Лич на стажировке. Часть 2 (СИ)

Подселенец мне не ответил.
— Это такая страшная тайна, что мне ее лучше не знать? Или вообще бессмысленно рассказывать, потому что мы все равно эту нежить не найдем, а если и найдем, то не сможем убить?
— Вообще я размышлял над тем, с чего начать. Тебе подлиннее или покороче?
— Желательно — поинформативнее, а длина… Без разницы, все равно полночи еще впереди.
— Тебе бы тоже не помешало помедитировать…
— Вот чем быстрее начнешь рассказывать, тем больше у меня останется времени на отдых.
— Хм… Ладно. Я расскажу как можно больше. Но предупреждаю сразу — тебе не понравится то, что ты услышишь.
— Мне много чего не нравится, но раньше тебя это как-то не особенно волновало.
Скептически хмыкнув, Альд снова замолчал. Я же тем временем поудобнее устроилась на узкой лежанке и окинула взглядом свою пустую и темную комнату. Мда, надо бы все-таки тоже как-то ее… украсить, что ли. Хоть мне и не нужен комфорт, но раз уж есть зрение — нужно получать удовольствие хотя бы с его помощью. Но не успела я поразмышлять над возможными вариантами украшений, как подселенец начал свою лекцию.
— В отличие от зомби и мертварей, умерцы были выведены искусственно.
— То есть их специально создали? — на всякий случай уточнила я.
— Да.
— Кто?
— Об этом потом. Для тебя сейчас важно то, что это была попытка создать промежуточное звено между двумя формами — мертваря и лича. Две полярности, между которыми мы пытались найти компромисс.
— Вы?
— Не отвлекайся. Я тебе сейчас объясняю суть будущего противника. Тебе предстоит встреча с некромантом, который когда-то был боевым, но после смерти не восстал мертварем, а сохранил, как минимум, память.
— А это разве не определение лича?
— Нет. У лича на момент обретения посмертной формы личность, сознание и разум — целостны и адекватны. Ну… либо становятся такими, когда проходит первая волна эмоций. У мертваря всего этого нет. Не зная и не помня себя при жизни, он действует инстинктивно, в меру оставшихся физических и магических возможностей защищая себе подобных — другую нежить. Как при жизни — защищал людей. Самое забавное, что работает это только в случае с некромантами. Обычные маги становятся просто очень опасными зомби, используя магию так же, как обычные мертвецы используют ногти и зубы при атаке.
— Это я помню. Но в чем тогда состоит промежуточная форма между тем и этим?
— Как я уже говорил, умерец помнит, кем он был. Но при этом его мышление и восприятие мира извращено, как у мертваря. И это делает его хитрым и опасным противником. Если честно, я удивлен, что умерцев до сих пор не перебили. Они не восстанавливают свою численность привычным для других видов нежити образом.
— Ну, насчет того, что не перебили — как знать… Я об умерцах до сегодняшнего дня вообще не слышала, например.
— Ты много о чем еще не слышала, а видела — и того меньше, — ехидно возразил подселенец. — Но мы сейчас не об этом. Когда мы поняли, что внешняя нормальность скрывает смертельно опасное безумие, на них была объявлена охота.
— Подожди, кажется, ты что-то пропустил. Сначала ты рассказывал о том, что их специально выводили, а потом об охоте. Они сбежали или их отпустили, или еще что?..
— Первая… хм… партия умерцев сразу после принятия посмертной формы показала хорошие результаты в плане самосознания, памяти и мышления. Да, технически они были скорее мертварями, чем личами, но перебирать тогда не приходилось — близилось Третье Вторжение, и нужно было задержать тварей любой ценой. Их распределили в пограничной зоне сектора Хеф, почти вплотную к порталам в срединный мир. Им поручили стягивать к себе беспризорную нежить и направлять ее на чудовищ. Поначалу все так и было…
Альд замолчал. Как обычно, на самом интересном месте.
— А что потом? — не выдержала я.
— А потом, уже во время создания второй партии, до нас стали доходить новости о ненормальном поведении уже созданных умерцев. Часть из них покинула защищаемую область… Их потом ловили в секторе Код, как раз недалеко от той заставы у Дрожащих Холмов, где мы недавно были. Видимо, таким же образом умерцы попали и сюда, в сектор Келеф… Болотистая и слабо населенная местность — хорошее место, чтобы прятаться от охотников хоть до скончания времен… Мда, об этом мы не подумали.
 
— Ты сказал, что сбежала только часть. А что с остальными?
— Остальные… Часть из них — самоупокоилась. А остаток, вместе с собранной ими нежитью, дождался очередной волны вторжения и… — подселенец запнулся, — присоединился к ней, атаковав нас.
В моей голове воцарилось молчание. Мда, аховая ситуация тогда сложилась.
— Я предупреждал о том, что умерцы могут быть нестабильны из-за… перенесенных во время трансформации мучений. Внутренне они не были готовы к этому, как бы ни храбрились внешне. Я просил дать время на наблюдение за ними. Но меня не слушали, всех воодушевил первый успех.
— А что за мучения им приходилось переносить?
— Не думаю, что ты в самом деле хочешь знать подробности этого.
— Нет уж, рассказывай.
— Я… мы называли это контролируемой смертью. Будущий умерец должен был умирать очень медленно, чтобы можно было поймать момент для проведения ритуала и начитки заклинания.
— А для чего это делалось?
— Если говорить очень упрощенно, ритуал фиксировал посмертную форму, а заклинание удерживало душу в теле в момент смерти. Собственно, отличие между умерцем и личем состоит в том, что для первого сначала выполняется ритуал, а затем это заклинание кем-то произносится, а второй делает это сам для себя и в обратной последовательности — сначала заклинание, а потом уже — ритуал.
— Значит, то, что ты со мной делал…
— Да. Это оно и было.
Вспоминая свои ощущения полгода назад, я невольно содрогнулась. Бедные люди. Даже если они были добровольцами. Даже если думали, что готовы к такому…
Но куда сильнее этих печальных мыслей мне не давал покоя один вопрос, ответ на который я и хотела узнать, и боялась этого. Но лучше задать его сейчас, чем потом изводить себя упущенной возможностью.
— Я правильно понимаю, — осторожно начала я, — что ты участвовал в создании умерцев?
— Я их создавал.
Мне стало страшно от этого спокойного, можно даже сказать — показательно безразличного ответа.
— В свое оправдание могу лишь сказать, — добавил Альд, — что на мне был ритуал и начитка заклинания. Пытками занимался не я. А еще — все они были добровольцами, многие — калеками. Мне хотя бы удалось отговорить остальных от идеи проводить через ритуал всех подряд.
— Такое себе оправдание, знаешь ли.
— Знаю. Но это, вместе с пониманием печальной необходимости такой меры на тот момент, позволило мне не сойти с ума самому.
— А вот в этом я бы не была так уверена.
— Я тоже не уверен. Но я предпочитаю так считать.
Подселенец замолчал. А я, глядя на свои подрагивающие скелетированные руки, пыталась понять, почему вдруг меня так задели нелицеприятные факты о прошлом Альда. Как будто я не в курсе, что некромаги в принципе не бывают белыми и пушистыми — работа такая. Как будто я не подозревала, что первые годы после появления Суртаза просто не могли быть настолько светлыми и счастливыми, как их описывают жрецы. Хотя бы потому, что в те времена, если верить рассказам все тех же жрецов, твари шли из порталов почти без остановки, и наш мир тогда выстоял действительно чудом. Которое по большей части состояло из активного вмешательства самого Суртаза и экспериментов его учеников.
— Каким бы чудовищным ни было то, что я делал, — произнес Альд, — тогда это действительно являлось необходимостью. Отчаянные времена требовали отчаянных мер.
— То есть ты не сожалеешь о сделанном?
— О, в моей биографии есть куда более достойные сожаления моменты, — смешок подселенца показался мне каким-то… печально-обреченным. — С моей точки зрения, конечно же. И нет, не расскажу.
Ну вот, я даже подумать об этом не успела. Хотя, хватит мне на сегодня откровений, наверное.