Сотня золотых ос (СИ)

Отвлечься мыслями о Ренцо и плане не удалось. Бэл протащил его за рингом, там, где не было камер, и Рихард понимал, что парень очень старается угодить, но раздражение все равно рванулось в сознании, глухое и безжалостное.
На белоснежном ринге темнели красно-рыжие полосы. Огромный черный пес, брыластый, со свежими срезами на месте ушей и хвоста, трепал трехцветную дворнягу. Судя по всему — дохлую. Но раздражали Рихарда не собаки, а ритмичный шум из зрительного зала, накатывающий в такт движениям головы черного пса.
Свиньи. Тупые и жадные до крови. Если бы Рихард сам не помогал их начальству поддерживать рейтинги — обязательно занялся бы рассылкой заявлений карабинерам, в санитарные инспекции и общественные организации. Десяток инспекций навсегда очистили бы старые катакомбы от этой швали.
На пороге переговорной Рихард обернулся. Пес так и не разжал зубы, только ринг, под разочарованный гул из зала, начал уходить в затемнение.
Значит, минуту назад дворняжка еще была жива.
В переговорной было тихо. Темные желтые лампы имитировали живой свет, а на велюровых диванах серебрились защитные чехлы, которые Бэл начал торопливо срывать. Ренцо точно трясся над дорогой обивкой, судя по складкам, гостей попроще сажали прямо на чехлы.
Рихард хотел поторопить Бэла, но не стал. Каждая минута промедления — это шанс для Марш доделать то, что она задумала. По дороге к катакомбам Рихард проверил, выпустила ли она какие-то материалы, но не нашел ничего лишнего. Над взрывом посмеялись в нескольких конвентах, в нескольких решили, что у «Сада» проблемы с генераторами. Здесь обсуждения расходились — одни ругали правительство за то, что в медицинской организации такие проблемы с электричеством, другие обвиняли руководство центра в хищении бюджетов на ремонт. Рихарду было что ответить и тем, и другим. Рейтинг «Сада» на табло даже немного увеличился. Большинство посчитали это шуткой или поводом для сочувствия.
Но Марш явно хотела не этого. Рихард не хотел ждать, пока ей в неподдающуюся лечению голову придет сигнал из космоса, или каким там импульсам она подчинялась. Нужно было замять эту историю как можно быстрее.
Нужно было. Но почему-то Рихард молча смотрел, как Бэл срывает чехлы и расправляет морщинки на подушках, и не находил в себе сил его поторопить.
Наконец, он ушел. Рихард не глядя сел на край ближайшего кресла и взял со стола планшет, подключенный к местной сети.
— Аве Аби, — мрачно позвал он. — Аве… не подключили? Ну, так даже лучше…
Он отвык искать информацию вручную. Поисковая строка жадно глотала черные буквы, лишь на миг появляющиеся на экране. Значит, здесь хорошая защита и запрос нигде не сохранится. Это было славно, можно было даже потерпеть пустеющую строку.
Доступ к профилю Марш планшет нашел довольно быстро и выплюнул его на внешний, виртуальный экран.
— Ага… славно… репорты, репорты… надо же, и за оскорбление карабинера три есть, а откуда же у тебя столько рейтинга…
Он быстро дошел до короткого списка ачивок и достижений. Среди мусора вроде редких бронзовых медалек за неделю без вредных привычек серебрилась единственная, драгоценная оса.
Конечно, связанный с ней эфир был закрыт. Рихард бросил быстрый взгляд на дверь. Пожалуй, у него есть пара минут на то, чтобы его взломать. У него остался ключ к ее профилю. Он оставлял ключи к профилям всех пациентов, именно на такие случаи.
Он не знал, имеет ли это хоть какое-то значение. Ос такие, как Марш получали или за порнографические эфиры, или за трансляции с безумными выходками «на грани законности». Один парень ел живых утят, и это подходило Марш больше, чем порнография.
Ее лицо медленно сгущалось в воздухе, и Рихард сразу понял, что порнографического эфира не будет. Он медленно положил планшет на стол, так, чтобы Марш сидела перед ним. Она улыбалась, и Рихард вдруг подумал, что не верит Даффи. Потому что кому-то другому ее взгляд мог показаться безумным, но он видел, что Марш напугана и очень несчастна. Даже расширенные эйфоринами зрачки не делали ее лицо безумным.
 
Он понял, что сейчас произойдет только когда она поднесла лезвие к уголку глаза, а за его спиной звякнул фарфор.
Рихард не отрывал взгляд от записи, только коротко кивнул девчонке, которая поставила перед ним поднос. Точно, он ведь сказал принести чай.
Рихард досмотрел эфир до конца. Потом медленно смахнул запись — белый пол, красные пятна и белое лицо, которое так и не стало безумным — и встретился глазами с Ренцо, который сидел в кресле напротив.
— Я ее знаю, — невозмутимо доложил он.
Когда Рихард последний раз видел Ренцо, у него были золотые волосы. Теперь он выбрал более сдержанную черную краску, наверняка потому что в моду вошла подчеркнутая национальная идентичность. Наверняка ему пришлось заказывать генетическую экспертизу, а потом лезть в сеть за уточнениями — никто давно толком не помнил, к какому народу принадлежит и какие у этого народа были традиции.
С золотыми волосами или с черными, Ренцо остался изворотливым лживым говнюком. Значит, они договорятся.
— Вот как, — отозвался Рихард. Хотел потянуться к чайнику, но не удержался и провел ладонью по глазам.
Он бы пожалел ее. Конечно, он сделал все, что мог, и никто, даже Марш Арто не мог требовать от него большего. Но всего пару часов назад он видел другой эфир. Анни вышла бы из центра и научилась сажать цветы. Марш ничему не научится, Марш — несчастная, но совершенно отмороженная сука. Рихард в этом только что убедился.
А все же. Как жаль, что так вышло.
— Она приходила недавно, — задумчиво сказал Ренцо. — Угрохала оцифрованного лабора.
— Чего хотела? Поднять рейтинг? — лениво поинтересовался Рихард, чувствуя, как все сожаления исчезают, и на смену им приходит безжалостный расчет.
— Нет, — напряженно ответил Ренцо. Он явно не хотел говорить правду, но все-таки побоялся соврать. — Хотела запчасти. Аккумуляторы со старых лаборов и накопители.
Рихард улыбнулся и дотронулся до теплой фарфоровой ручки. Налил чай, давая себе время подобрать слова, а потом сказал:
— Сегодня в «Саду» взорвали башню.
— Башню? Исповедальню? — удивился Ренцо.
— Да, именно ее. Как ты думаешь, кто ее взорвал? И откуда у кого-то реактивы и накопители для взрывчатки?
— Она у вас лечилась? — деловито спросил Ренцо.
— Лечилась. Как видишь, не долечилась. Поставь глушилку и положи руку на диван. Это не под запись.
Ренцо поморщился, но глушилку на стол поставил. Метнул на Рихарда ненавидящий взгляд, а потом, улыбнувшись, достал из кармана кусочек пленки. Закрыл датчики Аби и опустил руку.
— И чего вы хотите?
Рихард объяснил. Слов ему потребовалось немного, но с каждым Ренцо бледнел все сильнее, а лицо у него стало совсем как у Марш на записи. Наверное, если бы Рихард растянул свой план еще на пару минут — парень бы растворился в воздухе.
Это было почти забавно.
— Если я не ошибаюсь, вы получили разрешение на переезд в Средний Эддаберг, — наконец сказал он.
— Не ошибаешься.
— Мистер Гершелл… Позвольте мне уточнить… в какое положение вы меня ставите, — начал Ренцо, под конец вернув голосу невозмутимость. — Не скрою, что наше сотрудничество все эти годы было весьма и весьма плодотворным. Но теперь возникают некоторые… трудности. Во-первых, когда вы уедете, вы не сможете помогать мне и моей команде.
Рихард ободряюще улыбнулся и кивнул.
Ренцо требовались постоянные прибавки к рейтингам и зеленый уровень социальной привлекательности, чтобы карабинеры обращали на него как можно меньше внимания. Рихард раз в полгода писал отчеты об успехах бывшего выпускника и подписывал справки о прохождении им обследований и новых программ. Ренцо то поправлял ментальное здоровье, то проверял уровень стресса, то занимался самоанализом для выявления причин возникновения нереализованного негатива. Согласно отчетам, Ренцо, а так же вся команда организаторов Стравок, больше чем наполовину состоявшая из бывших выпускников «Сада», были исключительно здоровыми, уравновешенными и благонадежными людьми.