сроке в двадцать лет. Мои подопытные тянули меньше. Железное сердце бьется в груди Августа уже семнадцать лет.
— Но что можно сделать?!
— Вы заглядывали в грудную клетку Августа. Вы видели мой механизм и хорошо изучили его.
— Нет, мэтр Кланц. Я не понимаю, как он работает. Я видела часовой механизм с пружиной. Это знакомо. Но остальное… тайна для меня.
— Вы видели кристалл? Это обычный хрусталь, заряженный эфирной аурой… других живых существ. Он помогает укрепить симпатические связи. Но его заряд не вечен.
— Его можно заменить? Подзарядить?
— Вы ловите суть. Скажу откровенно: я не знаю! Он подстраивается под первоначальный энергетический контур тела, замена может иметь катастрофические последствия. Как бы вам это объяснить… впрочем, вы часовщица, поймете. Что будет, если вместо истертой шестеренки поместить в часы шестеренку от других часов, неподходящую по размеру или качеству, с другим количеством зубцов? Механизм пойдет вразнос.
— Да, понимаю.
— Но мастер Жакемар узнал секрет вечной работы механизма! Он писал об этом. Однако записей я не нашел, хотя уверен — они там, в замке Морунген! Жакемар писал и об этом. Я надеялся найти решение самостоятельно, изучая работу сердца Августа, но глупый мальчишка лишил меня этой возможности.
— Выходит, вы поместили ему в грудь непроверенный механизм? Тот, что не подлежит ремонту в случае поломки?
— Так бывает в науке. Мы нащупываем путь, иногда вслепую.
 
— Вы рассказали Августу об этом?
— Да. Кхм… потом. Мне показалось, он не поверил. Решил, что это уловка, призванная удержать его. Кроме того, мое опасение все же может быть ложным.
От злости стало жарко.
— Вам нужно было сразу предупредить его о возможных последствиях.
— Не вините меня, Майя. Август знал, на что шел. Я вообще не был уверен, что операция закончится успешно. И это Август тоже знал. Одно дело — собака, которой я заменил кости на железные, а сердце на механическое. Другое дело — ребенок.