Имперец. Том 3 (СИ)
— Честно признаться, шансов на то, что вы бы этого пациента приняли живым, не было никаких, — проговорил я, возвращаясь к теме разговора. — Наши ребята при нападении на нашей территории, как правило, сначала стреляют, а потом спрашивают: «Кто?». Не Румянцева, так кто-нибудь из силовиков бы его пристрелил, — усмехнулся я. — Но тут, конечно, недоработочка, Твое Высочество. Такого языка упустили.
— Так говоришь, словно ты бы мог сделать лучше, — улыбнулся Иван той хитрой улыбкой, с которой начинаются все неинтересные приключения.
— Ой, вот только не начинай, — отмахнулся я.
— Я еще даже ничего не сказал, — пожал плечами Иван, изображая обиду. — Но хозяина наемников мы не поймали, так что, может, тебе тоже стоит обзавестись охраной?
— Ты еще предложи ходить и оглядываться, — оскалился я. — Нет уж, я лучше навещу весь местный аристократический бомонд и сделаю внушения. Глядишь, еще чего-нибудь интересненького найду, как у Распутиных.
— Алекс, у тебя нет права на насилие, — прищурился Иван. — Это монополия государства. И если в случае с Распутиным на твой визит закрыли глаза, потому что всем это было выгодно, то стоит тебе задеть более-менее незамаранный род, последствия себя ждать не заставят.
— Ты сам-то хоть слышишь, как это звучит? — уточнил я. — «Более-менее»…
— Будем реалистами, чистенькие в условиях высокой конкуренции не выживают, — вздохнул Иван.
Я кинул взгляд на часы:
— Ты если пришел просто лясы поточить, то мне еще надо превозмочь подготовку к зачету. А если у тебя есть конкретное предложение — излагай прямо и не ходи вокруг да около, — сказал я.
Цесаревич чуть дернул щекой. Видимо, Его Высочество не рассчитывал, что его подкрадывания издалека к щекотливой теме будут для меня настолько очевидны. Если бы он еще начал мне рассказывать, что царь — самый зависимый человек в стране, я бы начал беспокоиться, не наследил ли Лев Николаевич из моей прошлой жизни в этом мире.
— Ладно, я действительно пришел не просто пожаловаться тебе на тяжелую царскую долю, — медленно проговорил Иван. — И хоть сейчас наша страна и находится в состоянии покоя, но напряжение неуклонно растет как извне, так и внутри. Ты уже несколько раз спасал мне жизнь и понимаешь, что это невольно делает тебя причастным. И задевает не только тебя, но и близких тебе людей.
— Да-да, с некоторых пор проблемы дома Романовых почему-то начинают становиться и моими, — недовольно вставил я.
— Увы, — развел руками Иван. — И я не могу это исправить, даже если бы хотел.
— Дай-ка, угадаю: но ты и не хочешь? — усмехнулся я, глядя в глаза наследнику престола.
— Не хочу, — кивнув, не стал отрицать тот. — Ты — уникален. Уникален хотя бы тем, что не пытаешься сесть мне на шею и выжать по максимуму из каждой скользкой ситуации.
— Я не красна девица, Иван, чтобы делать мне комплименты, — раздраженно перебил я. — Ближе к сути.
— Ну если совсем близко, то я хочу предложить тебе полномочия.
— М-да? Какие? — спросил я со всем возможным скепсисом.
— Самые широкие, — довольно улыбнулся цесаревич. — Как насчет узаконенного насилия?
Императорский Московский Университет, княжна Дарья Демидова
Демидовы, как Ермаковы, были не большими любителями столицы. Сидели у себя на Урале, считались там за нечто среднее между богом и царем, и приезжали в Москву по редким, действительно важным поводам. Так что в течение учебного семестра с родственниками Дарья общалась преимущественно по телефону.
Не сказать, что это ее расстраивало — отсутствие прямого надзора и контроля на самом деле влияло на девушку скорее воодушевляюще, чем распускающе. Но иногда княжна жалела, что нет возможности поговорить вживую, чтобы воочию наблюдать реакцию собеседника. Вот как, например, сейчас.
— Помнишь, я рассказывала тебе про парня, которого Алексей привел в нашу компанию? — спросила она у князя Демидова.
— Того, который поделил Долгоруковского отпрыска на ноль? Помню, помню, — посмеялся отец на том конце телефона.
— Представляешь, Строгановы считают, что он наш ставленник! — поделилась новостью Дарья.
— И на чем же основана их гипотеза? — удивился Василий Павлович.
— Ну, ходили среди студентов такие слухи, даже не знаю, кто их пустил и зачем, — произнесла Дарья. — А затем наследник Строгановых заявился устраивать сцену запоздалой ревности своей несостоявшейся невесте и увидел ее в моей компании.
— И, конечно же, гениальному сыночку Строгановых этого было достаточно для доказательства, — ехидно проговорил князь Демидов.
— Естественно, — подтвердила она. — Мало того, он угрожал девушке, что пустит ее род по миру!
— Мещане, — брезгливо выплюнул Василий Павлович.
— И вот я подумала, — невинным тоном продолжила свою мысль Дарья. — Если все вокруг уверены, что моя подруга — наш человек, а Строганов начнет мучать бедняжку, может быть, нам стоит как-то проявить себя?
— Однозначно. Я сейчас дам поручение нашей службе безопасности, пусть поподслушивают и поподглядывают, что там этому выскочке пришло в голову, — проговорил отец девушки. — Уму непостижимо. Рвутся к титулу, а ведут себя как базарные бабы в торговый день…
— А что, у них есть повод рассчитывать получить титул в этом поколении? — удивилась Дарья.
— Поверь, даже если бы он и был, мы его сейчас изящно отправим в канализацию, — ответил князь.
Увести у Строгановых в очередной раз титул из-под носа — это дело принципа, дело чести. Но изменить расположение государя непросто.
— Думаешь, у нас есть шансы так их осадить? — озадачилась Дарья.
— Конечно, — фыркнул Василий Павлович, как будто речь шла о лузганье семечек, а не втаптывании политического оппонента в навоз. — Строгановы хоть и пытаются изобразить из себя аристократов и тянутся к титулу, но до сих пор не уяснили одного. Быть благородным — это не просто иметь повышенные льготы и блага, это еще и честь, воспитание, обязанности. Стоит только случайно просочиться тому факту, что наследник рода развязал финансовую войну против девчонки из небогатого рода, кто после подобного станет воспринимать Строгановых всерьез? А если род нельзя воспринимать всерьез, то как давать ему титул или вести дела? Да, у них высокий запас финансовой прочности, он покроет эти репутационные издержки. Но на титул рассчитывать уже будет нельзя.
Княжна Демидова улыбнулась так хищно, что если бы кто-нибудь сейчас ее увидел, подумал бы, что столкнулся с Хозяйкой Медной горы.
— И это прекрасно, — произнесла девушка.
Особняк рода бояр Нарышкиных, боярышня Мария Нарышкина
— Господи, как они мне надоели! — прикрыл ладонью глаза Виктор Сергеевич, выслушав бойкий рассказ дочери об инциденте со Строгановым.
Противостояние Строгановых и Демидовых периодически выходило на новый виток, но сейчас это сложно было даже назвать противостоянием. Скорее — идиотизмом. Ну, или, в случае с Александром Мирным, — самоубийством.
— У Федора запасной наследник, что ли, появился, — недовольно пробормотал боярин. — Вот скажи мне, Маша, почему я вечно должен краснеть перед государем за каждого родовитого дебила в нашей стране? Мне его теперь что, денно и нощно караулить, чтобы Строганов не пересек черту закона, Мирный не пересек весь их род, а государь не пересек мою карьеру? Идиоты…
Мария сочувственно вздохнула, полностью разделяя негодование отца. Правда, в отличие от боярина Нарышкина, ее это все касалось опосредованно. Из чистой женской солидарности.
Мария, конечно, обрела счастливое равновесие с Меншиковым, но вполне себе живо представляла, каково это, когда неприятный мужчина за тобой ухаживает. И хуже того, начинает угрожать после отказа.
Боярышне хотелось лично выцарапать глаза Строганову, настолько сильным было ее негодование. Собственно, именно это и заставило ее рассказать отцу о произошедшем под видом «Папа, сегодня такая смешная история приключилась!».