Сотня золотых ос (СИ)
Она написала?
Да какая разница.
— Аве, Аби! — она подмигнула Рихарду Гершеллу на экране. — Покажись!
Не глядя вытянула руку. Почему раньше она ненавидела Аби? Бесси права, он отличный парень. И глаза у него хитрые — Марш нравились мальчишки с хитрыми глазами. Они всё понимали, не то что Освальд и Даффи. С ними было о чем поговорить.
— Мне больно, дружочек, — сообщила она Аби, отвернувшись от экранов. — Что мне следует сделать?
— По рекомендациям, утвержденным медицинскими и правовыми ассоциациями, вы можете обратиться к дежурным врачам или в ближайший аптечный пункт.
— Нет, Аби, — жалобно сказала она. — Не так больно. Ну ты же знаешь.
— Если вы столкнулись с правонарушением, вы можете отправить репорт, сделать заявление или обратиться к карабинерам, — нудно отчитался он.
Марш поморщилась. Стоило проводить с ним побольше времени — она так и не научила мальчишку нормально разговаривать.
— Ты, с конвента, — позвала она. — Покажись. А ты, Аби, скажи, что делать, если я могу устроить потрясающую… акцию, и мне больше не будет больно.
— Согласно рекомендациям в вашем профиле, вам следует чаще сублимировать в творчество ваш нереализованный негатив, — одобрительно отозвался Аби. И улыбнулся ей — хорошо так, ободряюще.
Отличный парень! Хороший, все понимает.
— Но это будет не творчество, — призналась она, поднимая руки.
Сдаюсь. Хочу быть порядочным членом общества и делать то, что говорит Аби.
— Зачем ты его обманываешь? — поморщился ее аватар. — Давай, скажи ему прямо, со всеми словами, на которые у него прописаны триггеры. Пусть он начнет запись — тогда это будет честно.
— Взрыв-протесты-терроризм, — невозмутимо отозвалась Марш. — Ну-ка, скажи мне теперь, дружочек, что мне следует сделать — устроить акцию, которая принесет мне облегчение, или продолжать предаваться саморазрушительным — Леопольд так сказал, доктор! — привычкам?
— Ваша акция имеет политическую подоплеку, подразумевает протест, резкую и публичную критику власти и — или — человеческие жертвы? — проскрипел Аби.
— Нет, — честно ответила Марш. Она знала, что в этот момент Аби ведет запись, которую сохранит в ее профиле, и эту запись карабинеры смогут использовать против нее.
А будет забавно, если она сейчас сидит в аэробусе и все на нее смотрят! Нет, тогда шли бы очки симпатий и репорты.
Аби не отправит запись карабинерам, если она будет отвечать честно. Анализатор убежденности сейчас прокручивает ее ответ, разбирая все вибрации голоса, изменение оттенка кожи, температуры тела и размера зрачка.
Она не боялась. Она ведь сказала правду. Плевать на сенатора Кьера — кто это вообще? Плевать на власть, Марш даже не знала имен большинства политиков. И людей убивать она не собиралась.
Она обернулась к экранам.
Какие у Рихарда ясные глаза. Можно подумать, что трансляцию с подготовленными аватарами смотришь, а не живой эфир.
Неприлично в таком возрасте иметь такие чистые глаза и белые зубы, господин Гершелл, особенно неприлично, когда ваши бывшие коллеги травятся синтетическим морфином.
— Ваша акция под-д-дразумевает причинение вр-р-реда здоровью кого-либо? Участники ваш-ш-шей акции имеют представление о ее сути? Они уч-ч-частвуют добровольно? — протараторил Аби, забарахлив от непривычной нагрузки.
Бедненький, заикается! Она даже искусственный интеллект довела до заикания, вот такая она дрянь.
Впервые в жизни Марш этим так искренне наслаждалась. Смириться. Почему Леопольд не сказал, что так можно?
Может, он тоже был жестоким? Не хотел, чтобы она вылечилась? Ах, господин Вассер, неужели вы такой же негодяй, как и все остальные, почему вы не сказали, что можно просто не бороться?
Вы ведь в итоге так решили. Вы, вы первым сдались!
— Нет, все мирно, никто не пострадает, все участвуют добровольно и прекрасно знают, что мы будем делать, — широко улыбнулась Марш.
— Зачем ты над ним издеваешься? — удивился ее аватар.
Гершелл на экране тоже чему-то удивлялся. А аудитория на табло внизу экрана показала шесть миллионов. И она росла дальше.
Все любили скандалы и душещипательные истории. У Гершелла всегда было в избытке скандалов и историй. Ему надо было только соврать и поулыбаться, чтобы получить вдвое больше, чем Марш получила на экстремальном эфире.
… А все же — где она?
Хорошо бы дома. Марш хотела домой.
А где это — дома? Зачем она тут вообще сидит?
— Хочу общественного одобрения, — прохрипела она. Аби, аватару, Гершеллу и белым стенам, на которых побледнели черные надписи. — А ты что думаешь? Надо ли мне… устраивать акции?
— Аби не понимает полутонов, — аватар раздраженно пощелкал пальцами. Марш видела в собственных глазах настороженность, но по лицу отчетливо читалось, что Она-Прошлая понимает Себя-Настоящую.
И некоторые вещи Она-Настоящая помнила совершенно отчетливо.
— Но ты понимаешь. Он не поможет мне решиться. Ты помоги.
— Согласно рекомендациям, вам следует провести акцию, если она позволит вам справиться с нереализованным негативом, — довольно резюмировал Аби.
— Вот видишь. Теперь ты скажи. Ты-то понимаешь полутона.
— Что было под рукавом? — глухо спросил аватар.
— Четыре блока синтетического морфина на одной манжете, какие-то антибиотики — я не разобрала — на другой, и на третьей что-то из легальных эйфоринов, — отчиталась Марш. — Я по дороге пробила рецепты по базам. Леопольд сказал, что не умирает, может, и не врет.
— Так как ты сейчас не врет? — уточнил аватар. Марш-В-Прошлом поправила волосы и прищурилась, будто подставляя лицо яркому солнцу.
Марш любила наблюдать за собой со стороны. Она столько суетилась.
— Да, — ответила Марш. — Если его не убивает болезнь — его убивают лекарства, он это прекрасно знает. И не может их не принимать, как ты думаешь, почему?
— Потому что ему больно…
— А еще он боится смерти, — добавила Марш, удивившись, как мало значат сейчас эти слова. — Многовато эйфоринов на манжете.
— То, что ты хочешь сделать ему ничем не поможет.
— А мне? Кто Мне поможет? — тихо спросила Марш.
Потому что экстремальный эфир был для Леопольда. А взрывы — только для нее.
Марш-В-Прошлом поджала тонкие губы. Провела ладонью от запястья к локтю. Погладила себя по второй руке, словно представляя оковы манжет, полных дешевого синтетического яда.
И кивнула.
Марш торжествующе подняла левую руку. А правой ударила по панели.
…
Бесси ничего спросонья не сообразила — ее разбудил входящий вызов, а ей давно никто не звонил, и почему-то на экране был бледнющий парнишка, весь перекошенный, и он на нее кричал, требовал, чтобы она куда-то бежала и что-то делала.
Спустя пару секунд она поняла, что бежать нужно к Марш, а звонит ей Освальд, у которого рыжие волосы почему-то стоят дыбом, и ему совсем не шло. И выражение ужаса на лице его уродовало.
Бесси наконец поняла, что произошло что-то ужасное. Она бросилась в коридор не одеваясь, и даже забыв обуться. В шелковой пижаме было ужасно холодно, а может, и вовсе ни при чем тут шелковая пижама.
…
Марш не понимала, откуда раздается стук. Исчезли надписи на стенах, растаял стол с панелью и экранами, и белая тишина, без углов, без очертаний заполнила ее сознание целиком.
Ей это нравилось. Куда-то исчез Аби и ее аватар, и она по ним совсем не скучала.
Ей было хорошо. Марш гладила себя по лицу кончиками пальцев, и кожа была теплой и гладкой. Никаких проволочек. Только эта дрянь на глазу все портит. И еще стук в дверь.
Марш помнила, что всего на минутку прилегла на пол. Нужно было дать Рихарду наврать что-нибудь про взрыв — какое лицо у него был, когда она ударила по панели, какое лицо! — тогда уже публиковать манифесты. Завершить свою акцию, превратить ее в высказывание.
А что потом? Наверное, стоило поехать к Леопольду и вернуть куртку. Жаль он не может порадоваться разрушенной карьере Гершелла вместе с ней.